Кабинет начальника судмедэкспертизы зиял стерильно выбеленным царством смерти и бюрократии. Воздух был тяжёл, густ от запаха формалина, хлорки и затхлой бумаги. На стене зиял анатомический атлас, демонстрируя расчленённые мышцы, в то время как аккуратные ряды банок, демонстрирующих патологии, выстроились в очередь за стеклом. Это место, где человеческая драма превращалась в мертвые термины и протоколы.

Именно здесь, за столом из блестящего дуба, заваленным папками, Азат Баширов пытался восстановить остатки своего потрепанного авторитета. Его обычная надменность, однако, дала глубокие трещины. Он постукивал элегантной ручкой по столу, в то время как Марат Сафин, глядя в окно на залитый солнцем асфальт, дышал молчаливым, но смертельным напряжением.

– Калинин Артем Сергеевич, тогда. – Баширов отодвинул свой планшет, как будто ему не нравилось то, что он видел. – Установлен. Мои поздравления, Марат, твое упрямство принесло плоды. Мы нашли нашего безымянного парня. И что мы получили? У нас украли тело, и два медика мертвы. Тихое дело о передозировке, превратившееся в что-то вопиющее.

Сафин медленно повернулся, его лицо словно маска. В его глазах, хоть и сдержанных, горело суровое пламя.

– «Што» здесь ничего не значит, Азат Рифатович. Важно «почему». Почему Артем Калинин был настолько нужен, что его похитили? Почему они должны были его скрыть, при любых обстоятельствах, даже если это означало смерть двух человек?

– Очевидно! – Баширов вскинул руки. – Этот парень участвовал в чём-то! Пузыри от инъекций, помните, я говорил вам! Он был закладчиком, курьером, кто знает! Он облажался, у него были долги, они убрали его и забрали тело, чтобы замести следы, чтобы мы не нашли вещество или признаки травмы! Обычное дело, разборка в среде наркоманов!

– Обычное? – Сафин приблизился к столу, его тень падала на Баширова, – Двое медиков, Азат! Убиты посреди бела дня, на территории комплекса! Это не обычное дело. Это что-то наглое. Вызов для нас. И это не похоже на работу местных дилеров. Слишком чисто. Своего рода профессионалы. Ни свидетелей, ни камер, ни шума. Когда мы обыскали фургон, ничего не было обнаружено… никаких перчаток, ничего.

– К чему ты клонишь? Что-то вроде заговора? – усмехнулся Баширов, но в его голосе была заметна легкая нервозность.

– К тому, что ты собирался списать его как какой-то мусор, – тон Сафина стал тише, но с большим весом, – А этот мусор был в эпицентре урагана. Ты видел его руки? Эти пузыри… это старые. Некоторые зажили, а другие новые. Это не простое употребление наркотиков. Это систематическое введение. Регулярное. Как будто его не кололи для удовольствия, а… для лечения. Или для подготовки. Или использовали как подопытного кролика.

Тишина повисла в воздухе. Слова Сафина нарушили стерильную тишину.

– Ты смотришь слишком много детективов, Марат, – наконец выпалил Баширов, беря чашку и отпивая холодный кофе. – Синий кит, эта история с группами смерти… это тебя беспокоит.

Сафин не ответил, отвернувшись. «Синий Кит» звучал как погребальный звон. Он впал в себя, после провала этого дела, и это разрушило его веру в систему. Сейчас, смотря на украденное тело с дырками от игл, он чувствовал нечто зловеще-знакомое. Та же неразличимость. Невозможность добиться правды.

– Нам нужно связаться с его семьей, – тихо сказал Сафин, – С ними нужно поговорить. Узнать, с кем он тусовался, куда ходил. Может быть, он что-то оставил… Дневник, телефон, ноутбук.

– И что ты им скажешь? – Баширов горько усмехнулся, – «Здравствуйте, вашего сына убили, тело сына украли, и мы не знаем где он?» Отличная новость для матери. И отличный повод для иска о нашей некомпетентности.

– Я скажу им правду, – отрезал Сафин, – Часть этого или ничего не скажу. Но я должен увидеть их реакцию. Нужно понять то, кем он был. Это стало личным.

Анна Калинина не планировала оказаться у врат морга. После унизительного допроса в участке и зловещей встречи с незнакомцем в поношенном пальто, мать, Галина Петровна, едва живая, была отправлена домой. Лиза осталась ее утешать, а Анна, сгорая от нестерпимого беспокойства, поехала было в колледж, но так и не смогла переступить его порог.

Что-то властно тянуло ее вперед, смутное, ледяное предчувствие сковывало сердце. Она нырнула в автобус, взявший курс на центральную больницу. Логика, простая и страшная, била набатом в голове: если Артема нашли… если случилось непоправимое… его должны были доставить именно сюда. Это был шаг отчаяния, последняя мольба, когда все официальные пути оказались запечатаны.

Она соскочила на остановке, и ее ноги сами понесли ее к громаде желтого кирпича, мрачно возвышавшейся над землей. И тут ее взгляд зацепился за лихорадочную суету у бокового входа, где, как она смутно догадывалась, и обитал морг. Зловещее скопище полицейских машин, люди в форме, ярко-желтая лента, словно саван, ограждающая часть двора, и… распахнутая пасть "скорой помощи", словно жаждущая новой жертвы.

Среди этой зловещей картины она безошибочно узнала двоих. Тот самый офицер с набережной, въевшийся в память – высокий, словно изваянный из гранита, с лицом, навсегда застывшим в суровой гримасе. И второй, в белоснежном халате, небрежно накинутом поверх дорогого костюма, с лицом, искаженным мучительной смесью ярости и смятения. Они стояли рядом, излучая такое напряжение, что казалось, воздух вокруг них трещит.

"Это они… – пронзила Анну мысль, словно осколок льда. – Они были там, на набережной. Они нашли его".

Она замерла, не решаясь сделать шаг вперед. Словно загнанный зверь, она искала укрытие, нашла спасение за углом соседнего корпуса, прижалась к холодной, равнодушной стене и стала наблюдать. Видела, как они яростно спорили, как Баширов, словно одержимый, что-то доказывал, размахивая руками, а Сафин стоял недвижно, точно скала, слушая его гневные тирады, изредка бросая короткие, как удары хлыста, фразы. Затем, словно сговорившись, они скрылись за дверью морга.

Анна ждала. Минуты ползли, превращаясь в часы, пропитанные ужасом и безысходностью. Она видела, как криминалисты, словно тени, кружили вокруг проклятой машины «скорой помощи», методично снимая отпечатки, скрупулезно фотографируя. Она видела, как к моргу подкатили два зловещих черных мешка на колесиках и как их, словно драгоценную ношу, бережно погрузили в другой, оцепленный автомобиль. И в ее душе зародилось, похолодевшее, как труп, понимание: это не были тела несчастных утопленников. Это были тела убитых. Случилось непоправимое. Случилось что-то чудовищное.

И вот, словно кошмар наяву, снова появились Сафин и Баширов. Они вышли из морга, окутанные могильным холодом, и направились к черному, лоснящемуся служебному "Мерседесу". Их разговор, конечно, был погребен под толщей безмолвия, но их языки тела кричали громче любых слов. Баширов, обычно безупречно собранный и надменно спокойный, жестикулировал с нехарактерной нервозностью, словно рассыпаясь на части. Сафин, напротив, казался собранным, мрачным и решительным. В его позе, в каждом твердом шаге, в том, как он распахнул дверь машины, чувствовалась какая-то новая, давящая, свинцовая тяжесть.

Анна судорожно сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, оставляя багровые отметины. Они что-то скрывали. Они знали что-то об Артеме. И этот секрет был настолько огромен, настолько опасен, что ради него совершались убийства. Она не слышала слов, но видела зловещую тень “Синего Кита”, скользнувшую по их лицам, слышала эхо того дела, которое много лет назад сломало хребет всему городу. И она поняла, что ждать больше нельзя. Если система дала сбой, если полиция плетет паутину лжи, значит, нужно действовать самой. Нужно найти того странного человека в потертом пальто, в чьих глазах еще теплилась искра человечности. Нужно копать самой.

Глава 2 Первые шаги

Кабинет Ильмира Русакова зиял разительным контрастом на фоне стерильного царства Баширова. Затерянный в недрах старого крыла здания, он когда-то был обычной квартирой, а теперь влачил жалкое существование в статусе служебного помещения. Высокие потолки, украшенные лепниной, что когда-то искрилась белизной, а ныне потускнела, исщерблена сетью трещин, безмолвно взирали на убожество современной мебели: типовой стальной стол, погребенный под лавиной папок; пара обшарпанных стульев, предназначенных для посетителей; и шаткий книжный шкаф, до отказа набитый пыльными томами уголовных кодексов разных лет. Воздух здесь был густым, неподвижным, пропитанным запахом остывшего кофе, затхлой пыли от бумаг и едва уловимым флером безнадежности – ароматом канувших в Лету дел и упущенных возможностей.

Ильмир, молодой следователь, чей взгляд еще не затянула пелена цинизма, сидел за столом, устремив взор в мерцающий экран компьютера. Он ощущал себя запертым в клетке. Дела, которые ему подсовывали, были мелкими, ничтожными, словно его проверяли на прочность, выжигая ненужный энтузиазм каленым железом. В его позе читалась не усталость от работы, а всепоглощающее бессилие.

В дверь негромко постучали. Не дожидаясь ответа, она распахнулась, и в проеме возник знакомая, сутулая фигура, облаченная в потертое пальто.

– Дивный вид, – проскрежетал хриплый, словно наждачная бумага, голос Ильдара Гарифуллина. – Одно окно – и сразу стена соседнего завода. Идиллия.

Ильмир вздрогнул и обернулся. Увидев Ильдара, он невольно улыбнулся – это было как глоток свежего воздуха в затхлой атмосфере этого места.

– Ильдар! Заходи. Кофе есть, но он, наверное, уже ровесник мамонтам.

Ильдар вошел, тяжело опустился на стул напротив. Его усталые карие глаза, окруженные глубокими фиолетовыми тенями, медленно и методично обшарили взглядом кабинет, словно считывая всю трагическую историю его хозяина.

– Обойдусь без кофе. У меня для тебя дельце. Неофициальное. Такое, от которого твое начальство шарахнется, как черт от ладана.

Ильмир насторожился. Он ощутил, как сосредоточенно, почти хищно Ильдар впился взглядом в его лицо.

– Что случилось?

– Утром у меня в участке объявилась женщина. Галина Петровна Калинина. Вся в слезах. Ее сын, Артем, двадцати лет, не ночевал дома. Дежурный, по протоколу, велел ей ждать три дня.

– Ну, так положено, – неуверенно пробормотал Ильмир.

– Положено, – согласился Ильдар, но в его голосе прорезалась сталь. – Но нюансы есть. Парень в последнее время кислый ходил, в себе сидел. Сестре что-то бормотал о «бессмысленности» и «поиске выхода». Ничего не напоминает?

Ильмир медленно кивнул. Еще как напоминает. Зловещее эхо дела «Синего кита» до сих пор парило в этих стенах, словно призрак.

– Я тут порылся, – Ильдар извлек из внутреннего кармана пальто свой видавший виды блокнот. – Пока ты тут протоколы о краже велосипедов переписывал, я связался со старыми корешами. И выудил кое-что интересное. Сегодня утром на набережной нашли тело. Молодой парень. Без документов. По описанию вроде Артем Калинин.

Ильмир выпрямился в кресле. Теперь он понял, к чему клонит Ильдар.

– Где он сейчас? В морге у Баширова?

– Тело, – Ильдар сделал эффектную паузу, в его взгляде появилась угроза, – исчезло. Его «скорая» забрала, но до морга оно не доехало. В машине «скорой» нашли двух санитаров. Приказали долго жить. А тела парня – как не бывало.

Ильмир замер, силясь переварить услышанное. Похищение трупа? Убийство медиков? Это уже совсем другой коленкор.

– Стало быть, этого Артема… его не просто убили. Его тело кому-то понадобилось. До смерти понадобилось.

– В точку, – удовлетворенно кивнул Ильдар. – И вот он, твой шанс, Ильмир. Не в бумажках копаться. Дело – настоящее. Труп нашли на набережной реки. Вот тебе и заход. Дуй туда. Осмотрись. Пока Баширов со своим шестеркой Сафиным разыгрывают спектакль с оцеплением и строят версии для отчетов, настоящая работа будет делаться здесь.

Он многозначительно постучал пальцем по виску.

– Сафин и Баширов? – Ильмир скривился. – Они уже впряглись?

– Они первые нарисовались. И, судя по их перепалкам у морга, ничего путного пока не выродили. Баширов будет пытаться все на бытовуху или наркоманов списать. А Сафин… – Ильдар презрительно фыркнул, – Сафин будет ломиться в открытую дверь со своим «профессиональным чутьем», которое он поистерял после провала с «Китом». Они это дело не потянут. Они его утопят в кипах бумаг, как утопили десятки других.

Ильдар откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его взгляд был тверд и неумолим.

– Так что если у тебя есть зуд докопаться до правды – действуй. В отрыве от них. Сафин и Баширов тебе не коллеги. Они твои враги. Они – порождение системы, которая сломала твоего предшественника и которая сломает тебя, если ты будешь играть по их правилам.

Ильмир смотрел на Ильдара, чувствуя, как в груди закипает странная смесь страха и авантюризма. Это был вызов. Прямой и очень опасный.

– А ты? – тихо спросил он.

– А я, – Ильдар медленно поднялся на ноги, его тень накрыла собой весь кабинет, – я буду твоей тенью. Консультировать. Сводить с нужными людьми. У меня еще остались долги в этом городе. И кое-какие ниточки. Но запомни: меня здесь официально нет. Для всех, а уж тем более для Сафина с Башировым, ты играешь в одиночку. Усек?

Ильмир кивнул. Он усек. Он понял все без обиняков. Это был его шанс вырваться из болота скучных протоколов в мир реальных преступлений и реальной опасности. И проводником в этом мире станет этот уставший, гениальный человек с глазами, видевшими слишком много.

– Усек, – произнес Ильмир, и его голос впервые за долгое время звучал твердо и уверенно. – Еду на набережную.

Старая лада-веста Ильдара была таким же отражением его самого, как и потертое пальто. Снаружи – закопченная корка городской пыли и солевых разводов, внутри – аскетичный порядок: чистые стекла, исправные приборы и ни одной лишней вещи. Он тяжело опустился на водительское сиденье, которое страдальчески скрипнуло под его весом, и на несколько мгновений замер, вцепившись побелевшими пальцами в рычаг КПП.

А потом гнев, сдерживаемый во время разговора с Ильмиром, вырвался наружу. Не криком, а низким, звериным рыком, полным такой ярости и бессилия, что стекла в машине, казалось, содрогнулись.

– Черт! – его кулак с силой обрушился на руль. Резкий, оглушительный гудок пронзил тишину двора, заставив пару голубей взмыть в небо с асфальта. – Два трупа! Опять! Опять эти ублюдки, этот почерк! И они… они опять там! Сафин! Баширов!

Он снова ударил по рулю, потом запрокинул голову на подголовник, закрыв глаза. В голове всплывали образы. Не Артема Калинина – того парня он никогда не видел живым. Всплывали другие лица. Такие же юные. Такие же потерянные. И холодные глаза Сафина на допросе много лет назад, когда рушилось дело «Синих китов». И самодовольная ухмылка Баширова, подписывающего заключение о «самоубийстве» ключевого свидетеля.

«Система, – прошептал он в салоне машины. – Проклятая, бездушная машина. Они не ищут правду. Они заметают следы. Баширов хочет тишины. Сафин – закрыть гештальт. А дети… дети просто сгорают, как спички».

Он глубоко вдохнул, пытаясь унять дрожь в теле. Волнение постепенно стихло, сменившись ледяным, знакомым холодом в груди. Холодом решимости.

«Нет. Не в этот раз. Не этого парня».

Он резко повернул ключ зажигания. Двигатель ожил с тихим, ровным ворчанием. Ильдар посмотрел в зеркало заднего вида, поймал свое отражение – запавшие глаза, глубокие морщины у рта, капли пота на висках.

– Хорошо, – сказал он вслух, уже спокойно. – Игра началась. Посмотрим, кто кого.

Он воткнул первую передачу и тронулся с места, плавно и бесшумно, как тень, выезжая из двора и растворяясь в потоке машин. Он ехал не просто на набережную. Он ехал на поле брани, которое покинул много лет назад. И сейчас он возвращался.

Анна Калинина застыла, прислонившись к шершавой, обветренной кирпичной стене, провожая взглядом удаляющийся "Мерседес" Сафина, словно тот увозил с собой остатки надежды. Ледяной кокон страха сковал ее изнутри. Картина, увиденная у морга, – кольцо оцепления, бездыханные тела санитаров, окаменевшие лица следователей – складывалась в зловещую мозаику. Это не случайность. Не бытовая расправа. Масштаб затеянной игры повергал ее в дрожь.

Но сковывающий, парализующий ужас отступал, уступая место бушующему пламени – яростной, почти звериной решимости. Артем – там, в самом пекле этого кошмара. Его затянуло в нечто чудовищное. И если власть предержащие либо бездействуют, либо заодно с теми, кто стоит за этим, – она сама вырвет его из лап смерти.

Она расправила плечи, откинула с лица влажные от волнения пряди и достала телефон. На экране вспыхнула карта города. Набережная… излюбленное место их с Артемом в детстве – туда они бегали кормить уток. Там он в последнее время любил просиживать в одиночестве, глядя в мутную воду реки. Совпадение? Едва ли.

Она не пошла – сорвалась с места, побежала. Шаги – отрывистые, торопливые – гулко отдавались от асфальта. Мимо проносились силуэты прохожих, шум города тонул где-то на периферии сознания. Весь мир сузился до одной цели – добраться.

"Они слепы, – лихорадочно билась мысль, когда она, не глядя по сторонам, пересекала дорогу на красный свет, чудом избежав столкновения с взревевшим такси. – Они смотрят, как церберы. Ищут улики, отпечатки. Но они не знали его. Не знают, как он мыслил. Где он оставил знак? Шифр? Может, он что-то спрятал… там, на нашей скамейке?"

Она явственно представила себе эту скамейку. Старую, облупившуюся, исписанную признаниями – вырезанные сердца, переплетенные имена. Их скамейку.

Пока Ильдар Гарифуллин мчался к набережной, ведомый холодным профессионализмом и опытом, Анна Калинина неслась туда же, подгоняемая любовью и болью. Две судьбы, два пути, которым суждено было пересечься в одной точке – на залитом утренним солнцем асфальте, где началась – и, возможно, еще не закончилась – трагедия Артема. Она еще не знала, что ждет ее там. Не догадывалась, что помимо отпечатков полицейских ботинок, на набережной осталась и другая, более зловещая тень. Тень тех, кому понадобилась не только жизнь ее брата.

"Лада-Веста" Ильдара бесшумно подкралась к границе площади, выплеснутой солнцем. Он заглушил двигатель, несколько секунд просидел неподвижно, вперив взгляд сквозь лобовое стекло. Набережная, еще недавно бурлившая праздником, а затем – оцепленная полицией, зияла пустотой. Тишина – давящая, могильная – наступила как приговор.