© Ирина Викторовна Буторина, 2020

ISBN 978-5-4498-2328-1 (т. 3)

ISBN 978-5-4498-2323-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Вопреки обычаям

В детстве Марина считала, что красивее и сильнее её отца никого на свете нет. Те редкие часы, когда он был дома, казались ей большим праздником, несмотря на то, что он детей вниманием не баловал. Наоборот, отстранённость отца от их воспитания создавала в глазах детей ореол его непререкаемой власти и значительности. Это мнение всячески поддерживала и мать. Марина помнила, как подобострастно смотрела на отца её мать, как непрерывно одёргивала их, расшалившихся:

– Тихо, не мешайте папе!

– Папа зарабатывает деньги, поэтому редко бывает дома, – оправдывала отца мать, отвечая на их расспросы: «Где отец?»

Когда Марине надо было что-то попросить, она обращалась к матери, а та, чтобы не уронить авторитет отца, говорила ей: «Надо с отцом посоветоваться. Как отец скажет, так и будет». Просила ли она этого совета или нет, было неизвестно. Быстрее всего, она по мелочам к мужу не приставала, но в глазах детей отец был кем-то вроде бога, которого никто не видит и не слышит, но все его боятся и слушаются. Отец был богом ещё и потому, что только он всё мог, только он привозил в дом подарки и все удивительные вещи: от кастрюли до телевизора. Красивое розовое платье с перламутровыми пуговками, которое купил ей отец, она считала лучшим в мире. Ещё Марина очень гордилась тем, что все окружающие всегда подчёркивали её сходство с отцом.

– Наша кровь, – приговаривала бабушка Лейла, поглаживая её по головке, – такая же красивая, как папа и дедушка.

– И как бабушка, – вставляла Марина свою любимицу в список красавцев в их роду.

Она была на седьмом небе, когда в её первый, десятилетний юбилей отец, протягивая ей в подарок большую куклу, смешно хлопающую глазами, сказал:

– Возьми, это тебе, красавица моя.

Когда на свадьбах у родственников отец танцевал лезгинку, дочь не отрываясь смотрела на него, и ей хотелось во всё горло кричать: «Посмотрите, какой у меня папа!»

Маму она любила, но как-то по-другому. Если отцом она восхищалась, то мать жалела. Та много работала по дому, ничего не прося взамен, но, главное, Марина своим детским сердцем понимала, что мать любит отца, а он её нет. Ей всегда хотелось принарядить мать, сделать ей причёску, накрасить ей губы, чтобы отец, увидев такую красавицу, влюбился и всегда был рядом. Однако, когда мать сама предпринимала неловкие попытки как-то себя приукрасить, дочке становилось ее ещё жальче, так нелепы и безвкусны были её наряды. Даже платья и костюмы, которые одно время отец регулярно покупал жене, сидели на матери как-то коробком, не украшая, а, наоборот, подчёркивая все недостатки её коренастой фигуры. Жалея мать, дочка прощала ей то, что брата та любила больше. Эту однобокую материнскую любовь Марина ощущала постоянно. Мать всегда отдавала ему лучший кусок (он же младший), она никогда не заставляла его делать грязную работу (он же мужчина), ей первой доставалось за все его шалости (ты старшая, куда смотрела). С появлением брата она вообще, как бы и ребёнком быть перестала. Ребёнком был он, а она его нянькой. Марина воспринимала всё это как должное. Она действительно чувствовала себя старшей и почти второй мамой. Как тут обижаться? Доля у женщин такая. Про женскую долю она постоянно слыхала от матери. Когда Марина была поменьше, она спрашивала у мамы, что такое «доля» и почему всё в этой жизни мужчинам, а женщинам только эта самая «доля» досталась.

– Вырастешь – поймёшь, – отвечала мать, – что сейчас об этом говорить? Ты должна навсегда запомнить, что мужчина – это господин, а мы, женщины, – его рабыни и всё надо делать так, как он пожелает.

– А если я не захочу так, как он, тогда что?

– Тогда тебя никто замуж не возьмёт, а если возьмёт, то через некоторое время назад родителям вернёт, а это большой стыд для всей родни, не только для тебя.

– А можно вообще в этот самый замуж не ходить? Нам на истории говорили, что рабов уже на свете нет и рабовладельческий строй отменён давным-давно.

– Отменили, доченька, но только для мужчин, а женщина как была рабыней, так и осталась. А не пойдёшь замуж – будешь не только несчастной и одинокой, но и люди уважать тебя не будут.

– Странно, – не унималась Марина, – а вот Спартак воевал с рабовладельцами, а его все уважали.

– Глупая ты ещё, что ты себя с мужчиной сравниваешь? Аллах сотворил мужчину, а потом сделал ему из ребра женщину. Вот и получается, что женщина – собственность мужа, раз из его ребра сделана. Так и по нашим горским законам получается, что женщина – собственность мужа.

– Почему же тогда во всех фильмах мужчины с ног сбиваются, чтобы понравиться женщинам, если она их собственность? – упрямилась Марина. – Подарки всякие дарят, цветы, говорят им всякие красивые слова…

– Эти все фильмы про других женщин. Ты про кавказских женщин видела хоть один фильм?

– Видела, – обрадовалась Марина, – «Кавказскую пленницу». Мы с бабушкой ходили и весь фильм смеялись. Там девушка – комсомолка, спортсменка и просто красавица – так этими мужчинами крутила, только держись! Я тоже так хочу.

– Что с тобой говорить? Я тебе одно, а ты другое. Поумнеешь – поймёшь сама.

Единственным человеком, который понимал Марину, была бабушка. Слушая увещевания невестки, она помалкивала, а потом наедине говорила Марине:

– Если будешь вести себя как рабыня, то и быть тебе в рабстве всю жизнь с мужем. Он тебя не любить, не уважать не станет, а сумеешь себя поставить – всё будет нормально.

– А ты, бабушка, умела себя с дедушкой поставить?

– Мне не приходилось этого делать. Мы с дедом любили друг друга, а когда любят, то всё как-то само собой получается.

– И что, ты им могла командовать?

– Нет, не могла, да и не надо было это мне. Он умный был, всё и правильно делал, всегда чувствовал, если мне что-то не нравится.

– Бабушка, а он что, святой был? Мы тут недавно про святых тему проходили. Одна девочка, русская, встала и спросила учительницу: «Святые ходят в туалет?» Так её чуть из класса не выгнали.

– Ну тебя, Маринка, с твоими глупостями, – смеялась бабушка. – Дедушка был нормальный, только очень хороший, вот и всё.

– И красивее нашего папы?

– Ну уж куда красивее! – улыбалась польщённая Лейла. – Но тоже очень симпатичный, только инвалид.

Про Руслана она могла говорить часами, и с её слов получалось, что лучше его на свете никого не было и не может быть. Поэтому, когда Марина узнала, что Руслан не её родной дедушка, она была просто в полной растерянности.

– А как же дедушка Руслан, он-то где в это время был?

– Он уж потом появился, уже после, когда моего Магомета не стало и когда Степан Иванович умер.

– А это кто ещё такой? – ещё больше удивилась внучка.

– Мой второй муж. На самом деле он и не муж был вовсе, вроде как отец, старенький, он меня спас.

Это потом уже, будучи взрослой, Марина от отца узнала трагическую судьбу своих родственников, а тогда из разговоров с бабушкой она поняла, что муж должен быть красивым, но строгим, зарабатывать деньги и кормить семью и может уйти из семьи только на небеса. Но на небеса ушла бабушка, а вслед за ней из семьи ушёл и её красивый, совершенно здоровый папа. Смерть бабушки была шоком, хотя к ней уже все были готовы. Уход отца потряс семью. Ещё при жизни бабушки он стал всё реже бывать дома, а мать стала всё чаще и чаще плакать. Однако тот день, когда он заявил, что уходит из семьи, Марина запомнила навсегда. Когда отец, выскочив из дома и не прощаясь, быстро уехал, Марина подумала, что произошла очередная размолвка из-за редких визитов отца домой, но, когда на крыльцо дома вслед за отцом выскочила мать и побежала за машиной, крича: «Нет, нет!», стало ясно, что случилось что-то страшное. Вернувшись домой, мать молча прошла в свою комнату и легла на постель, устремив взгляд в потолок.

– Мама, что случилось? – вбежали в комнату дети.

– Отец ушёл от нас, – сказала она и замолкла, по-прежнему глядя в потолок. Ни слёз, ни рыданий, ни ругани и причитаний, только этот отрешённый взгляд, устремлённый вверх. Ни перепуганные дети, ни блеяние голодных овец, ни пришедшие по просьбе Марины бабушка и дедушка не могли заставить Асет взять себя в руки. Она лежала и смотрела в потолок.

– Может быть, врача вызовем? – робко предложила бабушка – тихая, полностью подчинённая мужу женщина.

– Какой врач? – грозно рыкнул дед. – Зачем он нужен? Чтобы сплетни по селу разносить, что у меня такая плохая дочь, что от неё муж ушёл? Пусть не дурит, а приходит в себя и занимается детьми. Если старый не вернётся, я ей нового мужа найду.

Марина с детства знала, что брошенная мужем чеченка – большой стыд для её родни. Мужчина всегда прав, и если бросил, значит – жена виновата.

Оставив пожилую одинокую тётку в доме Асет, дед ушёл, на прощание сказав Марине:

– Вот, смотри, к чему дурацкая любовь приводит. Послушалась бы меня – сейчас была бы у неё надёжная семья и муж. Не отступай от наших законов. Жди, когда тебя родственники мужа выберут.

От деда пахло овчиной его огромной папахи, невысохшим гуталином высоких сапог и чем-то ещё, затхлым и непонятным, поэтому, когда он ушёл, стало легче. Марина с братом и тёткой три дня, пока мать лежала без движения, изредка только слезая с кровати по нужде, возились со скотом и поддерживали нехитрый порядок в доме. Время от времени дочка с надеждой заглядывала в комнату: «Как там мать?» Та же допускала к себе только сына, но и с ним не разговаривала, а медленно гладила по голове, думая о чём-то своём. Этот молчаливый протест матери был хуже, чем бурное проявление горя. Он давил и не давал покоя. Когда через три дня мать встала, Марина с удивлением увидела на её подушке пряди её чёрных волос.

– Дай гребень, – попросила мать, распуская косу.

Когда на гребне повисли длинные волосы, а голова матери на глазах лысела и седела, испугались все.

– Это от горя, – шепнула тётка Марине. – Надо было её врачу показать, может быть, таблетку какую-то выпишет. Видишь, волосы выпали.

– Это всё дед. Бабушка говорила, что нужен врач, – сердито ответила Марина, не любившая деда.

– Никто не нужен, отрастёт, да и так хорошо, – сказала Асет и, завязав платком вмиг оплешивевшую голову, ушла во двор чистить овчарню.

Беда, пришедшая в дом с уходом отца, вышла, как её ни скрывали, за ворота дома, и пошла молва гулять по селу.

– Мариночка, а что, вас отец бросил? – останавливали её на улице соседки-казачки. – Вот подлец, все они сволочи, – говорили они вслед удаляющейся девочке.

Чеченки молчали, но Марина часто ловила на себе их неодобрительные взгляды. В школе – отличница и активистка – Марина была бессменной старостой класса, верной помощницей классной руководительницы и грозой лентяев. Теперь стоило ей что-то сказать, ей кричали в лицо:

– Нашлась начальница, иди лучше папашу своего поищи!

Всё это длилось до тех пор, пока Марина, озверев от горя и обид, не набросилась на одного из насмешников. Она была самой высокой и крепкой в классе. Злоба и обида удесятерили её силы, и, свалив обидчика на пол, Марина била его ожесточённо и безжалостно. Остальной 5 «Б» замер в оцепенении, глядя на эту драку. Их разняла учительница русского языка – их классная руководительница, прибежавшая в класс на шум. Раиса Алексеевна была ещё классной руководительницей у Марининого отца и относилась к нему с большой симпатией.

– Марина, я не спрашиваю, за что ты подралась с мальчиком, но меня удивляет, почему ты, такая разумная девочка, решаешь свои проблемы кулаками? Твой отец никогда себе такого не позволял, – выговаривала учительница, отведя Марину в кабинет русского языка.

Она часто вспоминала Гейдара, и если раньше Марине это очень нравилось, то теперь она буквально взорвалась.

– Он и тогда предателем был?! – закричала девочка, и её огромные глаза от злости стали чёрными.

– Ну что ты, девочка, каким предателем, он был хорошим товарищем, честным и порядочным.

После этих слов Марина поняла, что до учительницы ещё не дошли слухи о проблемах в их семье.

– Зато теперь он непорядочный: он бросил нас, – с вызовом сказала Марина.

Ей мстительно хотелось, чтобы человек, который так уважал отца, осудил его. Её душа не принимала такой несправедливости. Почему мать, а не отца винят в том, что произошло? Ведь это он нашёл в Грозном нехорошую русскую. О том, что отец бросил их из-за какой-то русской, Марина узнала от матери, которая ещё до развода пыталась узнать, к кому ушёл отец, и поехала в город. Словоохотливая вахтёрша общежития, где жили Гейдар и Лариса, выложила Асет свои соображения:

– Да уж, нашёл он себе лярву, проб ставить негде. Конечно, шикарная, но ведь весь город через себя пропустила, я-то уж знаю. Я тебе так, подруга, скажу: ты их сейчас не трогай. У них сейчас самое это самое, а вот пройдёт немного времени – он сам разглядит, да и бросит её. Я тебе точно говорю.

Асет не послушала её и до самого вечера ждала мужа во дворе общежития. Они приехали, когда уже смеркалось, и прошли мимо её лавки, погружённые в своё счастье, источавшее какой-то неведомый ей аромат. При виде этой парочки Асет, с завязанной косынкой лысой головой, в стоптанных запылённых туфлях, в широкой растянутой кофте, почувствовала себя лишней и никому не нужной нищенкой. Проводив взглядом удаляющуюся пару, она, раздавленная и отрешённая, побрела домой. Автобусы в Боевое уже не ходили, и ей пришлось идти домой всю ночь. Против развода, быстро организованного Гейдаром, она возражать не стала, но проклятия в адрес коварной разлучницы русской она повторяла как заклинание, не стесняясь ни детей, ни родителей.

– Марина, извини, я ничего не знала, – извинялась ошарашенная новостью классная – книжная дама, как большинство преподавательниц русского языка. – И всё же ты не должна строго судить отца. Возможно, он полюбил, и это любовь его заставила так поступить.

– Что это за любовь такая, которая заставляет детей бросать? – не унималась Марина.

Учительница хотела было рассказать девочке про Анну Каренину, яркой любви которой она втайне завидовала, но вспомнила, что этот роман не входит в программу пятого класса.

– Да, это такое чувство, ради которого на многое можно пойти, – сказала она, вздохнув.

Сама же она в своё время ради любви не смогла даже переступить через условности и выйти замуж за бывшего одноклассника, который, как внушила ей мама, был ей не пара, так как не имел высшего образования. Больше руку и сердце никто не предлагал.

После той памятной драки Марину в классе больше никто не дразнил, но с той поры в её детском сердце поселилась обида на русских женщин и глубокое убеждение, что очень стыдно быть брошенной женой. Потом потянулись тягостные дни в доме, который покинуло счастье. Дом без бабушки и отца стал безрадостен и угрюм. Асет практически забросила домашнее хозяйство и замкнулась в себе. Марина с поселившейся у них тёткой с трудом справлялись с навалившимся домашним хозяйством. Руслан старался большую часть времени проводить у родителей Асет на другом конце села.

– Что значит мужчина, не хочет в горе жить, – прокомментировала этот факт тётка.

По законам Кавказа женщина не должна жить одна, и родственники стали искать Асет пару. Все потенциальные женихи были или стары, или обременённые большим количеством детей. Асет, выслушав очередное предложение, отвечала:

– Не надо, я сама найду себе мужа.

– Ты одного уже себе нашла, – ворчал отец, – где он?

Соседка, казачка Алефтина, посоветовала ей пойти работать на новую стройку. В селе начали строить птицефабрику, крупнейшую в республике, а людей для этой стройки в небольшом селе не хватало.

– Иди, Ася, иди, там сейчас маляры нужны, – уговаривала Алефтина соседку. – Ты женщина умелая, работящая, справишься. Как без работы? Муж пока платить не отказывается, а потом ищи-свищи ветра в поле, а у тебя кусок хлеба свой будет.

Родственники подозрительно относились к идее работы Асет. Мало того, что по чеченским обычаям женщина не должна находиться среди чужих мужчин, которых на стройке было большинство, но и работа маляром, согласно этим же законам, была для женщины постыдна. Женщина могла иметь только женскую профессию – воспитателя, учителя, медработника, все остальные виды работ были неприемлемы. Однако в селе такой работы не хватало даже для тех женщин, которые имели подходящее образование. Асет же так и осталась с аттестатом об окончании средней школы. И всё же она решилась и через пару месяцев, имея большой опыт домашнего строительства, хорошо освоила малярное мастерство, которое оплачивалось значительно выше, чем работа техничкой в школе, куда её звали. Ещё через пару месяцев Асет привела в дом дядю Толика.

Дядя Толик был балагур, весельчак и бесшабашный пьяница. Выпив, он усаживал Асет около себя и принимался рассказывать свои боевые походы, начиная их с одной и той же фразы:

– Да, Аська, жизнь меня трепала, трепала, да не дотрепала. Я потомственный кубанский казак, не вам, чуркам, чета. Прошёл Крым, Рим и медные трубы.

После этой фразы шли откровения про то, что ни одно из многочисленных мест, где побывал лихой казак Толик, не обходилось без его активного участия и его редкой смётки.

– Да, Аська, чуть чего – бегут прямо ко мне. Мол, Толян, помоги. А я чего, конечно, помогал, как не помочь, если люди не справляются? Это я сейчас бетон мешаю, так это временно. Мне начальник уже говорил, мол, скоро выйдет тебе, товарищ Чебыкин, должность.

Асет, не привыкшая к вниманию мужа, слушала Толика, глядя на него во все глаза. Верила она ему или нет, или ждала того сладостного момента, когда он, дойдя до определённого градуса, привлекал её к себе и, не стесняясь детей, целовал в губы жадно и смачно. После этого он тащил её на руках на мужскую половину, откуда потом долго доносилось его сопение, скрип кровати и стоны матери.

Первый раз, когда Марина услыхала эти стоны, хотела кинуться в комнату спасать мать от садиста Толика, но случившаяся тут тётка остановила её:

– Не мешай, это она не стонет, а смеётся.

Действительно, после очередных стонов Асет ходила как именинница, раскрасневшаяся и помолодевшая, а Толик добавлял ей веселья, похлопывая по её широким, низко посаженным ягодицам. В первое время Асет одёргивала его за такие ласки, а потом привыкла и даже радовалась им.

– А что такого? – отбивалась она от выговоров тётки. – Меня Гейдар за всю жизнь даже за руку не потрогал, а этот всю зацеловал.