– Рада, нужно поговорить, – уныло и тихо бубнит Катька, стоило нам только выйти из аудитории.
И я, и она после случившегося сегодня утром, мягко говоря, чувствовали себя паршиво.
Ярость отступила, и на ее место пришло сожаление. И на фиг я вообще марала руки об этих уродов? Вот вечно я парю горячку, а потом жалею.
Да только разве можно себя проконтролировать, когда с тобой вот так грубо и гадко… На глазах у всех…
Этот урод еще и меня выставил виноватой в том, что они нас оскорбляли. Да и за подругу хотелось заступиться…
Им просто поржать, а за нами этот гадкий шлейф из их оскорблений будет тянуться все годы учебы…
– Что такое, Кать?
Отходим к большому окну в пол, на батарее под которым вечно сидели студенты.
– Дело в том, – тяжело вздыхает подружка, – что тот чувак не зря мне гадости говорил… Я… Короче, мы ведь в субботу в клубе были с девчонками… Я с ним переспала, Рада. А оказалось… – Она делает паузу и сглатывает. – Он дружит с Ваней моим… Они одноклассниками были в какой-то навороченной школе на Рублевке.
Ваня, с которым Катя уже как месяц крутит бурный роман, тоже учится у нас в институте и ездит на новом шикарном спортивном «Мерседесе». Больше примечательного в Ване я не знаю. Я вообще не поняла, как можно было на него запасть. Разве только что Кате нравится катать свою холеную рязанскую попу на его супертачке… А еще я знаю теперь, что Катька полная дура, раз влезла туда, куда сама зареклась не влезать…
Вот только я еще большая идиотина. Правдистка хренова. Больше всех надо… Стоим друг друга… Она позорится, а я зачем-то лезу защищать ее имя…
– Ну что сказать, Кать, замечательно… – В моем тоне легко считываемое раздражение. И еще больше сожаления от случившегося. – А раньше ты сказать не могла?
– Когда?! Ты так рьяно кинулась на амбразуру! Главное – убила бы хотя бы этого придурка Магу – он трусливый шакал, а ты на Гаджиева полезла! Ты хоть знаешь, кто он такой?!
– Какой-то мажор тупой, – цежу сквозь зубы, хотя внутри, конечно же, все переворачивается. Я не железный человек, а просто девушка. И да, черт возьми, мне страшно!
– То, что он вообще-то сын президента одной из кавказских республик, – одно дело. Я про другое, Рада, он вообще неуправляемый. На голову отшибленный. Хищником не зря его зовут. Он король ночных гонок без правил. Такое творит, ты представить не можешь! Ему вообще закон не писан.
От слов горе-подруги, которая, словно бы нарочно нагнетая, в носу начинает предательски щипать.
Вспоминаю лицо этого грозного «хищника» в момент, когда кофе полилось на него грязно-коричневой струйкой и начало прыгать жирными каплями по идеальной новехонькой кожаной куртке, и внутри все переворачивается…
– Короче, ты влипла, подруга… – выдает Катька, а мне уже едва удается сдержать слезы обиды. На фига мне вечно больше всех надо? Ну что я за дура такая, а?
– А как же моральные принципы, Кать? – слова болезненно царапают горло. – Ты ж вроде как с Иваном, и у вас любовь… А эти клятвы, что никаких маг…
– Ну… Не все ж у нас такие правильные, как ты, Радмилушка… – усмехается она язвительно. – Это ты у нас мисс-идеальность. И учишься лучше всех на курсе, и парни заглядываются. И типа вся такая недотрога, а сама в мини-юбке со своими ножищами длиннющими всем глаза мозолишь…
В шоке смотрю на ту, кого я сейчас так рьяно защищала. А там столько злости и даже… зависти, что ли…
– Так… Я это слушать не хочу… Молодец, подруга, что…
Встаю резко, иду быстрее от нее в сторону. Долго-долго собираю себя в туалете, и потому на следующую лекцию захожу с опозданием. Садимся мы теперь тоже отдельно. Но мозг все равно как отморожен. Слова лектора льются мимо ушей. Голова раскалывается. Мне параноидально кажется, что все на кафедре сейчас смотрят на меня и перешептываются о произошедшем…
От тяжести мыслей я даже учиться не могла толком. На семинарах как-то вяло еще отвечала, а вот лекции вообще прошли мимо ушей…
После профуканного учебного дня уныло плетусь в общагу, мысленно радуясь, что я на территории универа, под камерами. Хотя бы тут мне вряд ли угрожает быть убитой и зарытой…
Прохожу мимо парковки, слышу жалобное мяуканье, оглядываюсь. Котенок. Весь грязный и с загноенными глазками. Стоит, одну лапку поджимает под себя – холодно малышу.
Сажусь на корточки перед ним.
– Где твоя мама, маленький? – руки тянутся к слипшейся шерстке.
Наверное, там, под слоем грязи, она оранжевая и полосатая.
Малыш отвечает мне очередным жалобным мяуканьем.
Прикусываю губу, нервно размышляя.
В общагу брать его мне категорически не разрешит вахтерша. У нас с этим строго.
Но он же замерзнет на улице! Куда пристроить малыша?
Снова слышу мяуканье – уже более решительное, даже паническое.
– Малы-ыш-ш-ш… Ну как мне тебе помочь?
Сердце разрывается.
Не могу видеть страдающих животных.
Они ведь не могут ответить и дать сдачи, как хотя бы я сегодня сделала с тем зажравшимся придурком. Молча сносят всю боль, которую причиняем им мы, бессердечные люди…
Блин, короче, спрячу его в куртке, пронесу мимо вахтерши, отпою молоком и отогрею в комнате, а потом что-нибудь придумаем… Может, пристрою к кому с курса, кто в городе живет.
Громко-паническое мяуканье продолжается. Глажу малыша.
– Назовем тебя Рыжик. Неоригинально, зато понятно…
Наверное, за этими разглагольствованиями с котом на корточках я и не приметила в его мяуканьях настойчивое предупреждение о том, что позади происходит что-то нехорошее…
Резко оборачиваюсь, когда совсем рядом хлопает дверь машины. Только и успеваю вскрикнуть, как меня хватают за шкирку и резко разворачивают. Брыкаюсь, как насекомое, не касающееся пола. Хватаю ртом воздух, как рыба… Меня кто-то держит сзади, а перед собой я вижу…
Передо мной стоит тот самый облитый кофе самец, правда, уже переодевшийся. Стоит и просто смотрит на мою беспомощность, положив руки в карман, со смесью иронии и равнодушия, но я понимала, что это он дирижирует этим беспределом. Это его «урок мне». «За дерзость». Я услышала в спину, как он сказал, что «накажет»…
Пытаюсь вывернуться из захвата, но тщетно.
– Кидай ее сюда, – небрежно кивает головой.
Чувствую себя мухой на паутине, которая зачем-то машет крыльями, хотя уже точно понимает, что ее сожрут. Куда меня? В лесополосу? По кругу пустят?
Молча открывает багажник. Еще раз пробегается по мне этим своим непонятным взглядом, а потом цепкие руки, сильно сжимающие меня обручем захвата, закидывают меня туда внутрь, словно бы я мешок картошки, а не человек…
И вот… Я оказалась на втором этаже гаража-мастерской… В ожидании своего похитителя… Через какое-то время он вальяжно поднимется наверх, будет меня унижать, после чего отымеет…
И самое ужасное, что я даже не знаю, что дальше.
К ужасу понимаю, что сумка с телефоном осталась в машине. Они предусмотрительно забрали ее у меня, когда закидывали в багажник.
От беспомощности закусываю губу и морщусь. Оглядываюсь по сторонам.
Хотя бы нож найти. Буду угрожать ему, как придет. Или пырну себя.
Хоть не так будет стыдно…
Пусть трахает труп…
Может, все-таки испугается? Читала, что такие вещи отрезвляют зарвавшихся мажоров…
Как назло, не нахожу в комнате ничегошеньки, что можно было бы использовать в качестве самообороны.
Даже под кровать залезаю. Открываю шкаф. Там идеально проглаженные вещи, пахнущие химчисткой. Даже заглядываюсь – чистый люкс.
Пара деловых костюмов, кипенно-белые рубашки и футболки с джинсами. Все явно очень дорогое, но без кричащих брендовых логотипов.
Вижу маленький холодильник под письменным столом, как в отелях. Там бутылки воды. Вытаскиваю одну и залпом выпиваю. Мозг спазмирует от обезвоживания. А мне нужно думать… Думать, как себя спасти…
Пока пью, цепляю глазами учебник по международной экономике с эмблемой нашего института. Интересно, он тут для красоты? То, что абрек тоже студент ИМО, я теперь не сомневаюсь, но вот что он что-то за годы учебы выучил – не верю. Впрочем, какое мне дело… Надо сейчас другим озаботиться…
Глаза утыкаются в окно. Тихо подкрадываюсь к нему, потому что смотрит оно не на улицу, а на двор той самой автомастерской, зато с внутренним ликованием замечаю, что на нем нет никаких замков… Всего-то и нужно, что повернуть ручку…
Только… Только я на втором этаже…
Нервно сглатываю, отхожу от него подальше, чтобы ненароком кто-то снизу не увидел, что я тут стою и рассматриваю их…
Когда изучать уже нечего, потерянно сажусь на край кровати.
Время тянется, как резина.
По внутренним ощущениям проходит не менее часов трех.
Здесь невозможно понять, какой сейчас час и вообще стемнело ли уже, но по логике уже глубокая ночь…
Сон накрывает меня болезненными и рваными вспышками. Я то проваливаюсь, то снова выныриваю, нервно оглядываясь по сторонам.
Потом мне снится какой-то странный сад, где очень красивые цветы, но у них огромные острые шипы, и они то и дело касаются моей ноги. Я все жду боли, но вместо нее нежные поглаживания.
Выныриваю из забытья и резко подскакиваю, потому что рядом со мной в темноте сидит внушительная фигура Анзора.
– Выспалась, киска? – спрашивает он хрипло.
Группируюсь и вжимаюсь в изголовье кровати.
Даже в темноте его глаза светятся алчной похотью и вседозволенностью.
Внизу стало тихо. Не слышно даже голосов мужиков и работающих телевизоров с монотонными записями гонок.
По телу бегут мурашки. Опять дико страшно…
– Отпусти меня, – молю, чувствуя, как голос предательски вибрирует.
– Мы это уже проходили… Иди сюда… Я же сказал, что тебе нужно сделать, когда я приду. Не беси меня, киска… Ты заслужила наказание. Я не отпущу тебя… Потому может быть по-нормальному, а может, жестко… Выбирать тебе… Слушаешься или обостряешь. И потом несешь ответственность за последствия…
Резко подскакиваю с кровати.
Он тоже, вальяжно отходит к тому самому проклятому креслу, к которому я должна приползти на коленях, раздевшись.
Садится так, словно бы он хозяин мира. Широко расставив ноги и откинув спину.
Пячусь назад.
Подвоха он не видит.
Думает, что я сейчас выполню все, что он говорит.
И правда, какой у меня выбор?
Какая дура будет сопротивляться, когда и так все понятно?
Сейчас бы кстати пришлась отвратительная фраза «расслабься и получай удовольствие»…
А дальше…
Дальше я действую так быстро, как только могу…
Резко распахиваю окно, быстро взбираюсь на подоконник и, зафиксировав взором его ошарашенное выражение лица, сигаю вниз…
Последнее, что я слышу от шока, это его «идиотка-а-а» вдогонку, но уже поздно…
Я умерла. Нет, точно! Я умерла!
И горю в аду!
Сразу! Во всех кругах ада.
Потому что сейчас все тело горит, особенно нога и ребра. Это даже не просто боль – это агония…
Жалобно скулю. На другие звуки попросту сил не хватает.
Может быть, Бог меня услышит и пожалеет. Заберет отсюда куда-нибудь повыше… Ну, я ведь не совершала никаких смертных грехов… В сущности, даже еще не успела. Меня пока хватало только на прилежную учебу. Дальше книжек я ничего не видела…
Я всего лишь Радмила Тарханова. Простая студентка из Иваново. Мне восемнадцать лет, и я ничего плохого в этой жизни не сделала…
Ну, разве только что оставила свою любимую маму тосковать в родном городе, уехав в большую враждебную Москву с наглыми мажорами. А еще не спасла маленького котенка у общежития, который точно замерзнет сегодня ночью…
Скулю, как волк.
Боюсь открыть глаза. Боюсь пошевелиться.
Все страшно.
– Жива? – слышу хриплый грубый голос рядом, вырывающий меня из болезненной прострации. Понимаю, что вряд ли так может звучать ангел…
Да, точно в аду.
Это демон…
Тогда почему голос спрашивает, жива ли я?
Конечно же, мертва, если я в преисподней…
Может, за тупость тоже посылают в ад и это один из моих соседей «по нарам»?
– Рада! – слышу навязчивый бас, настойчиво взывающий ко мне. Меня касаются чьи-то цепкие пальцы и прощупывают.
Я разлепляю-таки глаза.
А вот лапать меня не надо даже в аду… Я не позволяла!
Ужасаюсь. Отшатываюсь, но тут же дергаюсь от боли.
Нет, все-таки не умерла…
Недоуменно и аккуратно поднимаю голову, которая, слава богу, вроде как цела, и смотрю наверх. Я внутри салона его внедорожника. И надо мной открытый люк и то самое пресловутое окно на уровне второго этажа…
Это что, я влетела в этот самый открытый люк?
Да уж, просто по-ювелирному точно.
Пытаюсь пошевелить корпусом, но тут же чувствую острую пронзающую боль в ноге. И ребро справа болит. Аж дышать больно.
– Больно… – говорю и слышу словно бы со стороны в собственном голосе дрожащие нотки.
Передо мной гад Анзор. Челюсть сжата, дышит глубоко. Внимательно осматривает, продолжая прощупывать руками.
– Где больно? – голос серьезный и сосредоточенный.
– Везде больно! – кричу в ответ и срываюсь-таки на плач. Это не только потому, что реально не могу пошевелить ногой ниже коленки и дух спирает. Еще и мое общее состояние дало о себе знать. Как бы из окна просто так по своей прихоти не сигают… Я была доведена им до отчаяния…
Трогает, продолжает осматривать. Задирает водолазку на талии почти до бюстгальтера. Снова вскрикиваю, когда большие пальцы касаются ребер.
– Так, травма ребер справа и ноги. Надо проверить, есть ли трещина, но перелома вроде нет.
– А ты что, врач? – огрызаюсь я и отворачиваю от него голову настолько, насколько могу в своем скованном положении. Менять позицию тела физически не в состоянии.
– Я гонщик и часто в разное попадал. Да и друзья. Не всегда с травмами можно к врачу после наших кипишей… А вообще везучая ты, Рада. Точно кошка… – усмехается, – это ж надо так умудриться залететь именно в открытый люк. Упала бы на асфальт – крышка тебе… И с чего я решил его открытым оставить… Как чувствовал… Чуйка моя… Капец ты отшибленная! Из окна сигануть!
– Это ты отшибленный! Неужели и правда решил, что я просто разрешу себя поиметь на забаву?! Лучше подохнуть!
Он хмыкает. Чувствую на себе его взгляд. Плевать, что в нем. Мне бы как-то выжить…
Отходит, куда-то звонит. Тут же возвращается ко мне.
– Сейчас приедет скорая. Посмотрим, что ты себе заработала…
А я опять попыталась проявить самостоятельность. Опять стало дико больно, и потому пораженчески брызнули из глаз слезы. Уткнулась головой в кожаную обивку сидения. Стараюсь не давить на ногу. Не получается. Вес тела смещен на эту часть.
Анзор встает коленками на сидение и немного двигает меня, осторожно, видя мои мучения.
– Так легче?
– Легче… – тихо бубню под нос, всхлипывая.
Повисает молчание. Он все еще склонившийся надо мной. Смотрит.
– У тебя, скорее всего, только вывих. Я разбираюсь в травмах. Все нормально будет… – снова повторяет этот свой бред.
– Нормально? – поднимаю на него яростный взгляд сквозь пелену от застилающих слез. Задыхаюсь от возмущения. – Это ты называешь нормальным? А полицию ты вызвать не желаешь, Анзор? Напомнить тебе, при каких обстоятельствах я сиганула со второго этажа?
Наши взгляды снова пересекаются.
Понимаю, что вообще не в том сейчас положении, чтобы качать права и обострять. Мне бы Богу помолиться, чтобы он меня в покое живой оставил, а там уж соберу себя в прямом смысле по косточкам… Если смогу… Считай, еще легко отделалась от такого урода. Но просто эта его утешающая манера…
– Я не собирался тебя насиловать, Рада, – говорит он сухо и сипло, – я баб не насилую. Так, решил просто припугнуть и проучить, чтоб больше не выпендривалась. Я ж не знал, что ты такая…
– Какая?
Молчит. Смотрит.
Анзор садится снаружи машины на корточки, чтобы мне было не больно поднимать голову. Дверь в авто открыта, я все еще внутри. Травмированного человека лучше не трогать до приезда специальной бригады, чтобы не навредить. Это даже я знаю. Король уличных гонок, не сомневаюсь, тем более.
– Я готов взять на себя ответственность и понести наказание, Рада, – говорит он вдруг мне, а я задумываюсь: откуда это он вообще знает мое имя. До этого состояние шока и боли как-то не давало об этом задумываться… – Приедем в госпиталь, можешь на меня заявить. Вызовем полицию.
О проекте
О подписке