Наверное, мало уже кто помнит такое.
Комиссионный магазин – как сегодняшний секонд-хенд. Но кроме одежды ещё кое-что. Вернее, кое-кто.
Среди полок и вешалок бродят несколько человек, которые явно ничего не ищут – здесь вроде как случайно. А потом кто-то, проходя мимо, еле слышно шепчет:
– Сапоги импортные нужны? Свитер ангора из Италии? Плащ французский?
И глазами показывает, куда идти.
Где-нибудь во дворах из объёмного баула извлекаются нездешние товары, которых не могло быть в те времена на одинаково-скучных витринах. Суёшь купюры – и сразу, как в шпионских фильмах, расходитесь. Называлось это торговлей с рук, и продавцу грозила статья за спекуляцию.
Недалеко от моего института располагался общественный туалет, где в предбаннике между мужским и женским отирались фарцовщики. Купила там как-то в начале весны модные сапоги, но так и не успела в них пофорсить – быстро потеплело. А к маю поняла, что совсем нет денег. Надумала продать в том же месте.
Стою с безучастным видом. Подходит неприметный мужчина:
– У вас что?
Достаю один сапог, оглядывает быстро.
– Жене возьму. Выйдем?
На улице крепко хватает меня за локоть, тычет в лицо удостоверением:
– Проследуйте в отделение, уголовку на вас заведём.
Клянясь (с дрожащими от страха коленками), что это в первый – и в последний, конечно же – раз, умолила отпустить: не похожа была на злостного нарушителя суровых советских законов.
Поймала недавно поразительное дежавю: будто вернулась в тихий конспиративный тон, когда договариваемся о чём-то понятном только нам – и должном остаться тайной для прочих. И речь не о политике, не о мировых конфликтах, не о чьих-то персональных секретах. Это в акушерстве, в медицине!
Пришла знакомиться с доктором, о котором слышала самые хорошие отзывы: и человек приятный, и Одена поддерживает, и на пациенток не давит, и не требует рожать не позднее сорока недель, и после излития вод готов ждать. Он обо мне тоже слышал хорошее. И как только я позвонила, пригласил обсудить детали. Кратко сформулировала свои идеи, стиль и содержание курсов, обрисовала результаты, показала несколько видео реальных родов и предложила отправлять своих спокойных и понимающих учениц к нему на контракты. Диалог складывался прекрасно, понимали друг друга с полуслова.
Как я радуюсь, встречая врачей-единомышленников! Доктор, который искренне считает, что готовиться к родам нужно и важно – большая редкость.
Врач зачастую уверен: ему незачем тратить время на обсуждение каких-то там планов на роды и прочих хотелок беременных. Он же много лет учился, знает человеческое тело от и до, способен разобраться во всех нюансах и возможных сложностях! Зачем ему женщина, которая, на его взгляд, нахваталась чего-то по верхам, но претендует на собственное мнение? Скажет доктор: «Пора рожать!» – значит пора. А не возражать и спорить.
Поэтому внутренне я ликовала – найден ещё один «наш» доктор, хоть и работающий в абсолютно протокольном роддоме. И информированное согласие для него – безусловно, и свободное поведение, и частота и длина КТГ в разумных пределах. А ещё – отсутствие рутинной индукции, грамотное ведение родов с мекониальными водами, своевременный уход на кесарево, если роды зашли в очевидный тупик (без ожидания «Вот сердце упадёт, тогда и побежим»).
Перешли к конкретным моментам – наиболее частым точкам возникающих разногласий, всегда важно это уточнить. Тут в комнату отдыха докторов, где мы общались, зашли ещё двое врачей. А я как раз спрашиваю:
– До сорока двух недель ждёте спокойно?
На лице моего собеседника отразилась тревога:
– У нас протокол. Только сорок одну.
Но по телефону проговаривалось иное! Я помнила – подтвердил, что прекрасно знает указанные в учебниках сроки и при отсутствии осложнений готов не давить, требуя индукции. Уточняю:
– Так до сорока одной или до сорока двух?
– У нас протокол, сорок одна. Или женщине придётся подписать отказ.
И смотрит выразительно.
Врачи вышли.
– Инна, вы понимаете, что со мной сделают начальство и остальные доктора? Представьте – я, например, разрешаю женщине ходить до сорока двух, всё хорошо. А потом её подруга пойдёт к моему коллеге, вынужденному работать строго по протоколам, и скажет: «А вот такой-то доктор разрешает до такого-то срока!» Сожрут же…
Мне стало интересно – как он скрывает свои разумные взгляды, как «прячет» якобы перенашивающих. Сроки менструаций, что ли, в обменке переписывает?
Вспомнила, как давным-давно, когда мы только начинали находить на контракты «наших» докторов, я упрашивала не трогать одну свою беременную ещё хотя бы пару суток. А роддом жесточайшим образом требовал родоразрешить в 41+3 и ни днём позже, спорить бесполезно.
Мой любимый доктор, которому в книге «Родить Легко» посвящена отдельная глава, смотрела устало:
– Главврач меня в порошок сотрёт.
– А давайте мы как бы забудем про неё? Вы же не обязаны наизусть помнить все пэдээры.
– Ну хорошо. Сегодня про одну двойню как бы забыла, завтра и эту забуду.
Неужели всё вернулось?
Пока мы оставались вдвоём, решила уточнить про безводный период, но доктор меня опередил:
– Вы говорили, что у вас есть опыт длинных безводных. Что рассказываете на курсах, сколько можно ждать?
– Начну с того, что это не я. Это практика передового европейского акушерства, которую поддерживают в некоторых московских роддомах. Если нет сопутствующих осложнений – тогда…
Опять зашёл другой врач. Закончила фразу уже при нём:
– …ждём до трёх суток.
Мой собеседник снова напрягся:
– У нас до суток. Через двенадцать часов положен окситоцин.
Но по телефону он уверенно говорил именно про обязательные сутки покоя, а дальше – «по ситуации»!
– Так сутки или двенадцать часов?
– У нас так положено.
И опять смотрит с намёком. Ясно – сожрут и за это. Больше неудобных вопросов не задаю, обхожу углы.
– Правильно ли я понимаю: после излития вод вы предложите стимуляцию, потому что обязаны это сделать, но женщина вправе отказаться, так? И значит, будете вынуждены ждать?
Доктор кивает с облегчением – мы друг друга услышали.
– В сорок одну неделю вы должны настаивать на родовозбуждении, но ведь женщина имеет право на отказ?
– Конечно.
И вот таким манером обсудили ещё ряд возможных в родах неоднозначных ситуаций – избегая прямых формулировок и определённости выражений.
Когда мы вновь остались наедине, доктор с лёгкой грустью подытожил:
– Поймите сложность моего положения. Надо мной система, я на службе, у меня есть начальство. Ну не могу я говорить «Обязан вас стимулировать», а после шептать на ухо, что она имеет право отказаться! А вдруг потом выплывет?
Как хорошо, что мне не нужно шептать и прятаться! Говорю в полный голос: исключительное право распоряжаться своим телом по умолчанию есть у каждого. В том числе и у каждой беременной!
Можно отказаться от любого медицинского вмешательства. Можно в любой момент просто встать и уйти. И даже если уже рожаете – помните: вы и ваш ребёнок неприкосновенны, что-либо делать врачи могут только с вашего информированного согласия. Иначе это преступление.
Думайте, рассуждайте, консультируйтесь, ищите альтернативные мнения. Делайте всё, чтобы остаться в рамках разумного акушерства.
Как ни жаль, но большей частью это зависит только от вас самих.
Когда встречаю на своих курсах беременную с медицинским образованием (или пару, где такой партнёр), всегда беспокоюсь. Знаю, насколько, как правило, искажено там представление о родах: в институте быстренько промахнули страницы о физиологии процесса, а потом глубоко вникли в патологию – медицина ведь для того и существует, чтобы лечить.
Врачи любой специальности проходили азы родоразрешения и обязаны разбираться хотя бы в наиболее распространённых осложнениях. Вот только на практике в роддоме будущие медики наблюдают не самые, мягко говоря, гармоничные роды – до эпохи массового внедрения процедуры «скорбного бесчувствия» они большей частью смахивали на пытку, а сейчас зачастую похожи на удаление под анестезией некоего нездорового органа. На сопровождение индивидуальными акушерками студенты не попадают, темноты, тишины и покоя не видят, и определение «красивые/лёгкие/простые роды» слышится им полнейшим оксюмороном.
Интересный, как сегодня говорят, кейс – индивидуальная подготовка, заниматься которой мне довольно давно не приходилось. Во-первых, вживую: значит, перед всеми вопросами я лицом к лицу, и время особо не лимитировано. Во-вторых, беременная – доктор-эндокринолог: значит, про гормоны, их происхождение и влияние на организм знает куда лучше меня.
Первым делом рассказывает: на практике по акушерству она упала в родзале в обморок. Не раз слышала подобное от врачей, но всё равно в голове не укладывается. Значит, в морге им нормально, а зрелища родов перенести не могут? Хотя, наверное, это про то, как оно выглядит в медучреждении в отсутствие посторонних глаз.
Свои первые роды доктор-эндокринолог прожила ужасно, хотя рожала в стране, где само понятие акушерской агрессии немыслимо. Но быть изнасилованной в родах можно не только с внешней «помощью». Главное – ощущения роженицы и её тела. Именно они остаются в памяти или как пытка, или – как гармония и чудо. Это и стало основной темой. Надеюсь, что всё принципиально важное о «невыносимой» боли я до неё донесла.
Я же вынесла из нашего общения вот что.
Много говорю на лекциях, приёмах, эфирах о роли гормонов в родах, как функционирует «испуганная» эндокринная система и как – «счастливая». О жизни пола, о сексуальности, их химической, гормональной близости к рождению человека. Как разобраться в парадоксальной на первый взгляд работе эндогенного окситоцина, который вроде бы «гормон любви», а управляемые им роды почему-то «самая страшная боль в жизни». Порадовало, что не услышала от доктора-эндокринолога ни одного возражения, замечания или сомнения в том, что зафиксированная мною патологическая цепочка искажений выработки гормонов у боящейся родов женщины как раз и превращает их в мучение для очень и очень многих.
Поэтому – о гормонах.
«Правда ли, что большинство взрослых сидят на антидепрессантах?» – спрашивают в одном интервью у русского врача, долго живущего и работающего в США. «Да, очень много. Я сам двадцать лет на них, и моя совсем пожилая мама, и жена, и сын, и почти все друзья». На вопрос о причинах отвечает – люди хотят быть спокойными и счастливыми.
Лично для меня стало неожиданностью, что в Соединённых Штатах антидепрессанты купить гораздо проще, чем антибиотики. По словам врача, рецепт на антибиотики подразумевает обязательное обследование, чтобы доказать, что нужда в них обоснована. Антидепрессанты же назначают при малейшем намёке на тревожность или жалобах на неуверенность в себе (ну прямо как у нас – да, впрочем, и у них, и почти везде – с эпидуральной анестезией в родах).
Полезла в интернет: в США регулярно принимают антидепрессанты около сорока миллионов человек – то есть примерно пятнадцать процентов взрослого (18+) населения. Российская статистика: за последние несколько лет их потребление выросло практически вдвое.
И непонятно, что именно лечат – истинную депрессию, реальное химическое искажение в организме или грусть и отчаяние от происходящего, боль разочарований и потерь. Просто чувствуют: мне плохо, тяжело, нерадостно! Изменить мир мы не можем, можем только как-то утешиться, сгладить восприятие суровой действительности, притупив рецепторы и добавив в себя искусственных гормонов счастья, которых в естественном виде – отчаянный дефицит.
Гуглю: каким образом добыть гормоны счастья? Выплывают рекомендации Минздрава (Минздрава! обратите внимание на лексику и орфографию цитируемого; если подобное можно найти уже и на сайте солидного госведомства – ой всё):
«– разнообразить питание, готовить новые блюда с использованием различных специй для стимуляции вкусовых рецепторов;
– слушать ароматы духов, цветов, фруктов, использовать аромосвечи и аромодиффузоры для активации обонятельных рецепторов и др.
В результате этих простых рекомендаций, каждый самостоятельно и безопасно увеличит выработку гормона окситоцина, чтобы быть счастливым и здоровым».
Читать такое уже не смешно, а жутко – Кафке и не снилось…
Так где же найти гормоны счастья?
Когда-то удивилась тщательности и детальности изучения истоков насилия. А сегодня о них по понятным причинам особенно много говорят и пишут журналисты, политологи, социологи, психиатры и антропологи.
Становятся ли люди гуманнее, добрее, счастливее? И никому не приходит в голову копнуть в противоположном направлении – что происходит не в маньяке, не в убийце, не в насильнике, а в счастливом человеке, в чём источник его счастья. Ну правильно, раз счастлив – чего его изучать?
Интересное интервью с психологом о кризисах в жизни человека: начиная с кризиса первого года, когда ребёнок понимает, что может существовать и без матери, способен отойти от неё, до одного из последних – периода возраста потерь и осознания, что ты не вечен. Другой эфир: приглашённые эксперты помимо прочего рассуждают о возрастании степени личной и общественной безопасности в связке с ожидаемым на этом фоне снижением окружающей агрессии. Оказывается, с развитием цивилизации уровень агрессии вразрез со стройной теорией почему-то не падает.
Когда говорю на курсах о природном окситоцине, обязательно описываю своё понимание: человек приходит в мир одиноким и уходит из него таким же. Поэтому всю жизнь ищет контакт – друзей, любимых, детей. Одиночества впереди – целая вечность, а эту жизнь надо провести с близкими людьми.
Именно за тепло контакта, за способность к общению как таковую, за саму его возможность и отвечает окситоцин. Но только естественный, не из ампулы!
О проекте
О подписке
Другие проекты