У тебя, так же, как и у меня, Есть каравелла всех надежд…

Дни пробегут, как тени, Поверив сонной лени, Не потеряй её явления…

Не потеряй…

© Ирина Агапова, 2019

ISBN 978-5-4496-1924-2 (т. 3)

ISBN 978-5-4496-1875-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Весна

Одиночество

Время неслось с безжалостной скоростью, унося дни за днями. Снова Яну захлестнула череда бесконечных серых школьных будней, пугавших своим однообразием.

Вокруг нее образовалась зияющая пустота. Худшие опасения полностью оправдались: она осталась одна. Вадим тщательно избегал ее и старался не попадаться на глаза. Сташевский изводил своим полным равнодушием. Он все время смотрел в окно совершенно отрешенным взглядом. С одноклассниками разговаривал сквозь зубы, все в его облике выражало скуку и раздражение. Он еле сдерживал зевки и всем своим видом показывал, как окружающие его достали. Но из всего класса, казалось, его больше всех раздражала Яна, и если она случайно попадала в поле его зрения, то Алик с гримасой отвращения отворачивался от нее. Она, конечно, все это замечала, понимая, что он пытается просто насолить ей, но все равно было чертовски обидно.

Роберт снова исчез, и непонятно было, когда он появится на горизонте. Эти дни для Яна были невыносимой пыткой. Мучительные сомнения и жажда встречи с любимым изматывали ее, лишая душевных сил и покоя. При этом в школе начались такие нагрузки, что не хватало времени на обиды и выяснения отношений. Вечерами, уткнувшись в подушку, девочка просто тихо плакала от охватившего ее одиночества и накопившейся в сердце грусти.

Но от всевидящего материнского ока ничего не могло укрыться.

– Ну и что это ты притихла? Ходишь какая-то пришибленная последнее время. Что опять случилось? – Дина Павловна смотрела на дочь, не скрывая тревоги и беспокойства.

– Мам, это все из-за тех злосчастных японских ручек. Мы все переругались, – сокрушенно вздохнула Яна. – Скажи, может быть, я сделала что-то неправильно, подарив одинаковые подарки Сташевскому, Вадиму и Денису Владимировичу? Каждый из них подумал, что это только для него, ну, и началось…

– Что началось? – удивилась мама.

– Сташевский отказался участвовать в олимпиаде по истории и снова ненавидит меня, Вадим меня избегает, а Денис Владимирович вообще считает, что зря со всеми нами связался. Да еще и Роберт с ним разбирался… Теперь я осталась совсем одна…

– Все понятно, детский сад какой-то, – улыбнулась Дина Павловна. – Ничего такого ты не совершила, каждый из них тебе нравится по-своему…

– Ага, ничего, – вдруг проснулся Аркадий Семенович. – Они ведь могли передраться все. Яна, так не надо больше поступать. Лучше бы ты никому ничего не дарила, в противном случае определись, кто из них тебе по-настоящему дорог…

– Вот, мужская психология собственника, – возмущенно воззрилась на мужа Дина Павловна и уперла руки в боки. Но тут же совсем другим голосом продолжила. – Доченька, что ни делается – все к лучшему. Я тебе всегда говорила, что надо отличать главное от второстепенного. Что сейчас главное? Какая цель у тебя?

– Говоришь со мной, как с маленькой! Знаю-знаю. Закончить с отличием школу, получить медаль и поступить в институт, – как заученный урок, пролепетала Яна.

– Вот видишь, и ты успешно идешь к цели, а это главное. Поверь, все остальное сейчас неважно. В жизни ничего не бывает случайным. И я считаю, совсем не случайно тебя все оставили в покое. Теперь ты будешь уделять больше времени главным целям. Ты должна все силы сейчас бросить на учебу. У тебя все образуется, ты же умница! – мама погладила ее по волосам и поцеловала.

– Да, мне и Роберт часто говорит: «Делай что должен, а там будь что будет»!

При любом упоминании о Роберте Янины глаза начинали светиться счастьем. И она всегда с удовольствием повторяла сказанные им фразы.

– Правильно! Здесь я с ним согласна на все сто. Но все же, доченька, надо поговорить по поводу Роберта. Неужели ты ревешь все время из-за него? – мама вздохнула. – Он появится, вот увидишь. Не грусти!

– Да, но вопрос – когда?

– Перестань. Он очень странный, мы до сих пор о нем ничего не знаем. Но коль скоро он стал опять заходить к нам в дом, хоть и обещал… – она осеклась. – Мы должны знать, кто он вообще, этот Роберт Гудковский. Я так и не в курсе, чем он занимается. Где работает, думает ли учиться. Есть ли у него какие-то планы на будущее. Темная лошадка. Появляется только когда ему удобно и ведет себя как собака на сене. Ты знаешь, создается впечатление, что он «пасет» тебя издалека. Как только кто-то рядом с тобой появляется на горизонте, он тут как тут.

– Ты же его сама спровадила! – с горечью напомнила ей Яна.

– Он не из тех, кого так легко спровадить. Он все равно делает по-своему. Вот скажи мне, ты что-нибудь про его семью знаешь? Кто его мать, отец, чем они занимаются? Ты же ничего про него не знаешь! Внешность – еще не все!

– Да, он ничего не рассказывает! И, кроме всего, появляется, как ясно солнышко, и я сразу обо всем на свете забываю. Мне абсолютно все равно, кто он и чем занимается. Я его принимаю таким, какой он есть, – и лицо ее просияло.

– Смотри, Яна, он тебя не оставляет в покое. В конце концов, надо знать, чем он зарабатывает на жизнь и кто его семья. Это как дважды два: каждая девушка должна знать эти вещи о своем парне. Может быть ему есть что скрывать?

Яна только пожала плечами и сделала вид, что не нашлась с ответом, хотя в душе понимала, что мама совершенно права.

– Ма, мне надо заниматься. Я все поняла.

И быстро укрылась в своей комнате.

_________

Роберт под вечер вернулся из Одессы. Усталость накопилась за долгий трудный день, ломило тело, впрочем, как всегда после таких поездок. Зайдя в дом, он с трудом разделся и в изнеможении опустился на табуретку. Мама подошла к нему и погладила его по голове, как в детстве. Он вздрогнул и прижал к губам ее загрубевшие от работы руки. Мать накормила его ужином, добрые усталые глаза смотрели на сына с тревогой и любовью, а натруженные руки со вздувшимися венами, нервно теребили фартук. Под этим взглядом он ощутил себя совсем маленьким, в душе все перевернулось, его захлестнула волна жалости и нежности к ней, и от этого чувства на глаза навернулись слезы.

– Спасибо, родная, – он обнял ее. Женщина погладила его шершавой ладонью по щекам.

– Иди отдохни, сыночек, – ему показалось, что мать украдкой смахнула слезинку.

Роберт заснул сразу, будто провалился в бездну. Ему снился сон, будто после неудачного побега из колонии, его схватили охранники и поволокли в карцер. Там его связали и приковали цепью к стене. Он не мог двигаться и еле сдерживал стоны обжигающей боли от врезавшихся в тело оков. Дверь открылась с противным гнетущим скрипом, полоснувшим его по нервам. В подвал, наклонившись, вошел Ворон. Со злобной усмешкой, уставившись на узника, он вдруг, неожиданно ударил того ногой в живот. Согнувшись, юноша упал на бетонный пол, а его мучитель начал с наслаждением, жестоко и методично избивать обессиленное тело плетью, пока не увидел, что пленник провалился в забытье.

Очнулся Роберт крепко-накрепко привязанным к кровати, с плотной повязкой на глазах. Рванулся что было мочи, пытаясь освободится, и услышал злой издевательский смех Ворона. Страх ледяными клещами сковал душу, дрожь сотрясла измученное тело, но не так от боли, как от беспомощности.

– Что будем с ним делать? – тихо спросил Ворон у своих невидимых соратников. И хор сиплых, сорванных голосов ответил ему:

– Пытать, пытать, пытать!

Едва не закричав от охватившего его ужаса, Роберт заскрежетал зубами и вдруг почувствовал, как ему на лоб начали падать редкие капли воды. Капля за каплей стекали по лицу и шее, разбиваясь о лоб. Звук их падения от еле различимого постепенно превращался в разрушительно-громовой, доводя до умопомрачения. «Это древняя китайская пытка водой», – промелькнула мысль в его воспаленном мозгу. Господи! Мука была невыносимой, сводила с ума и лишала воли. Почувствовав, что теряет рассудок, он подскочил от собственного крика.

Крик, показавшийся во сне таким громким, на самом деле был его стоном. С ноющим чувством под ложечкой Роберт сел на кровати и потер лицо руками. Страшно болела голова. Ночной кошмар частично перешел в реальность: снаружи по крыше и оконному стеклу барабанил косой дождь. Юноша с трудом поднялся и, шлепая босыми ногами, поплелся на кухню. Порылся в аптечке, нашел таблетку анальгина, запил водой. Посидел немного на кухне, прислушиваясь к шуму дождя, тиканью часов на стене, ночным мистическим скрипам половиц. Головная боль немного утихла и он вернулся в постель. Чтобы как-то отвлечься, Роберт предался мечтаньям о Яне и не заметил, как заснул снова.

Он не мог понять, то ли вокруг просто темно, то ли у него завязаны глаза, но это его совсем сейчас не тревожило. На уровне подсознания он понимал, что происходящее – всего лишь сон, но все было как будто по-настоящему. Теплые, скользящие вдоль его тела нежные руки, манящие губы, которые он горел желанием поцеловать. Лицо любимой было так близко, что чувствовалось ее дыхание. Роберт наклонился и прикоснулся к ней в поцелуе, с трепетом ощущая сладкий вкус ее губ. Она лежала под ним абсолютно нагая, распластав свои рыжие кудри по подушке. Странно, но он совершенно реально ощущал тепло и все изгибы ее тела. Желание овладело им столь сильно, что он слетел со всех тормозов и подчинился основному инстинкту. Вдруг он совершенно отчетливо услышал стон, вырвавшийся из ее груди. Все разорвалось внутри него. Роберт распахнул глаза, инстинктивно обведя комнату удивленным взглядом… Вздохнул.

– Весна, началось, не будет мне покоя, – и поднялся, стараясь сдержать возбуждение. Посидел немного на постели, слушая, как просыпается дом, хлопают двери в комнатах, как мама тихо переговаривается с отцом и гремит посудой на кухне. Дождь закончился. Где-то недалеко по ухабам проехала машина, разбрызгивая лужи. Вздохнув, Роберт улегся на спину, закинув руки за голову, и мечтательно уставился в потолок.

За завтраком Эдик решил прочитать брату нотацию:

– Ты можешь хотя бы три месяца поработать на одном месте? Снова ездишь в Одессу… Я понимаю, что фарцовкой ты зарабатываешь хорошие деньги, помогаешь родителям. Но ты же не живешь сам по себе, ты же существуешь в обществе.

– Да отстань ты. Я не хочу и не буду работать слесарем! И плевать я хотел на это общество!

– А не работать и быть спекулянтом престижней? И если все на тебя плюнут, ты знаешь, что будет! А вдруг тебя поймают на фарцовке и опять статью дадут? Мать находится на грани. Все время глаза на мокром месте, я же знаю, что это из-за тебя. Мало ей досталось в жизни? Пять лет жила рабыней в немецком плену.

При упоминании о матери Роберт не выдержал, стиснул зубы до боли в челюстях, стукнул кулаком по столу, так, что все чашки подпрыгнули. Схватил сумку со своим товаром, выскочил из дома, на ходу накидывая дубленку и шарф.

Несмотря на холодную промозглую погоду, в воздухе уже пахло весной. Роберт никак не мог понять, с чем у него ассоциируется этот особый запах, который так будоражил душу, наполняя ее сладкой щемящей тоской. Солнце слепило глаза непривычно ярким светом. Юноша зажмурился. Как же он любил самое начало весны, несмотря на слякоть и грязь! Особенно когда чувствуется на лице ветер, уже не по-зимнему колючий и холодный.

«Жизнь так быстротечна, словно талая вода! Красота – и та меркнет от неумолимого времени! Надо жить сейчас, наслаждаться каждым мгновеньем. А брат мне все время талдычит про слесаря…» – с обидой засопел Роберт, чувствуя, что способен на что-то большее, грандиозное и значимое. Ведь он любит жизнь, свободу и независимость, ему претят любые рамки. Энергия распирает его, он жаждет знаний и ему интересно абсолютно все. Роберт вспоминал, как в колонии с жадностью читал каждую книжку, попадающую ему в руки, и мечтал вместе с ее героями. Все существо его стремилось к знаниям и протестовало против судьбы, распорядившейся столь жестоко. Как же он сожалел сейчас, что ему не дано было учиться… Боже! Как жаль потерянного времени…

Он глубоко вдохнул в себя свежий весенний воздух, и бледное замученное лицо начало принимать блаженно-спокойное выражение. Однако ни свежесть, ни сияние радостного весеннего дня не могли вернуть ему душевного равновесия. Юноша быстро шел по улице. Время словно остановилось. Напряжение, которое держало его тело и мозг, достигло невероятной силы. Оглядевшись, он только сейчас заметил, что оказался в начале Пушкинской. Взгляд скользнул вдоль аллеи, убегавшей до самой «Снежинки». Старые, совершенно голые деревья с торчащими во все стороны ветками навевали только тоску и грусть! Несмотря на солнечный день, настроение все равно было испорчено.

Роберт старался не жить ни прошлым, ни будущим, а только настоящим, и радоваться каждому дню, солнцу, свободе, любви, здесь и сейчас. И это было его защитной реакцией на несовершенство мира. Прошлое давило своей мрачностью, будущее было прозрачным и неопределенным, а настоящее его совершенно устраивало. Парень вдруг остро осознал, с чем у него ассоциируется запах весны: весна пахнет свободой! Он заставил себя улыбнуться. «Свободен!» – ликовала его душа. Встряхнув своей светлой шевелюрой, словно сбрасывая, неприятные мысли, он уверенной походкой зашагал к «Снежинке».

Возле кафе в это время еще никого не было. Роберт потоптался в нерешительности, обдумывая, что делать, и неожиданно увидел Лелю с Вероничкой. Парень обрадовался и помахал им рукой. Девчонки, улыбаясь, направились в его сторону.

– Роберт, привет!

– Привет-привет! Вот и весна пришла! У меня есть курточки для вас, как раз по сезону.

– А сколько стоят? – поинтересовалась Вероничка.

– Сто пятьдесят рублей, но если сразу несколько купите, то можно и за сто сговориться.

– Ты еще побудешь здесь? – спросила Леля. – Я позвоню и сразу тебе скажу.

– Да, я подожду, – кивнул Роберт.

Леля побежала звонить Рыбе.

– Марина, я сейчас возле «Снежинки», встретила Роберта, у него есть какие-то куртки на продажу, он сказал, если сразу несколько купим, цена будет по сто рублей.

– Езжайте ко мне домой, только не говори ему, что вы ко мне. Как только он придет, сразу же уходите. А с куртками разберемся потом, ты все поняла? – с каким-то возбуждением в голосе наставляла ее Марина.

– Поехали, Роберт, померим курточки. Если подойдет, будем брать, – улыбнулась Леля.

Молодые люди запрыгнули в троллейбус и через пару остановок сошли возле ЦУМа. Разговаривая, незаметно подошли к подъезду пятиэтажного дома и поднялись на второй этаж.

Едва Роберт увидел Рыбу, глаза его презрительно сощурились.

– Здравствуй, Марина! Если бы я знал, что идем к тебе, ни за чтобы не согласился. Но поговорим позже, раз уж я здесь.

– Да ладно тебе, Роберт, – с напускной непринуждённостью махнула рукой Марина и посмотрела на Лелю с Вероникой многозначительным взглядом. – Давайте мерьте, и будем думать, что делать. Мне как раз нужна куртка на весну.

Роберт открыл сумку и достал вещи. Девочки надели их и начали вертеться возле зеркала в прихожей.

– Вероничка, тебе идет, как на тебя шита, – заметила Леля.

– Да, надо брать. Как раз, то что я хотела, – поддакнула ей Вероника.

– Роберт, мы пойдем за деньгами, скоро вернемся, – Леля взяла подругу за локоть и подмигнула Рыбе.

– Только недолго, – попросил парень, недовольно морщась. – У меня еще масса дел.

Рыба закрыла за девочками дверь и подошла вплотную к Роберту.

– Я беру, мне нравится.

Глаза ее блестели каким-то лихорадочным блеском. Она взяла куртку из его рук и, зайдя в спальню, быстро стала срывать с себя одежду. Ноздри ее раздувались от возбуждения, грудь прерывисто вздымалась. Закончив разоблачаться, она выпрямилась и на секунду взглянула на себя в зеркало. Почти идеальная фигура. Высокая грудь, тонкая талия, длинные ноги, только бедра немного широковаты. Марина в каком-то сумасшедшем порыве надела на голое тело куртку и еще раз посмотрелась в зеркало. Ее трясло как в лихорадке. Еле сдерживая возбуждение, набрала в легкие воздуха и решилась…

Роберт сидел на диване и со скучающей миной смотрел телевизор. Рыба картинным жестом открыла дверь и голая вышла из комнаты.

– Я вся твоя! – торжественно произнесла она и, ничуть не смущаясь, эффектным движением стриптизерши сняла куртку.

Роберт вздрогнул от неожиданности, глаза его удивленно округлились. Оценивающим холодным взглядом он смерил Марину с ног до головы и затем с отвращением произнес:

– Одевайся, ты мне омерзительна! – И отвернулся.

– А ты! А ты… – Рыба, не ожидая такого поворота, совершенно с ошарашенным лицом заморгала своими белесыми глазами, задохнувшись от возмущения и от сдавившего ей горло спазма. Закрыв лицо руками, она согнулась и заскочила боком назад в спальню.

– Дура! – вслед ей крикнул Роберт, лихорадочно собирая свои вещи.