Отец выдавал Маре каждый день по пятьсот рублей на мелкие нужды, но большую часть из этих денег она откладывала на поездку в Москву. Мужчина в очереди сзади нервно кашлянул, намекая, что ожидание затянулось.

Дарина достала из сумки банковскую карточку и расплатилась за подругу. Ее родители уехали в Лос-Анджелес в длительную командировку, едва дочери исполнилось восемнадцать, и теперь переводили на карту раз в месяц по десять тысяч рублей. Этих денег Дарине, конечно же, было мало для разгульной жизни, так что она позлилась пару месяцев и нашла выход – работу в сексшопе. Поэтому могла себе позволить и дорогую одежду, и наращивание ресниц, и такую мелочь, как тест на беременность.

Выйдя из аптеки, подруги стали думать, где осуществить процедуру тестирования.

– Ко мне нельзя, – вздохнула Мара. – А до твоей квартиры я не дотерплю. Давай вернёмся в гараж, там папа сделал что-то типа каморки-туалета: канализацию недавно провёл, установил унитаз и раковину.

– Пошли!

В гараже, найдя среди хлама пустой пластиковый стаканчик, Мара закрылась в туалете, сделала свое дело и положила тест на бочок унитаза в ожидании результата.

Дарина ждала у стеллажа с банками. Вскоре Мара вышла бледная как смерть:

– Не-е-ет! Там две полоски, я залетела!

Заскрежетала железная гаражная дверь, и Мара тут же пришла в себя.

– Шухер! – Она схватила Дарину за руку, и девушки спрятались в узком проеме между стеллажом и стеной. Сквозь щель между коробками и банками подруги наблюдали за происходящим.

В гараж вошел Петр Давыдыч. После тяжелого трудового дня и неприятных сюрпризов, устроенных дочерью, он намеревался разгрузить мозг бутылочкой коньяка, припрятанной в туалете.

– Черт! – увидев, куда направился отец, прошептала Мара. – Кажется, я там тест забыла. Мне конец!

С растерянным лицом и злополучным тестом на беременность Петр Давыдыч медленно вышел из туалета и в раздумьях сел на диван. Когда хаос в его голове сложился, наконец, в картину преступления, подозрение первым делом пало на супругу, которая буквально несколько часов назад ходила в гараж за банкой с квашеной капустой.

– Ну, я тебе устрою капусту квашеную! – взревел покрасневший от злости Петр Давыдыч и понесся с уликой домой устраивать жене допрос.

Мара с Дариной вышли из укрытия. Мару трясло от неожиданно вскрывшихся обстоятельств.

– Так, спокойно! – Дарина нежно обняла подругу, помогла ей дойти до дивана и лечь. Сама села рядом, прямо на пол, и гладила Мару по голове, пытаясь утешить. – Все не так страшно. Подумаешь, девять месяцев поносишь в животе живого человека…

– А универ? А фигура? Я стану толсто-ой! – Крупные слезы катились у Мары по лицу.

– Универ пока отложишь на год-два. Устроишься на завод к отцу, будешь декретные получать. Пусть отец поспособствует, зря он там, что ли, директором пашет. И толстой ты не станешь! У тебя генетика хорошая. Мама твоя вон какая стройняшка!

– Мама! – Мара подскочила как ужаленная. – Он же к маме побежал! Он… на нее подумал! Всё, я домой. Если не отвечу на контрольное «споки ночи!», значит, я убита.

– Да твой отец и мухи не обидит! – вставая с пола, возразила Дарина и подумала с горечью: «Не то что мой…» Но продолжать не стала.

Как отец, Петр Давыдыч ей всегда нравился. Добродушный и улыбчивый, с большими круглыми и немного грустными глазами, он напоминал сенбернара, которого всё время хочется обнимать, тискать и трепать за щеки. Разве что, в отличие от сенбернара, Петр Давыдыч был лысый, но лысина даже прибавляла ему шарма.

– Ты его в ярости не видела! – Мара подтолкнула Дарину к выходу.

На прощание подруги крепко обнялись.

– Держись там! Я с тобой. – Дарина вскинула вверх сжатый кулак. – Если получится, все-таки отпишись, как и что.

Дома у Мары билась посуда, слышались крики возмущенной Алены Сергеевны:

– Да как ты мог подумать, что это я?! Пошел вон! Убирайся к той шлендре, которая от тебя залетела! Ненавижу!

Очередная тарелка разбилась в нескольких сантиметрах от головы Петра Давыдыча, когда в кухню вошла Мара.

– А на кого мне еще думать?! Какая еще шлендра? – словесно отбивался Петр Давыдыч, стоя у кухонной стены и вертя в руках положительный тест на беременность. Оба родителя резко обернулись к Маре и замолчали.

– Мара! – ахнула Алена Сергеевна. – Это ты?

Петр Давыдыч сперва в ужасе подумал, не тронулась ли жена умом, раз не узнает собственную дочь. Когда же до него дошло, что именно Алена Сергеевна имела в виду, он положил тест на кухонный стол и инстинктивно потянулся к ремню на брюках. Мара с детства знала этот жест и то, что отец лишь попугает ремнем и успокоится, но на всякий случай попятилась в коридор. Отец вынул ремень из брюк и пошел в наступление. Почуяв, что на этот раз без порки не обойдется, Мара дала деру в свою комнату и там заперлась.

– Так это ты… Шлендра малолетняя! – кричал у запертой двери Петр Давыдыч. – И от кого? От того недоноска, с которым в моей машине кувыркалась? Открой сейчас же! Пра-а-аститутка! Воспитал на свою голову… Немедленно открой!

Отбросив ремень, он стал яростно стучать в дверь кулаком.

– Дверь сломаешь, Петя! – прикрикнула на него подбежавшая Алена Сергеевна. – Уйди с глаз моих. Дай я… Доча, открой мне дверь, давай поговорим… – Взволнованная мать прислонилась к двери, чувствуя, как подгибаются колени. – Это не страшно, слышишь, до-очь…

– Не страшно? Не страшно?! – Петр Давыдыч все еще шипел от переполнявшей его злости, но колотить перестал. – Твоя дочь шалава, и это – не страшно?

– Да замолчи ты! – Алена Сергеевна отвесила мужу подзатыльник. – У ребенка стресс. Она может из окна выброситься.

Петр Давыдыч представил эту картину и не на шутку перепугался. Постучал уже аккуратнее:

– Милая, все хорошо. Мы не злимся… Выходи!

– Точно не злитесь? – недоверчиво буркнула за дверью испуганная и зареванная Мара.

– Точно, – ответили родители хором.

Мара медленно открыла дверь.

Через несколько минут на кухне был собран семейный совет, на котором постановили, что:

1. Мара будет рожать.

2. Папа устроит Мару на завод сотрудницей склада, чтобы она могла получить все выплаты и пособия.

3. После рождения ребенка Мара поступит в вуз на заочное отделение, а с ребенком пока будет сидеть мама.

4. За свои выходки Мара всё же будет наказана и посажена под домашний арест на две недели.

– По пункту четыре категорически возражаю! – недовольно воскликнула Мара. Но Петр Давыдыч ее не слышал, поскольку ушел звонить кадровичке и договариваться о Марином трудоустройстве.

– Да от тебя за версту алкоголем несет! – заворчала мама. – Твои гулянки вредны для малыша. Скажи спасибо, что мы тебя еще на наркотики не проверяем.

– Спаси-и-ибо! – Мара встала и театрально поклонилась в пол так, что чуть не приземлилась в керамогранитную плитку носом.

– Да не за что, доча! – Петр Давыдыч как раз вернулся и, приняв благодарность на свой счет, улыбнулся. – Я же тебя люблю! Так. Значит, через две недели выходишь на работу. А пока отдыхай, кушай, спи. Даже не верится… Слышь, мать, мы будем бабушкой и дедушкой! Надо найти Маре мужа. Ребенок должен расти в полной семье!

– Эй, ау-у-у! Я здесь, вообще-то! – Возмущение закипало в Маре, как вода в чайнике. – Какого еще мужа?!

– Хорошего! – твердо сказал Петр Давыдыч. – Есть у меня один на примете. Мой зам, между прочим, Валентин Константинович. Мировой мужик! Лет тридцать ему, по-моему. Не старый еще.

– Лучше убейте меня… – Мара плюхнулась на кухонный стул и закрыла лицо руками.

– Ну, а что? – вмешалась Алена Сергеевна. – Папа дело говорит. Приличный муж и работа – всё как ты хотела.

– Я хотела не этого!!! – Мара вскочила и снова убежала в свою комнату плакать.

Петр Давыдыч думал пойти за дочерью, но супруга поймала его за руку:

– Оставь ее! Перебесится да успокоится. Поймет, что мы правы. Зови своего Валентина на семейный обед. Я шарлотку испеку.

Мара в это время рыдала в комнате, уткнувшись лицом в подушку. Телефон на тумбочке у кровати разразился звонком. Звонила Дарина.

– Меня посадили под домашний арест на две недели, и отец хочет выдать меня замуж за какого-то козла с завода! – в отчаянии выдала Мара в трубку.

– Слушай, Мар, – Дарина смеялась, – этот тест, похоже, испорченный!

– Что? – Мара села на кровати. – С чего ты взяла?

– С того, что я сбегала в аптеку и купила еще три штуки таких же тестов! Сунула в мочу Шантика ради прикола. И все тесты показали беременность! Беременный кот – это нонсенс, согласись? Давай дождемся хотя бы задержки твоих месячных, чтобы делать какие-то выводы.

– За-ши-бись. – Мара не знала, плакать ей снова или смеяться. С плеч будто рухнул тяжелый груз.

– Это надо отметить! – продолжала радостная Дарина. – Я звоню Кукану, и где-то через час мы будем под твоими окнами. Не переживай, вызволим тебя из-под ареста. Собирайся! И не спались родакам.

Из коридора донесся шаркающий звук – это мама шла в домашних тапочках. Мара положила трубку, юркнула под одеяло и закрыла глаза.

– Мара, ты спишь? – Мама подошла к кровати, потрогала Марин лоб, затем поправила одеяло, поцеловала дочь в щеку и вышла. Мара слышала, как мама сказала папе в дверях ее спальни:

– Спит уже! Устала, бедняжка. Столько событий!

– Конечно… Пусть спит… – согласился папа.

Кто-то из них выключил свет в комнате и плотно закрыл дверь. Мара выбралась из постели и потихоньку подошла к двери. Пришлось ждать минут двадцать, пока на всю квартиру не раздался громкий папин храп.

Теперь можно было спокойно собираться. Мгновенно забыв обо всех последних негативных событиях, счастливая Мара сделала яркий макияж и выбрала в качестве наряда ультракороткое платье фиолетового цвета. В таком прикиде и с распущенными розовыми волосами она походила на куклу Барби.

– И кому же такая красота сегодня достанется? – шутливо сказала Мара, вертясь перед зеркалом платяного шкафа.

Глава 4. Спасти рядового раненого

Была половина первого ночи, кода друзья Мары появились под окнами ее квартиры. Слабый свет уличного фонаря осветил хрупкую фигуру Дарины в кожаных леггинсах и тунике с блестками и спортивную фигуру Никиты. В отличие от нарядной Дарины, парень был одет как обычно: в зеленую толстовку и черные джоггеры. Дарина несла за плечами милый рюкзачок серебристого цвета.

– Наконец-то! – проворчала в трубку Мара, когда Никита позвонил ей.

– Спускайся! – заговорщически шепнул Никита. Дарина пританцовывала рядом, как бы намекая, что клуб уже ждет.

– Ка-а-ак? – Мара смотрела на друзей из окна и чувствовала себя птицей в клетке. – У меня забрали ключи от квартиры. Я под домашним арестом. Не оставлю же я спящих родителей в незапертой квартире!

– Хм… Есть веревка или что-то подобное?

– Ты с ума сошел? У нее третий этаж! – послышался встревоженный голос Дарины.

– Расслабься, я ее поймаю! – Спокойствие Никиты внушало доверие. – Мара, слышишь? Не бойся! Возьми простыни, шторы, полотенца – всё, что можно связать, и сделай из них веревку. Только узлы вяжи крепче, лады? Перезвони, как свяжешь.

Мара достала из шкафа несколько простыней и накрепко связала их вместе. Под кроватью нашелся даже канат: Петр Давыдыч раньше был помешан на спорте. Привязывая веревку к простыням натуго, Мара сломала ноготь на среднем пальце.

– А-яй-яй! – Она взвыла от боли и сунула палец в рот. В это время снова позвонил Никита.

– Ну, связала? – спросил он. Мара обожала его мягкий, обволакивающий голос.

– Я ранена! – Она едва сдерживалась, чтоб не разреветься. Идея с побегом из дома уже не казалась романтичной.

– Что стряслось? Ты ревешь там, что ли?

– Ноготь слома-ала-а… – Мара расплакалась, как дитя.

– Эй, Мархен, Марчелла… Не реви! Хочешь, я к тебе по водосточной трубе залезу и подую на раненый пальчик?

– Ага, а ловить потом я вас буду… Умные какие… Щас! Дай сюда. – Дарина забрала телефон у Никиты и сказала Маре твердо: – На улице холодно, блин! Я свои яичники сейчас отморожу. Харэ ныть, текила лечит всё, давай спускайся уже! Привяжи веревку одним концом к батарее, а вторую спускай в окно…

– Ок!

Мара сунула мобильник в подходящий к платью клатч с длинным ремешком-цепочкой, надела его на шею. Один из концов самодельной веревки привязала к батарее, открыла настежь окно и выкинула другой конец. Перекрестившись, влезла на подоконник. В конце концов, на уроках физкультуры она лучше всех лазила по канату. Главное – правильно обхватить веревку ногами…

Никита подошел к стене дома, чтобы поймать подругу, и только сейчас заметил, что Мара обула туфли на высоченной шпильке.

– Э-э-э… Ты собралась мне в глаз заехать каблуком? – крикнул он и рассмеялся. – Снимай туфли, чучундра!

– Кидай их сюда! – вмешалась Дарина.

Мара скинула туфли поочередно, но наугад. Хорошо, хоть не убила ими никого.

– Спуска-а-аюсь! – громко сказала она, скорее чтобы придать смелости себе, а не за тем, чтобы предупредить Никиту.

Крепко вцепившись руками в простыню, Мара обхватила ее ногами, оттолкнулась – и сама не заметила, как проехалась своей шикарной попой по лицу Никиты и упала на него, оказавшись в крепких объятьях. «М-м-м, какие сильные у него руки!» — Мара неожиданно возбудилась и смутилась этого.

– И долго вы тут валяться собираетесь? – над лежащими на молодой травке друзьями склонилось Дарина. Она хитро улыбалась, а ее черные кудри напоминали змей, врассыпную удиравших из гнезда.

Мара слезла с Никиты и осмотрелась в поисках туфель.

– Мар, у тебя, конечно, шикарная задница, особенно если рассматривать так близко, как посчастливилось мне… но… кажется, я себе копчик отбил, – шутливо простонал Никита, медленно поднимаясь и отряхиваясь.

– Где мои туфли? – вопрошала Мара, стоя в траве на коленях.

– Вот они! – Дарина протянула изрядно испачкавшуюся обувь.

От падения у одной из туфель оторвался каблук, а у другой лопнул ремешок с пряжкой.

– Да блин! Что за невезуха! – Мара с размаху забросила туфли в урну у подъезда. – Как я теперь обратно в квартиру попаду, чтобы переодеться?

– Не психуй. Зарулим ко мне, а после в клуб. На, выпей, расслабься. – Дарина достала из рюкзака банку с коктейлем и протянула Маре.

Мара сделала несколько глотков и обернулась посмотреть на покинутый дом. Простыни, свисавшие из распахнутого окна ее спальни, слегка колыхались на ветру. Осознание побега и алкоголь в коктейле добавили адреналина.

– Валим быстрее, пока родаки не очухались! – хихикнула Мара, и дружная троица пустилась бегом к дому Дарины.

У Дарины в гардеробе не оказалось туфель на шпильках, зато были полуботинки на массивной рифленой подошве, с шипами спереди и по бокам.

– И к ним надо дополнение. – Довольная Дарина надела на шею Мары черный кожаный чокер, тоже с шипами.

– Я похожа на добермана, – скуксилась Мара. Она не любила брутальный стиль.

– На очень сексуального добермана, – подбодрил ее Никита. Его светло-карие глаза сегодня сверкали каким-то особенным блеском из-под непослушной челки.

– Кук прав! – Дарина обняла Мару за плечи. – Ты ходячий секс!

Друзья вызвали такси и через несколько минут уже стояли у входа в модный клуб «69» в центре города. Тусовка в клубе набирала обороты: на танцполе колбасились молодые девчонки в коротких платьях, тряслись разноразмерные бюсты, двигались попы, у кого-то в ритм, у кого-то нет; чьи-то руки тянулись к зеркальным шарам, свисавшим с потолка и отражавшим огни светомузыки. В зоне чилл-аут жадно глазели на танцующих и нервно дымили сигаретами молодые парни и мужчины постарше, которые пришли найти себе девочку на ночь. По воздуху, сплетаясь в причудливый узор, проплывали ароматы парфюма, алкоголя, лака для волос, а еще специфический запах травки.

Охранник на входе налепил компании на запястья неоновые браслеты. Стоило ему отстегнуть цепочку, разделявшую входную зону и танцевальный зал, как Дарина с воплем, достойным дочери индейского вождя, вприпрыжку ринулась на танцпол и зигзагообразными движениями вклинилась в самую гущу толпы, чуть не заехав локтем одной из девушек.

Никита, как самый трезвомыслящий в их компании, усадил Мару в глубокое кресло яйцевидной формы неподалеку от стратегически важных объектов под кодом «WC» и заказал текилы. Пока Мара высматривала в разношерстной толпе подругу, Никита ревниво поглядывал на проходящих мимо парней, бросавших на Мару похотливые взгляды.

На какое-то мгновение обзор ему загородила пышногрудая официантка. Наклонившись, она поставила на столик перед Никитой бутыль. С бутылочной этикетки на человеческую массу высокомерно взирала голова индейского мудреца. Следом на столик нарочито медленно опустились солонка и блюдечко с ломтиками лимона. Официантка, так и не дождавшись от Никиты ни чаевых, ни хотя бы оценивающего ее формы взгляда, разочарованно и ушла.

Будто почуяв цитрусовый запах предстоящей попойки, из толпы золотой рыбкой вынырнула Дарина. Она ловко разлила напиток по низким квадратным стаканам, заправски рассыпала соль по тыльной стороне ладони и, дождавшись, когда друзья возьмут свои стаканы и сделают с солью то же самое, подмигнула Маре и крикнула громко, стараясь перекричать грохот музыки:

– Восемнадцать тебе уже! У-и-и-и!!!

Огненная жидкость обожгла всем троим глотки. Дарина слизнула соль, дерзко поддразнила проходящего мимо мужика, показав ему язык, снующий между указательным и средним пальцами, и отправила в рот лимон, даже не поморщившись. Мара скривилась от кислой закуски и заявила, что текила ей не зашла и она хочет мартини. Никита не возражал. Он вообще редко ей возражал, выполняя всё, чего пожелает его богиня с розовыми локонами и миленькими веснушками.

Заказав еще мартини и опорожнив половину обеих бутылок, не слушая протесты отвечающего за безопасность Никиты, девочки решили, что пора размять булки дикими танцами. Народу в клубе всё прибывало, как будто завтра никому не надо было идти на работу или в университет.

На танцполе было не продохнуть. Мара и Дарина пролезли кое-как, и их тут же обступили девичьи вращающиеся попы и мокрые спины накачанных амбалов, пропахших потом, пивом и табаком. Дарина отшатнулась было, но куда там! Пытаясь хоть как-то развернуться, она воткнулась носом в чью-то пышную грудь, подняла глаза, залилась краской, но, встретившись с явно заинтересованным взглядом хозяйки бюста, поспешила ретироваться, не извиняясь. Мару толпа оттеснила куда-то в угол танцпола, и она не могла помочь подруге.