Их немного. У нас – всего один, у них двое. Их старший и наш единственный стоят поодаль – впервые в этом году они встретились на даче, и разговаривают. Доносится что-то вроде: «… ты, блин… я, блин…». Мы, четверо, родители, тоже разговариваем, посматриваем на них. Все происходит на улице около нашего дома, в садоводстве это называется «линия».
Когда-то наш мальчик топал по этой линии на кривеньких ножках, а будущего друга провозили мимо в коляске. Тогда мы с его мамой и посвятили их в друзья – других детей такого возраста на линии не было. И, как ни странно, задуманное удалось. Вся дача прошла вместе, потом выросли, теперь – долгие ночные разговоры по телефону, приходят друг к другу, сидят за закрытой дверью в комнате, ходят играть в бильярд. У Ромы уже есть постоянная девушка, но негде жить. У Алеши есть, где жить, но нет девушки.
Они разные, и воспитывали их по-разному. Когда Ромке было семь лет, у него появился брат, кроме того, возникли семейные проблемы. Я же всю свою энергию отдала единственному ребенку. Сидела с ним, делая уроки, водила на английский, боялась, если будет плохо учиться, не поступит в хороший институт. Помню, зубрили неправильные глаголы, ссорились, даже дрались, запущенные вверх тормашками учебники летели через всю комнату. Про музыкальную школу вообще молчу. Каждый раз, одержав над ребенком победу, заставив что-то сделать или выучить, чувствовала не то укол, не то укор совести – в этом было насилие. Уговаривала себя: ну, а как иначе, страшно ведь, как же он будет жить, если не выучится, иначе ведь нельзя?
Ромка – иллюстрация, как иначе. Никто с ним не сидел, ничего делать не заставлял. Результат – провалялся всю школу на диване, поедая булку с вареньем, учиться вообще не может, на второй странице любой книги засыпает, хотя и пропихнули его родители, спасая от армии, в какой-то химический институт, и они с отцом до сих пор (а Рома на пятом курсе) варят на даче забор и оказывают разные строительные услуги женщине из деканата, которая отслеживает, чтобы в Роминой зачетке своевременно появлялись положительные оценки. Зато Рома может разобрать и починить любой автомобиль, да и, вообще, он хороший мальчик.
Алеша наш мальчик тоже неплохой, где-то к классу восьмому в учебу он все же втянулся, поступил на факультет вычислительной техники, теперь – программист, занялся бизнесом, что-то понемножку получается, с виду доволен, уверен в себе.
Ромкины родители считают Алешу умным мальчиком и ставят Ромке в пример. Они чувствуют перед Ромой вину – сразу после рождения младшего сына у отца появилась другая женщина, он собрался было из семьи уходить, но усовестился – двое детей, младший совсем маленький, в общем, остался, так и прожили, так и теперь живут. Теперь уже, кажется, Ромкиному отцу просто лень менять шило на мыло, он перестал на что-либо реагировать, купил себе хороший велосипед, лодку, та же другая женщина присутствует на работе. Мама Ромки тоже все это вытерпела и терпит «ради детей», считает себя мудрой, и все же смотрит на Алешу и, кажется, думает, что, вот, мальчику в нормальной семье уделяли достаточно внимания, вот он теперь и стоит на ногах, а с нашим-то что будет?
Я же, глядя на сына, наоборот, вздыхаю. Вырос и накачался, но как и раньше, когда был маленький и слабый и боялся старшеклассников, отнимающих в туалете деньги, так и теперь боится, что его бизнес закончится, и он снова будет бояться. Страх, обуревавший меня, когда я его заставляла учиться, перешел теперь и к нему.
Мой друг Егор, определив детей когда-то по тем же причинам в суперсложную математическую школу, боялся, что они там не выдержат, но еще больше он боялся, что они не будут. Другая женщина заставляла когда-то своего сына в воспитательных целях сварить и съесть картофельные очистки, потому что боялась, что, безобразно чистя картошку, он не вырастет добросовестным тружеником. Теперь она боится, что он ей этого никогда не простит. Моя подруга Маша считает, что не может ничему научить своих детей, потому что сама в жизни ничего не понимает. Она говорит, что всегда жила не просто, а во имя какой-то цели, посвящала жизнь какой-то одной идее, и в этом была ее ошибка.
Я смотрю на Рому и думаю, что крепкая нервная система, действительно, самое главное, тем более что заборы в нашей стране всегда найдутся… С другой стороны, как же без цели, мыслимое ли дело просто существовать? Только почему же стремление к цели у нас всегда сопровождается страхом?
Все чего-то боятся: бабушка боится, что сосед украдет у нее доски из-под пола, боится пустой лестницы, боится, когда по лестнице кто-то идет, боится, что грабители на улице «подобьют» ей ноги, боится, что неудобно, боится, что заставят жить по-другому и все нам запретят. Мой муж боится не успеть, Егор тоже этого боится, Маша боится выбора, другая подруга Таня боится возраста, знакомый Володя панически боится, что не будет работы. Я теперь боюсь, не навязываю ли я окружающим, в особенности сыну, своего мнения, я боюсь еще, что подумают то, чего не было, но могло показаться. Еще больше я боюсь, а вдруг, все же было, и те, которые подумали, были правы.
Я смотрю на мальчиков: когда-то я посылала их фотографию другу Тоду в Канаду, и он спросил, что эти мальчики собираются делать со своими жизнями. Ромка «бомбит» пока на машине, зарабатывая карманные деньги. Наш Алеша с важностью утверждает, что ему нравится «управлять процессами»: просуществовав все сознательное детство рядом с находящимся дома предприятием, он не хочет идти в наемники. Что они оба будут делать потом?
Вот и стоим мы, смотрим на свое немногочисленное потомство, нас мучают неуверенность, страхи и разнообразные проблемы, когда-то мы сумели напрячься и произвести их на свет, а теперь мало что можем им посоветовать, самих бы кто научил. А они уходят в дом смотреть телевизор, слушать свое щелканье и смотреть бессвязные картинки клипов, и мы только слышим из окошка их смех и неизменное «…ты, блин… я, блин…».
2004
Нет больше в мире душевных песен, а только пародии на них, нет больше романтиков в мире, а только менеджеры, умеющие добывать деньги. Последний романтик сидит в будке на автостоянке на окраине Сиэтла, продает подержанные машины, а в перерывах между клиентами ходит по Интернету и пишет мне письма.
Он появился в моем компьютере в момент большого облома, когда книгу, публикации которой я уже не ждала, взялись-таки печатать на условиях, что я от нее откажусь; западные друзья, которые, как я ожидала, кинутся меня защищать, промолчали, и, отвергнув подлое предложение, я сидела на кухне на полу на закатанном ковре (мы тогда только что переехали) и горевала, погоревав, подходила с надеждой к компьютеру, а в ящик его поступали не серьезные и важные письма, которых я ждала, а открытки, записки и шуточки от Байрона Дейли.
Большой и маленький миры поменялись местами: в большом мире сплетни, как на коммунальной кухне, разговоры о товарах и ценах и тому подобная муть, а личный мир расширился, простерся за океан, можно обсудить с американским приятелем глобальные проблемы, выслушать (вернее, прочитать по email) его пламенный монолог об устройстве будущего (не своего, а – целого мира).
Откуда знаешь, что будет потом: подписывая контракт с западным издателем, не подумаешь, что он – кидала; молодой миллионер, неотразимый, как Хью Грант, морской пехотинец, прошедший Вьетнам, только усмехнется, если ему сказать, что он будет жить на пособие, нелегально работать на автостоянке, чтобы платить за жилье, что разбегутся все его жены и прочие красавицы, разве что забредет в будку видавшая виды черная проститутка.
Можно, конечно, вопрошать «почему» и сетовать на то и на это; просто времена – не для безбашенных гуляк, надо уважать сухую цифру, а не носиться с бешеной скоростью в открытом «Порше», посылая дорожную полицию американским матом.
Вот и докатался и не отследил, не скинул вовремя сомнительные контракты, а когда спохватился и попытался избавиться от них через обанкротившийся банк, тут его и сцапали судебные приставы с глазами, как заклепки, и упекли голубчика в тюрьму, и накрылась медным тазом его удача.
А теперь что же, теперь остается лишь вспоминать, как ходил по Карибам на яхте, да травить семейные байки про дедушку-гангстера из Детройта, рассуждать о необходимости российско-американского альянса против террористов для спасения мира, или, хоть и редко когда пожаловаться, как он зол, и как ему бывает грустно.
И каждый вечер, только я выйду в сеть, он уже тут как тут. Я до последнего сопротивлялась, не хотела ввязываться в пустопорожнюю болтовню, но, в конце концов, купилась на шутку о карлике, которого прогнали с нудистского пляжа за то, что совал нос в неположенные места, и расслабилась, и рассказала про свои обстоятельства, зная заранее, что уж этот-то не поможет.
А с другой стороны, почему кто-то должен мне помогать? Это советская привычка, что ты – весь такой убогий и несчастный, и тебе все должны. Куда как приятнее жить, как живется, делать, что делается, и не почему-то, а просто.
И какая, в конце концов, разница, миллион читателей, или сто, или даже один, если он так проникся.
Так и пишем каждый день, у кого что: у кого-то на ланч чипсы и сэндвичи из тунца, а кто-то варит суп из крапивы, которую собрали на даче. Шлет газетные статьи, которые мне некогда читать, все же просит: «прочти», говорит, что не длинные, не с кем больше поделиться. Иногда фантазирует: вот приеду в Россию, организую трудящихся в профсоюз и буду бороться с русской мафией (русская мафия прямо умерла от страха). Мечтает приплыть на алых парусах к бескорыстной русской красавице, которая полюбит его за его бурную жизнь. Но поскольку с деньгами на паруса напряг, письма уже пять лет, как пишутся мне, ну, разве устоишь против подобного постоянства.
Вот, собственно, и все. Если не получается, что хочется, бери, что дают, убеждай себя, что и оно неплохо. Все дороги куда-то ведут, что-нибудь да будет, даже если разбились мечты, будь, читатель, неприхотлив и не вешай носа.
2004
Это только кажется, что свобода, и можно делать все, что захочешь, на самом деле существует жесткая структура с ограниченным числом ячеек, в которых можно разместиться.
Работать можно торговым агентом или менеджером по продажам, если окончил институт, телохранителем или охранником, если спортсмен, моделью или в видеочате, если девушка, на рынке, водителем маршрутки или торговать дисками в переходе, если ни то, ни другое, ни третье.
Утром можно вдыхать аромат чая «Липтон», наслаждаться восхитительным кофе «Чибо», а если захочешь выпендриться и заварить, скажем, настойку из одуванчиков, очень скоро узнаешь, что и это уже схвачено фирмой «Эвалар – здоровья дар», которая рекомендует эту настойку всем для улучшения всего.
Читать можно триллер, иронический детектив, дамский роман, всякую фигню про гоблинов или эзотерическую литературу.
Пить можно «правильное пиво» или «пиво с мужским характером».
Слушать можно «Шансон», если с цепью и усами, «Ретро», если с лысиной и морщинами, «Динамит», если бритый или с проколотым животом.
Поехать отдыхать можно на неделю в Турцию или в Египет, а если захочешь выделиться и убежать куда-нибудь в отечественные леса, там тебя, все равно, настигнет группа паломников, движущаяся по маршруту Муром-Дивеево с намерением прикоснуться к истокам.
О проекте
О подписке
Другие проекты