Еще немного, и я лопну. Забрызгаю этой толстой овце всю ее кухню дурацкую, отмывать замучается. Занавесочки еще эти уродские в горох и с рюшами на окне, чертовски уютные. И огненный чай, который в меня ведрами заливает бабуля, похожая на «Белаз»… Наверняка в него что-то добавили. Что-то сильное. Разморило меня, как сопляка. Чай пахнет малиной и какими-то травами. А блины… Пытка чертовыми блинами с салом топленым продолжается уже почти час. Я счет времени потерял. Напоминаю себе волка из мультика, пришедшего на сельскую свадьбу.
– Кушай, кушай, милай, у мужука аппетит должен быть хороший. Хороший аппетит, и женщина довольна, – улыбается бабуля, в сравнении с которой ведьма из пряничного домика просто карапуз в сандаликах. Наваливает на тарелку передо мной еще гору солнечных, исходящих паром и оплывающих маслом блинов. А дура толстая сидит и улыбается улыбкой Моны Лизы. Подперла кулачком щеку свою хомячью и смотрит, как я страдаю. Наверняка ждет, что я отдуплю. А что? Говорят у китайцев были такие пытки. Бедолагу преступника кормили до заворота кишок. Видимо тут такой же вариант.
– Ба, может уже к десерту пора переходить? – хмыкнула гребаная лосиха, и глаза ее зажглись нехорошими огоньками, как мне показалось. Надо бежать отсюда, если смогу, конечно. Никогда еще я не чувствовал себя таким беспомощным. – А то наш гость, наестся и не попробует твоих вареников с вишней и Медовик. Правда же, Роб? Вы же у нас сладенькое любите? Пироженое Бетси с мармеладом. Уммм.
– А и вправду. Ох, я дура старая, – подхватилась бабуля и с юркостью белки метнулась куда-то в недра квартирки, крошечной и убогой, как ее хозяйка.
– Я тебя убью, – прошипел я, проводив взглядом домомучительницу. – Расчленю и раскидаю по городу в мешках, чтобы, не дай бог, ты как жидкий терминатор не восстановилась.
– Вас посадят, – вредно фыркнула жирная булка, нос свой наморщила дурацкий. На кнопку похожий. И тут же скривилась, словно от боли. Или…
– Эй, ты чего?
– Нормально, – просипела чертовка, и начала заваливаться с табуретки. Вот сейчас самый момент слинять, даже не переобуваясь, прямо в тапках идиотских, в форме волосатых ног с накрашенными ногтями. Даже… – Это, слушайте, я Ба отвлеку, а вы бегите. Заберу я заявление. Только пуделя моего верните, пожалуйста.
А девке то плохо совсем. Побледнела, бисеринки пота над губой выступили, и глаза горят ее совсем не вредностью, а лихорадочно. Совсем не хорошо.
Черт бы ее подрал.
– Эй, вы чего это делаете? – оживилась эта клуша, когда я ее на руки подхватил и попер к выходу из адской квартирки. Главное чтобы пуп не развязался и грыжа не вывалилась, мать ее. Тяжелая как слон. Хотя нет, вру, мне кажется она даже легкой какой-то. – А ну, поставьте меня.
– Ага, чтобы мне к изнасилованию еще сто пятую накинули?
– Врете вы все, я меньше вешу, – надулась дура. Как ее звать то, кстати? И почему я замер посреди прихожей с ней на руках? – Сто три, максимум.
– Дура, это статья УК РФ. А весишь ты как КАМАЗ. Припадочный грузовик с улыбкой Моны Лизы. Слушай, а ты ведь к старости станешь как бабуся твоя. Думаю тебе стоит задуматься о смене жилища. Это тебе мало.
– Хамло, – рявкнула мерзкая булка, всхлипнула и закусила губу. Завозилась у меня в руках, снова всхлипнула, теперь уже иначе.
– Ребро?
– Ага.
– Дура, мля.
– Сам такой породистый.
– Я ведь могу прямо сейчас уехать, забуриться в кабак, снять телок фигуристых, не похожих на тучу с ногами и ударными сексуальными подвигами выбить из себя все нажратое в вашей обители зла. А ты загнешься от пневматорокса.
– Ну и проваливайте в свой кабак. И вообще. Что вы ко мне привязались? Мой пневматоракс, мои проблемы. И кроме того, уже б загнулась, будь он у меня. Так что скорее всего у меня просто трещина.
– Трещина блин у тебя в мозгу.
Вот интересно, мне показалось, или я слышу бабкино дыхание за дверью? А нет, точно, вон из-за косяка торчит пола ее халата.
– Я? К тебе? Привязался? Вообще-то это ты мне испортила новую тачку, выскочила как лосиха под колеса. Я целый день корячился с твоим ублюдским засерей, который завершил начатые тобой разрушения, вместо того, чтобы зарабатывать деньги и встречаться с компаньонами. Потом я ездил по этим ебеням, в поисках твоего адреса. А твой чертов пес снова блевал в переноске, которую я ему купил. Жрал блины, до тошноты. Ты накатала на меня заяву, теперь мне надо как-то еще этот вопрос решать. Надо же придумать такое, изнасиловать я ее пытался. Да тех запчастей не хватит что дед твой тырил с работы, чтобы я захотел этого. Кстати, семейка у тебя та еще. Картошку они мяли. Сиськи вы мяли, и сейчас продолжаешь. Гордая она. Да пошла ты… – рявкнул я, поставил надутую, как мышь на крупу девку на пол и почапал к выходу из ада. Черт, что так неудобно то ногам? Да начхать. Все равно, лишь бы подальше отсюда. К Лизке, все равно куда. Сейчас выкину из машины мерзкую псину, вместе с ящиком этим ужасным и свалю. И забуду как гребаный страшный сон всею эту фанаберию.
– Сам ты дурак. Я, может, лосиха, а ты прохвост и индюк раздутый, крохобор еще. И руки свои еще раз ко мне протянешь, я тебе их повырываю. Ясно? И собаку верни. А деньги свои поганые забери. Я не продаюсь, понял?
– Сама иди ее забери, раз такая самодостаточная. Не продается она, блин. Потому что покупателей нет, наверное. Все продаются, куколка, вопрос в цене. Не продаются те, кому не предлагают.
Кубарем я скатился по лестнице, чувствуя себя колобком, свалившим от бабушки и медведицы. Нет, надо же. Я прохвост? Это я прохвост? Вот сука. Я крохобор, мля. Надо предупредить охрану, выписать запрет на посещение жирными бабами моих магазинов. Черт, как тошнит.
Я распахнул дверцу и чуть не загнулся от запаха. Этот мелкий пудель просто машина по производству дряни. Выволок клетку, воняющую как скотомогильник, бросил ее прямо на землю. Песик тявкнул приветственно. Я пнул переноску и свалился на водительское сиденье. Ноги на педали… Черт. Как же неудобно. А ведь я недавно только купил эти ботинки, денег за них отвалил, как за Боинг. Надо будет написать производителям рекламацию. Вдавил педаль газа в пол так, что покрышки заскрипели по покоцанному бетону, которым кто-то сильно умный, залил весь крошечный двор этого гетто. Зам начальника юр отдела она, неподкупная, мать ее. Неудачница и дура. Толстая курносая кучеряшка с раздутым самомнением и сломанным ребром. Зря я не отвез ее в больницу. Но не возвращаться же. Или все таки…? К Лизке, выкинуть из головы все, забыть как страшный сон. А эта коза пусть идет в задницу, вместе со всей своей чумовой семейкой и псиной вонючей. Я Роб Соколов, успешный и самодостаточный. И все проблемы решу спокойно, щелчком пальцев.
Купить беруши!!!
Все таки заехать на рентген.
Взять с собой на работу контейнер с распаренной гречкой и курогрудью.
Скормит уличному Полкану киллограмм блинов и ящик сэндвичей со свининой и майонезом (бедный пес. Лучше отдам мужикам в офисе)
Выкинуть ботинки бога к чертовой матери из моей квартиры.
Лучше сжечь за сараями, чтобы уж наверняка.
Утром я на работу конечно опоздала. Потому что сначала полночи я отмывала моего любимого Херальдиньо, а остальные полночи слушала богатырский храп почетной гранд ма, вертелась в своем девственном ложе, рассуждая о бренности бытия и загибаясь от боли в ребрах. Ни фига. Совсем я не думала о троглодите наглом синеглазом. Вот вообще ни капельки. Ну разве что совсем чть чуть. И то, когда обзывала его всякими нехорошими словами. Он еще и тапки у меня свистнул, которые мне презентовала Ритка. Тащит, гад, все что не приколочено. Еще и на семью мою чего-то гонит. Подонок и хам.
В общем, в офис я вползла на полчаса позже положенного. Злая, как дворовая Жучка, с рюкзаком, полным харчей за спиной и похожая на перехожую калику больше, или на бурлака, нежели на зам начальника юридического отдела.
– Кэт, ну наконец-то, – выкатился колобком мне навстречу мой начальник, Семен Петрович. Я замерла, приготовившись к изнасилованию моего мозга нравоучериями и пиханию мне под нос пухлой волосатой ручонки с часами. – Давай быстрее, проходи. У нас банкет, – помахал перед моим носом начальник бутылкой шампанского. Боже, на сколько же я опоздала? Не на весь же рабочий день?
– Не рановато ли? – поинтересовалась с сомнением. Пытаясь понять, может я какую реальность парлаллельную провалилась. А что вон в книгах пишут, люди в королевства всякие проваливаются. И там становятся правителями и все такое. Но с моим везеньем мне только дешманская шипучка светит на завтрак и, судя по звукам, несущимся из конференц-зала, дискотэка.
– Не занудничай, – ряыкнул Семен Петрович, и с интересом покосился на мой рюкзак, воняющий за километр, как солдатская полевая кухня. – Радость у нас великая. Катя, мы подписали контракт с сетью торговых центров по всей стране, будем поставлять нашу продукцию в их зоомапгазины. Вчера вечером, почти ночью позвонили, не понимаю, что за срочность и откуда про нас узнал такой человек. Да это и не важно. Ты не представляешь, какие горизонты перед нами открываются. Зарплату тебе повышу, уборщицу найму отдельную, чтобы ты не убиралась в офисе, купим новые помещения. Нет. Купим целое офисное здание. Мощности увеличим, а там глядишь…
– Новые Васюки столицей станут? – буркнула я, скидывая тяжеленный баул со спины на пол. Ребро прошило болью, аж искры из глаз посыпались. Интересно даже, что за дурак подписал себе смертный приговор. Наши игрушки для собак можно продавать только в недоразвитые страны. Точнее выменивать их на кокосы у каких нибудь аборигенских племен. И то, аборригены в этом случае будут пострадавшей стороной.
– Да ну тебя, вечно ты все недовольна. А харчи твои как раз сейчас будут, скоро сам магнат приедет. Надо бы приветить. И приведи себя в порядок, принарядись что ли. Времени мало, а надо еще поляну накрыть. Так что не телься.
– Может еще кокошник надеть? – вздохнула я и нехотя пошла выполнять приказания шефа.
– И кокошник, и стриптиз спляшем всем коллективом, если надо будет. И…
Дослушивать огненные фантазии Петровича я не стала. Поплелась в уборную, держась за горящий бок рукой. Нет, он прав, конечно. Из туалетного зеркала на меня уставилась тетка, похожая на матрешку коалу, краснощекая, кровь с молоком, но встрепанная и с черными кругами под глазами, горящими каким-то шизоидным блеском. Бессонные ночи еще никого не красили, как я сейчас пред магнатом то предстану. Во жизня пошла у меня, то мажоры, то магнаты. Наверняка этот «махнат» тоже козел, каких счет не видывал. Все они одной мирой мазаны. Жалко Ритки тут нет, она бы заценила, тьфу-тьфу-тьфу, а то накличу.
Принарядилась я, конечно, как велел шеф. Нацепила на себя запасную блузочку, которую специально притащила год назад, на случай, если как всегда обляпаюсь кетчупом из хотдога, или шоколадом от пончика. Брючки свои любимые разгладила, на голову нацепила ободочек, чтобы волосы не мешали мне прислуживать у царского стола. Ромашку бы мне еще за ухо, и копия бы буренка из масленкино стала. Набрала полную грудь воздуха, услышав звуки радости из-за двери. Значит прибл великий магнат, который сделает нашу юдоль скорби процыетающей и богатой. Я нацепила на лицо улыбку, толкнула дверь и…
Я даже успела крутануться вокруг своей оси, не взирая на боль в ребре и то, что голова у меня закружилась. Еще немного и я…
– А вот и наша Катюша, наша добрая фея, – не забыть бы потом порешить Петровича. Задушить его бантом от блузочки, а лучше порубить ободком в капусту. – Катенька, иди к нам, познакомься. С Робертом Георгиевичем.
Я уставилась на чертова подонка, скалящего свои белющие зубы и заскрипела своими неидеальными. Черт. Сейчас я проигрывю по всем фронтам. Этот хам, элекантен, как рояль, одет с иголочки, свеж и бодр. И снова похож на злого бога, который спустился с небес только для того, чтобы поиздеваться надо мной.
– Ну же, Катерина, что вы как не родная, – хмыкнул хам и нахал, пригвоздив меня взглядом. Руку мне протянул. И куда мне деваться было, вот скажите?
О проекте
О подписке