Декабрь 2020 года. Станция метро Петроградская
На официальной карте Питерского метрополитена станции «Ботаническая» не было. Правда, не случись трындец, метро в Питере обзавелось бы собственным кольцом, частью которого эта станция, вместе с соседней Сампсониевской, и должна была стать. Туннели к ней, как со стороны Выборгской, так и от Петроградской, были готовы, гермоворота стояли на своих местах, коммуникации подведены. Технические помещения были введены в эксплуатацию прямо перед катастрофой, так что была тут и вода и освещение. Сама станция, правда, числилась в долгостроях, была до жути неуютной, для жилья по этой причине непригодной, да и далековато от обжитой Петроградской расположенной. Поначалу тут попытались устроить огород, но дело не пошло. Короче, для склада она подходила идеально. Как и для того, что задумал Виктор.
В тот момент ему можно было все. Станцию в свое распоряжение? Да какой вопрос? Платформа огромная, места всем хватит! Оборудование туда перенести? Да, господи, жалко, что ли? Все равно оно никому, кроме него, и не нужно! Отгородить его стенкой? Да и это не сложно, материалы бросовые, на все хватит. И чем бы дитя не тешилось… Отдельное освещение для кактусенка? Ну… А! В конце концов, надо же и уважить парня, ведь всех нас спас!
Виктор прекрасно понимал, что от него просто отмахнулись. Да и пес с ними! Пусть там думают, что хотят, ему-то что? Он получил желаемое, и это главное.
Виктор с любовью осматривал оборудование. Многое было ему не знакомо, что-то он никогда не сможет использовать. Но большинство приборов вполне могли ему пригодиться. И он с нетерпением следил за работами, предвкушая, как запрется тут, и…
Странно, а ведь он никогда не увлекался исследованиями. И на биофак он пошел только из-за родителей: как же, сын, продолжатель династии. Дочка-то их уже успела кинуть, подалась в педагогику. А Виктору просто было все равно. И на отца, который и дома с маниакальной увлеченностью колдовал над своими пробирками, он смотрел как на помешанного.
– Иди сюда, смотри, – отец вытянул впереди себя пробирку с торчащим из нее ростком. – Сейчас я тебе покажу маленькое чудо! Та-ак, а теперь мы задернем шторы…
– Видишь?
Росток, совсем недавно бодро торчащий вверх, вдруг ожил: то увядал, то вновь пытался приподняться, закручивался вокруг пробирочного горлышка.
– А теперь добавим немного света… Самую малость.
Мужчина отодвинул занавеску, капельку, совсем чуть-чуть. И росток тут же отреагировал, потянулся на свет.
– Вот!!! Ты понял, что это значит?
Само собой, Виктор, тогда еще Витюшка, ничего не понял. И чего тут радоваться? Но послушно мотнул головой.
– Растения, они как люди, все видят и все замечают. Только не так, как мы. И реагируют медленнее. Любой цветок, деревце к свету потянутся, но только все это не сразу будет. А этот малыш реагирует моментально. И света ему надо совсем чуть-чуть. Понимаешь, что это значит?
Витя не понимал, поэтому помотал головой. Отец засмеялся.
– Эх, мал ты еще, да… А вот представь. Кто-то заблудился в пещере или авария какая. И ни фонарей, ни огня, и выход есть, а где он – никто не знает. А Огонек легко укажет путь!..
Мужчина поманил ребенка к себе.
– Иди-ка, что еще покажу.
А вот это было уже интересно: к столу с микроскопом мальчику подходить было строго-настрого запрещено.
– Вся вселенная когда-то возникла из одной маленькой клеточки. Поэтому все мы братья-сестры, и люди, и животные, и растения. Части одного мира. И если вдруг у человека получится соединить все эти части вместе, это будет совсем новый мир, без болезней и, наверное, без смерти…
Отец ушел из жизни очень рано. Все его исследования оказались никому не нужны, время было такое. Да и вообще, все это казалось смешным и несущественным. Как раз для номинации на Шнобелевскую премию. Отец вынести этого не смог, угас. Тихо и незаметно.
А самому Виктору потребовалось пережить Катаклизм, оказаться запертым под землей, попасть к Царице, чтоб однажды произнести: «Папа, а ведь ты был прав»…
Обидно было, что поделиться своими соображениями он ни с кем не мог. Кому это интересно? Пинцету? Или Люсинде? Да плевать они на все хотели.
И еще: ему катастрофически не хватало знаний! «Истина где-то рядом», вот только бы знать еще, как она, эта истина, выглядит и с чем ее едят. Пока же Виктор абсолютно не знал, с чего начать и что должно получиться в конце. Последнее его особенно раздражало.
Идея пришла неожиданно…
– Дим, а не хочешь со мной в город прогуляться?
– Ха, что, песики проголодались? Увольте, меня роль бифштекса не прельщает. Да и с моей ногой много не находишь.
– Собачек не бойся, я рядом буду, а меня они не тронут.
Не тронут, Виктор был в этом точно уверен. Как и в том, что сможет защитить попутчика.
– Нет, я сказал. Не пойду. Меня и тут неплохо кормят!
– Пойми. Мне очень надо. А одному идти, сам понимаешь, стремно. С группой? Так они меня только до места доведут, и по своим делам. А мало ли что?
– Тю-у… Да Витюшенька-то у нас испугался!
Знал бы сейчас Пинцет, сколько сил стоило Виктору не послать того ко всем чертям! Еще издевается, гад.
– Если скажу, что испугался, тебе легче будет? В городе не только зверушки неведомые, но и дома разрушенные, стены падающие. Страховка нужна. Мне просто обратиться больше не к кому, Дим.
– А что тебя вдруг на улицу-то потянуло? Не сидится на станции – запишись в отряд, экскурсии для наших, как его, это, сталкеров никто не отменял пока.
– Мне к себе домой заглянуть надо.
– Опа! Странный приступ ностальгии. Но это без меня, уж извини, и это мое крайнее слово!..
Слово оказалось совсем не крайним, и в конце концов здоровый авантюризм победил.
Ильич поначалу заартачился: как-никак, а Митяй – единственный на всю станцию доктор, и случись что с ним… Потом вдруг неожиданно согласился. Возможно, вспомнив про «квалификацию» этого самого доктора. Но с условием: до места они пойдут вместе с группой Волкова и возвращаться тоже будут вместе с ними. Короче, лучше и придумать было нельзя.
В путь вышли на следующий день, в сумерках. Им, отвыкшим от дневного света, дневное солнышко теперь было противопоказано.
– Караваев, не забудь: вверх не смотреть, голова отвалится.
– Да ладно, что я, неба не видел?
Конечно же, он не удержался. И тут же свалился на карачки, отбив колени и чуть не подавившись рвотными массами. Сдержался с трудом, только потому, что вымазаться по уши остатками ужина – перспектива незавидная.
Волков помог Митяю подняться, а потом еще какое-то время тащил его за собой. Пинцет, когда чуток оклемался и избавился от опеки сталкера, так увлекся разглядыванием постъядерного пейзажа, что чуть не отстал, за что получил увесистую оплеуху от одного из бойцов. Лазарев на поверхности был не новичок, но в этой части города никогда не был, поэтому тоже вертел головой в разные стороны.
До родительского дома идти было всего ничего, странно, что Виктору раньше не пришло в голову наведаться туда. Он даже не знал, цел ли тот, не напрасная ли трата времени это его путешествие.
Если для Виктора, то для него самым сложным оказалось перейти на противоположную сторону проспекта: автомобили, легковые, грузовые, наши, скромненькие и непрезентабельные, и дорогущие иномарки – все они скучились так, что свободного прохода между ними, казалось, не найти. И в каждой машине – по скелету. И, иной раз, не по одному. Виктор вдруг представил, как в полнолуние все эти мертвецы оживают, выползают из своих проржавевших гробов, и начинают охоту за ними, оставшимися в живых. А как иначе? Мертвое – враг живого. Особенно если тот – выживший счастливчик, а мертвяку не повезло добраться до спасительного укрытия. Лазарев аж испариной покрылся и вздохнул с облегчением, лишь когда они ступили на тротуар.
Город, между тем, жил своей жизнью: что-то ухало, шуршало, урчало, громыхало, тявкало, хлопало крыльями. Им везло, это «что-то» пока ни разу не попалось им на глаза. Или, как еще посмотреть, они ему. Но вот из-под куста сверкнули два зеленых глаза. Волков сделал знак остановиться. Ветки раздвинулись, и показалась большая рыжая голова, а потом выползло и само существо. Кот, вернее, судя по толстым лапам и неуклюжим еще движениям, котенок. Только размером с небольшую собачку. А вслед за ним выскочил котей размером этак с хорошего кавказца. Судя по тому, как животное зыркнуло в сторону людей, а потом выдало оплеуху не в меру любопытному отпрыску, загоняя того обратно под куст, это была его мамаша. Интересно, а какого размера тогда папенька? Тигры какие-то, а не кошки…
До места, если не считать встречи с кошачьим семейством, добрались спокойно, без приключений.
Дом практически не пострадал, разрушенные верхние этажи и выбитые окна не в счет. Кое-где на стенах была видна копоть, видать, там горело. А вот и окна отцовской комнаты… Пожара в квартире не было, это самое главное, а мародеров и мокрую питерскую погоду интересующие его бумаги как-нибудь, но должны были пережить. Теперь главное – добраться до третьего этажа.
И Виктор, и Пинцет представляли примерно, какие сюрпризы их ждут за порогом парадного: инструктировали новоявленных сталкеров долго, подробно и с каким-то садистским удовольствием.
– Главное, смотреть по сторонам и под ноги. Если увидишь паутину, тикай, и не оглядывайся, и не думай, что если маленькая, то паучок тебя не осилит. А еще слушай в четыре уха. Каждый в четыре! Если в квартире нет человека, то это не значит, что там нет жильца. Голодного, кстати. И еще: время ничего не щадит, лестничные пролеты, кстати, тоже. Зазеваетесь – костей не соберете.
Да, природа-матушка постаралась, смешала в своем миксере всех и вся, и выпустила на волю: плодитесь и размножайтесь. И жрите всех, кто зазевался!
В парадный вошли на цыпочках и не дыша, как и учил Волков, огляделись, посветили фонариками по сторонам. Чисто, ни паутины, ни свежих говяшек. Да и сухих не наблюдается.
И лестница тоже была цела, так что до двери квартиры новоиспеченные сталкеры добрались без препятствий. И тут Виктор застыл в нерешительности: он неожиданно подумал, что не знает судьбы матери. И что случилось с сестрой и племянниками, приехавшими погостить как раз накануне бомбардировки. Вот сейчас он откроет дверь – а они все там, высохшие скелеты, сидят, его дожидаются: здравствуй, сынок, привет, братишка… Бррр…
Мужчина собрался с духом и толкнул дверь. Заперто. Надо же, вот именно этого он и не предусмотрел. Черт! И как быть? Виктор в отчаянии стащил с себя противогаз. Пинцет, глядя на него, тоже убрал с лица надоевшую маску.
– Что, Ботаник, обломинго? И как теперь быть?
– Попробую выбить. Или еще что. Не возвращаться же не солоно хлебавши!
– Выбить? – Пинцет хихикнул, – Железную дверь? А так не пробовал?
И он тихонько потянул ручку на себя. Дверь, скрипнув ржавыми петлями, открылась.
– Не, конечно, я знал, что ты склеротик, но не до такой же степени!
Пинцет фыркнул. Вслед за ним засмеялся и Виктор.
Выключатель… Он где-то тут, на стене. Ага, вот. Сейчас включим свет… Виктор отдернул руку: чего это он? Ведь ничего уже не будет, не может быть – ни света, ни уютных домашних запахов, ни маминого привычного вопроса: «Вить, ты? Что опять так поздно?». Ни-че-го… Мужчина шагнул в комнату, безумно боясь увидеть там родных покойников. Но было пусто. Пусто и холодно. На полу мусор – битое стекло, пыль, какие-то тряпки, бумаги. Видно было, что в квартире уже побывали, вынесли, что могли. Хотя, если честно, брать у них было особо и нечего, золота-бриллиантов не нажили. Да кому, правда, сейчас это и нужно? Ему вот точно нет. Ему тут надо одно: записи отца. Виктор знал, что мать не выбросила ни одной бумажки, и всегда удивлялся: зачем? К чему хранить всю эту макулатуру, никому не нужные бумажки? А теперь был за это ей очень благодарен!
Аккуратная стопка тетрадей лежала на месте. Бумага немного отсырела, но это не страшно: эпоха чернил все равно ушла безвозвратно. Мужчина бережно уложил бумаги в рюкзак, усмехнулся – вот и вступил он в права наследования. Все. Теперь дождаться Волкова. А потом домой, разбираться во всем этом…
Они сидели на лестничной площадке, прямо у дверей квартиры: тут казалось уютнее, чем в разоренном помещении.
– Михалыч, – Виктор не сразу понял, что Волков обращается именно к нему, – ты просто счастливчик, не зря про тебя слухи ходят, что заговоренный, – за всю дорогу ни одной твари не встретили.
Сам Лазарев этому был ни капельки не удивлен: заговоренный – не заговоренный, а собачки его дважды уже не тронули. Так остальные-то звери чем лучше? Но про котов все-таки решил спросить.
– А коты?
– Васятки-то? Так они ж почти ручные. Мирон приручил.
– После того как мамашка гнала нас полквартала.
– Ой, Мирон, чья бы мычала, нефиг было ее котенка на руки тащить.
Мирон засмеялся.
– Мы это семейство две недели назад встретили. Котенок маленький еще, дурной, прямо мне под ноги вывалился. И так по-домашнему мявкнул, мол, возьми на ручки. Генетическая память сыграла. Ну, я и взял. И тут это чудище выскочило, мамашка его.
О проекте
О подписке