Глава III. Обратная тяга

Pe moriturus, te salutante

(«Идущие на смерть приветствуют тебя», лат.)

*** Волчегорск, 27 сентября

Мигающий свет в тёмном коридоре не давал собраться с мыслями и раздражал глаза, которые и так практически не смыкались уже два месяца. Вымотанная женщина со следами былой красоты на лице караулила у кабинета старшего следователя с говорящей фамилией Жданов. Её уже тошнило от звуков этой фамилии, которую они нещадно трепали дома на пару с мужем, и от звуков его противного безразличного голоса, но он был единственной надеждой, хоть и призрачной.

Она смотрела в стену перед собой стеклянным взглядом, не замечая изредка проплывающих мимо теней сотрудников РУВД. Не воспринимала ничего вокруг. Кроме этого пульсирующего света госучреждения, который испокон веков существовал по национальному принципу известному ещё Салтыкову-Щедрину под названием «Пьют и воруют». Всё потому, что он напоминал надежду, призрачно мерцавшую в долгом конце мрачных дум матери, которую внезапным утренним звонком вызвали на опознание останков единственной дочери в следственный отдел.

Да только хитроумный полковник юстиции Жданов, внезапно щёлкнувший пальцами перед глазами терпеливой посетительницы, намеренно скрыл первопричину приглашения, лишь бы избежать ненужных истерик и иметь возможность убедительно побеседовать. Последнее было его долгом, назначенным свыше – с самой верхушки областного Олимпа, укрытого серыми облаками. Дело исчезновения нимфетки было хоть и заурядным для провинции, но весьма неоднозначным, и отчего-то оно по умолчанию стояло на особом контроле у бойцов невидимого фронта, с помощью которых подогревались возмущения наёмной общественности и расшатывался трон под влиятельным полицейским шефом.

– Я заранее извиняюсь, – едва подавив винный «привет из глубины души», начал начальник волчегорского следствия, сияя в центре своего рабочего стола радостными глазами, и Эмма также просияла в ответ. Она надеялась на долгожданные вести о своём ребёнке и только на добрые, ведь весь безразличный мрак Жданов и его преданные помощники уже два месяца сообщали только по телефону, – но я буду с вами не только беседы беседовать, уж очень много дел и мало времени. Я вызвал вас на нечто, сродни опознанию…

Бирюзовые глаза Эммы Ременчук, которыми она поделилась с дочкой, снова остекленели и померкли, как прежде. Она попыталась выразить удивление несоответствующему для процедуры опознания месту, но только закашлялась, растерянно оглядев цивильный начальственный кабинет, стандартный интерьер которого нарушала лишь пара жутких африканских масок и какой-то хищный охотничий трофей. Под ним на позолоченной пластине был выгравирован городской герб с надписью «Volfenberg IXX – XXI».

Щепетильную дамочку передёрнуло от гнетущего чувства, и она постаралась скорее отвести взгляд от зверя, скалящегося в застывшем навеки предсмертном рыке. Только обладатель оригинальной атрибутики, никогда не терялся на своей территории, и поспешно вытащил из сейфа папки с пакетами и разложил их перед посетительницей. В глазах у Эммы всё расплывалось от волнения, но знакомые локоны длинных русо-золотистых волос она разглядела первыми и тогда уже не сдержала горьких слёз.

– Неужели это всё, что осталось от моей девочки? Где вы это нашли?

– Этот шиньон из человеческих волос, – разъяснил Жданов, взяв самый объёмный из пакетиков с вещдоками, – на прошлой неделе наши сотрудники обнаружили в эзотерическом салоне «Вёльва». Их навёл анонимный звонок. Аноним сообщил, что в этой лавочке не так давно появился вотивный предмет с длинными волосами, как у пропавшей девушки, фотографиями которой с вашей помощью увешан чуть ли не весь Волчегорск с Артемьевским районом в придачу. – последнее старший следователь имел цинизм сказать с упрёком, ведь он с самых первых дней исчезновения Юли Ременчук поставил на ней крест и не оставлял гипотетических шансов на то, что малолетняя вертехвостка из ночного клуба ещё жива. Однако теперь, когда частные инициативы родителей дали свои плоды в глухом деле, нерадивый сыщик радовался наводке куда больше Эммы: – Тамошние чудаки из магического салона обозвали веретено с зафиксированными на нём волосами «Кадуцеем Девы» и очень растерялись во время допросов. В тот день работал сын хозяйки Марат Чернов. Такой же чокнутый, как и мамаша. Ну вы наверняка знаете нашу городскую колдунью Магду? – насмешливо спросил Жданов и женщина кивнула ему в ответ, вытирая слёзы, – Так вот эта блаженная имеет обыкновение шляться по лесам и помойкам в поисках посланий богов, как выразился её младший сын, который теперь помогает престарелой матери содержать колдовскую лавочку. Она несла на допросе невообразимую чушь про богов и духов, в которой только наш штатный психолог смог разобрать кое-что осмысленное. И её более-менее земные откровения про то, что посланный свыше древнегерманский фетиш она изготовила из найденных в лесу близ старых Артемьевских шахт женских волос идут в разрез с рассказом Марата. Парень нас уверял, дескать этот реквизит из конских волос им привезли немецкие поставщики из Кёнигсберга. Якобы через интернет тот всегда заказывает в областном центре янтарь и прочие минералы для оберегов, а также различную эзотерическую атрибутику оптом и в розницу. Дурачок явно мамашу взялся выгораживать, говорил нескладно, впопыхах. Дескать, что с сумасшедшей возьмёшь, спутала немецких партнёров с викингами и божий дар с яичницей, а сам не взял во внимание экспертизу, что установила человеческую природу найденных волос. Наши рысаки после допросов вновь прочёсывали лесные окрестности, взяв с собой старуху Магду. Она верно указала все места, о которых на первый взгляд бредила. Волосы она нашла как раз в районе предполагаемой расправы лесных зверей над Юлей. Это в чаще на самых подступах к готтанским руинам. Затем, как всегда, ведьма поплелась поклониться своим германским духам и нашла там следы свежего пепелища с костями и палёными вещами. Среди пепла на самом дне наши сотрудники обнаружили ещё несколько весьма любопытных вещиц. Теперь к сути, Эмма, – сделал испытующую паузу, со всей серьёзностью обратился следователь, – сейчас вы осмотрите все найденные в «Вёльве» и в окрестностях готтанского капища вещдоки, а после предстоит сравнительная генетическая экспертиза на предмет принадлежности этой шевелюры вашей погибшей дочери.

Циник в синем кителе со звёздами на плечах, которого дряхлая визионерша наверняка приняла бы за звездочёта, словно нарочно рвал сердце несчастной матери и говорил, как будто палач, выносящий смертный приговор. Добросовестно заниматься расследованием исчезновения или убийства девушки волчегорское следствие во главе с Большим Боссом Александром Ждановым упорно отказывалось уже третий месяц, но что-то мешало забросить глухарь в корзину. И это были отнюдь не навязчивые звонки семейства Ременчуков.

Ждановская секретарша уже давно внесла их в свой игнор-лист. От родителей и взбудораженной общественности следователь добивался лишь того, чтобы они признали некриминальную гибель молоденькой танцовщицы Юли. Ведь для городка, упирающегося в реликтовый лес с историческим взгорьем, где десятки лет орудовал кровожадный детоубийца, тема маниакальных убийств была больной и табуированной. Более того сам полковник Жданов поднялся до начальственных высот, геройски закрыв именно эту страшную историю «Волчегорского зверя» с кровавым шлейфом, тянущимся из конца семидесятых годов.

Охотником на детей был признан старенький, почти не просыхающий егерь Артемьевской чащи, и после признательных показаний так называемого «зверя» прямо в СИЗО хватил сердечный приступ, который поставил на многолетнем ужастике наяву жирную точку и наглухо закрыл эту кровавую историю. И пусть такая мутная развязка тогда смутила многих, тем не менее серия сезонных расправ длинною в тридцать лет с началом нового тысячелетия остановилась. В благоустроенном шахтёрском городке наступил провинциальный мир и покой.

Но весь тот кошмар, когда волчегорские родители боялись выпускать отпрысков на улицу с наступлением сумерек, мгновенно воскресло во взбудораженной памяти, как только на месте боевой славы двуногого зверя были найдены обрывки одежды и окровавленная обувь пропавшей после дискотеки Юльки Ременчук. Ждановское лобби занервничало, но быстро переломило общественный резонанс с требованиями пересмотреть закрытое дело «Волчегорского зверя», пока остальных подростков не покромсал всего лишь притихший маньяк-старожил.

Начальник следствия сыграл на обескураживающей информации от криминалистов, из которой следовало, что найденная в лесу обувь Юли была перепачкана кровью животных. И основная версия трагической гибели сплелась сама собой – в округе некогда водились бродячие собаки и даже волки собственной персоной, оттуда и зловещий топоним. Случаи, когда голодные стаи ужинали потерявшимися грибниками и бродягами были неоднократными.

Впрочем, тот очевидный факт, что от юной, но уже довольно рослой девушки не могли остаться лишь «рожки, да ножки» головотяпское следствие всё равно не смущал, а Эмма Ременчук лелеяла надежду, что Юленька просто похищена при загадочных обстоятельствах, но точно жива, как и следовало из её редких снов. С тех пор баталии Ременчуковской поддержки со ждановцами не утихали, расследование буксовало фактически на нулевой отметке, а общение с представителями Фемиды было доступно только по телефону и через адвоката.

И сейчас, при взгляде на пасьянс из вещественных доказательств, внутренний протест вновь вспыхнул внутри материнского сердца, как в июне, и она с небывалой жёсткостью в лице отшвырнула от себя предъявленные пакеты. Потом решительно встала и направилась к двери, надрывно бросив напоследок:

– Моя дочь жива, я знаю это! Вы ни черта в своей конторе не делаете, то у вас воскресший маньяк, то волки с собаками, то теперь цирк со старой ведьмой! Сама найду свою дочь и докажу всё, ясно вам?! В Москву поеду!!!

– Эмма, стойте! – бодро кинулся во след упрямой женщине начальник следственного отдела, вдруг отбросив свою привычную сытую надменность. Вчерашний хмель его мигом улетучился, сменившись раздражённым румянцем. Он решительно захлопнул перед беглянкой дверь своего кабинета и на всякий случай провернул замочек, явно нацеливаясь довести осточертевший глухарь до логического завершения в ближайшие дни, – Откуда вы можете знать?! Знать и доказывать – это наш профессиональный долг! Вы не представляете, сколько раз мои стены слышали слова слепой надежды, а потом, как всегда… – хитрец в подтверждении своего душевного пассажа кивнул на стены, точно позабыв, что оттуда хищно скалится какая-то дичь и пялятся чёрные глазницы африканских тотемов, – Успокойтесь, голубушка, и присядьте обратно, нам предстоит очень важный разговор. – мягко приобняв даму за локти зачастил Жданов и сам буквально усадил её на прежнее место, дабы продолжить свои убеждения во имя нескольких заветных подписей.

Она без особого желания присела на стул, вытирая кружевным платком лицо и стараясь не глядеть на рабочий стол следователя с золотистыми волосами, которые её непоседливая девочка так любила собирать в высокий конский хвост на самой макушке. Заметив этот психологический нюанс, опытный следак решил подготовить неудобного оппонента к основному номеру программы опознания, и, посмотрев на пакетик с закоптившимися ручными часиками с гравировкой «LB», всё же взял со стола самый маленький, но наиболее ценный из пакетов с вещдоками. Содержимое его могло отвлечь от тяжёлых мыслей любую представительницу прекрасного пола.

– Взгляните внимательно, знаком ли вам этот камешек? – следователь расправил в руках прозрачный пакетик с закоптившейся от огня драгоценностью, поблёскивающей алыми огоньками, в которой Эмма, несмотря на своё состояние признала необычный кроваво-красный камень ромбовидной формы. Первый и последний раз она видела такой в старинном кулоне, который дочери подарил некий тайный поклонник на кануне исчезновения. Хитроумный спец поймал и верно прочёл все эмоции на лице женщины и, набрав побольше кислорода, уверенно продолжил в нужном себе ключе:

– Этот эксклюзив после допроса Черновых был обнаружен нашей оперативно-следственной группой на пепелище готтанского капища вперемешку с изрядно обгоревшими вещами и другими занятными для следствия находками. Впрочем, они представляют ценность исключительно для сыщиков, а не для ювелиров или городских сумасшедших, то бишь колдунов. – с кривой усмешкой подытожил Жданов, переворошив рукой прочие три пакета с обгоревшими наручными часами, обугленными лохмотьями и алтарными осколками с характерными бурыми пятнами.

– Вы имеете в виду бабу Магду и то, что она будто бы нашла там неподалёку волосы Юленьки?

– Именно. Окровавленные туфли вашей дочери, если вы помните, были разбросаны в лесополосе у подножия Артемьевского взгорья.

– Тогда, как же колдунья проглядела такое дорогостоящее «послание богов»? Она с сыновьями чуть ли не ночует на Готтане. Нашла волосы и смастерила какой-то кадуцей, а здесь уже готовый амулет… И вообще, я видела в их салоне массу подобных самоцветов, которые они потом заряжают на удачу и втридорога продают. Да-да, вот точно таких красных камней, вроде кварца или граната, у них даже больше, чем нашего балтийского янтаря. Может быть это Магда нас дурачит и привлекает внимание к своей заброшенной лавочке, как в старые времена. Думает, так её с колдуном Оками к поискам подключат за энную сумму денег!

Жданов лишь усмехнулся в густые усы на подобное предположение и, отрицательно качая головой, позволил въедливой гостье взять в руки самый ценный пакетик с вещественным доказательством в семь карат, дабы бывшая школьная математичка наглядно удостоверилась в собственной ошибке.

– Неужели не видно, что перед вами отнюдь не грошовый самоцвет, – со скепсисом пробубнел Жданов, насмешливо глядя, как подслеповатая дама, щурясь, осматривает уникальную следственную находку со всех сторон. Увесистый камень действительно выглядел весьма изысканно и солидно, невзирая на сажу, – Наш криминалист и без должной экспертизы в день обнаружения на глаз определил, что это эксклюзивная вещица, старинный рубин, огранённый на заказ не позднее времён революции. Вроде бы разглядел искусно обработанный раскол, проходящий сквозь весь кристалл, и потом в деталях гравировки римские цифры, обозначающие соответствующую датировку. Одним словом, это точно не новодел, поскольку подобную замороченную огранку и гравировку в наше время никто не сделал бы столь искусно. А тем более полоумные воспитанники нашей волчегорской ведьмы.

– Можно я сама ближе посмотрю? – попросила Эмма, пытаясь открыть пакетик, – К сожалению, очки в машине забыла.

– Ни в коем случае!!! – воскликнул следователь и поспешил вырвать эксклюзивный вещдок из рук несмышлёной, как он считал, женщины. – Эксперты всё это специальными приспособлениями и перчатками берут, а вы залапать хотите?! Осторожнее же надо, голубушка… – чуть сбавляя агрессию добавил он, но горькую пилюлю неприятного мероприятия это не могло подсластить. Впрочем, бюрократу было плевать на чужие, а значит лишние чувства, позванивал служебный телефон с манящими предложениями от весёлых коллег и секретарши. Хотелось скорейшего лечения после сокрушительного юбилея начальника РУВД. Посему Жданов с пылом взявшись за протокольные бумажки, глядя с раздражённой поволокой на Эмму: – В общем, вы подтверждаете, что этот кулон и волосы принадлежали вашей дочери, Юлии Ременчук?

– А как же экспертиза?! Что всё от моих слов зависит? – снова схватилась за призрачную соломинку Эмма и провинциальный сыщик в звёздчатом кителе вспыхнул огнём двухмесячной давности.

– Гражданочка, у нас всё согласно уголовно-процессуальному кодексу, протоколу и международному праву! Как же вы не уясните себе! Есть порядок, есть правила, а не слёзы, сопли, капризы!!! Ну не можем мы в обход близких родственников, тем более заявителей! Было бы прекрасно, но не в нашем веке… – когда полковник Жданов горячился, то зачастую брызгал слюной и багровел лоснящимися щеками, за что подчинённые за спиной звали его милым прозвищем Самовар.

Эмма тоже была не из робкого десятка, десяток лет работы в системе внутренних органов вполне мог конкурировать с весомым педагогическим стажем. В последний раз эта коса Фемиды находила на учительский кремень в первые дни поисков танцовщицы. Тогда по горячим следам в густой лесополосе, которая отделяет федеральную трассу от знаменитого своими тевтонскими руинами, были обнаружены клочья Юлькиного сценического платья и одна окровавленная туфелька.

Полисмены чуть ли не прыгали от радости. Однако, спустя неделю поисков без вести пропавшей фаворитки таинственного чина из ФСБ, халтурщики получили вместо премии хронического глухаря с новым набором улик. Остатки кощунственного восторга смазало с лиц ждановцев после того, как столичная экспертиза установила, что кровь на потерянной туфельке волчегорской золушки не человеческая, а исключительно собачья.

Но свои промахи служивый со звёздами и грамотами забывал быстро, потому железобетонной уверенности в своей правоте не терял: – Вам надо понять, гражданка Ременчук, что покуда мы здесь все заинтересованы в скорейшем раскрытии убийства вашей дочери, то придётся терпеть не самые приятные процедуры и идти на компромиссы. Мы же не фашисты, никого не мучаем, не издеваемся, а хотим помочь.

– Правда?! – укоризненно сверкнула очами Эмма, памятуя свои обмороки, истерики и усмешки Ждановских пешек во время первых кровавых находок и опознания.