Цитаты из книги «Страдания юного Вертера»

не есть ли моя жажда перемены положения всего лишь внутренняя, неизбывная тоска, которая станет преследовать меня повсюду? 28 августа

Это истинная мука, Вильгельм, – я впал в какое-то тревожное оцепенение, мою деятельную натуру словно разбил паралич: я не могу сидеть праздно, но и не в силах что-либо делать. Я утратил воображение, стал безучастен к природе, книги вызывают во мне отвращение.

Отчего же так бывает в жизни, что источник блаженства превращается в источник страданий? Широкое, горячее чувство упоения живой природой, возносившее меня на лучезарные высоты, превращавшее окружающий мир в рай, теперь обернулось для меня невыносимою мукой, злым духом, преследующим меня повсюду. Прежде, когда я обозревал с высокой скалы холмы за рекой и зеленую равнину и все распускалось и цвело; когда я видел горы, от подножия до вершин покрытые высоким густым лесом, маленькие долины, осеняемые светлыми рощами, а тихоструйная река медленно катила свои воды меж сонно лепечущих тростниковых зарослей, отражая жемчужные паруса облаков, раздуваемых ласковым дыханием вечернего ветра; когда я слушал пение птиц под пологом леса или наблюдал пляску несметных полчищ крохотных мошек в багровых лучах заходящего солнца, последний отблеск которого высвечивал в траве гудящего жука, и жужжание и таинственное потрескиванье вокруг притягивало мой взор к земле, и мох под моими ногами, упорно добывающий скудную пищу из непроницаемой скалы, и сухой кустарник, ползущий по песчаному склону холма, открывали мне сокровенную, пламенную, священную жизнь природы, – я заключал все это в свое горячее сердце, чувствовал себя божеством посреди этого бьющего через край изобилия, и дивные образы бесконечного мира множились в моей душе, оживляя и расцвечивая все вокруг. Мрачные скалы обступали меня, бездны разверзались у моих ног, стремительные ручьи низвергались с горных уступов, неслись мимо реки, шум лесов и рокот гор наполняли мой слух; и я видел их ни на миг не прекращающееся созидательное взаимодействие и взаимослияние в темных земных недрах, все эти непостижимые силы, а над землей и в поднебесье – тысячеликое сонмище многообразных живых тварей; я видел людей, робко льнущих друг к другу и ищущих защиты и убежища в своих крохотных домиках, неутомимо вьющих свои гнезда и полагающих, что они властвуют над миром! Бедные глупцы, коим все видится мелким, поскольку сами они так малы!.. От неприступных вершин и пустынь, куда не ступала нога человека, до края неведомого океана реет дух Предвечного Творца, Радующегося каждой пылинке, внимающей и покорствующей Ему. Ах, как часто в ту пору я с завистью смотрел на летящих мимо журавлей, вожделея перенестись с ними на другой берег бескрайнего моря, испить из пенного кубка бесконечности, отведать кипучего напитка иной, высокой жизни и хотя бы на миг ощутить в груди своей, сдавленной болезненным сознанием бессилия, драгоценную влагу и ощутить блаженство существа, творящего в себе и через себя.

Это все равно что сказать: «Безумец! Умер от горячки! Стоило ему немного подождать, пока силы его вернутся, жизненные соки вновь придут в равновесие, уляжется волнение крови, – и все было бы хорошо, и он жил бы по сей день!»

Природа не находит выхода из лабиринта спутавшихся, противодействующих друг другу сил, и человек умирает. И горе тому, кто, глядя на эту трагедию, говорит: «Безумица! Стоило ей немного подождать, довериться времени, и отчаяние отступило бы; другой пришел бы и утешил ее». Это все равно что сказать: «Безумец! Умер от горячки! Стоило ему немного подождать, пока силы его вернутся, жизненные соки вновь придут в равновесие, уляжется волнение крови, – и все было бы хорошо, и он жил бы по сей день!»

Согласись, смертельною болезнью мы называем то состояние человека, при котором природа его настолько поражена, что силы отчасти истощены, отчасти подорваны и не могут уже восстановить прежнего, обычного течения жизни, произведя некий благотворный переворот. Как бы отчетливо ни видел невозмутимый, благоразумный человек опасное состояние своего ближнего, тщетны будут любые попытки его увещевать несчастного! Так же как тщетны будут старания здорового человека, стоящего у постели больного, вдохнуть в страждущего хотя бы каплю бодрости.

Стало быть, вопрос не в том, силен или слаб человек, но в том, достанет ли у него сил вытерпеть меру выпавшего ему страдания, будь то душевные или телесные муки

– Удивительные существа, эти «люди», раз уж мы заговорили о них! – воскликнул я. – Как скоры они на определения: «это – безумие, а это – умно, это хорошо, а это дурно»!.. Какой прок от определений? А подумали ли эти «люди» о скрытых предпосылках того или иного поступка? Знают ли они наверное причины, по которым сей поступок был совершен и даже был быть совершен? Будь так, они не стали бы торопиться со столь категоричными суждениями!

Но уж таков этот человек! Решив, что сказал нечто необдуманное, нечто чересчур общее, некую полуистину, он тотчас спешит с оговорками, уточнениями, разъяснениями и прибавлениями и не успокоится, пока от сути не останется и следа.

порою я ощущаю приливы такого целебного, избавительного мужества, и если б знал куда, то, не раздумывая, бежал бы.