Кот мечтательно закатил глазищи, очевидно, вспомнив о наваристых рыбно-мучных кулёчках Эников, а затем взметнулся на подоконник:
– Товарррищи! В этот торжественный миг, стоя на пороге величайшего открытия недоразвитой современной научной мысли, я искренне, от всего сердца до самой селезёнки, благодарю вас за молчаливо предоставленную мне возможность войти в историю Великого Веретена Миров! И если я погибну, пусть красные отряды – да-да! – пусть красные отряды заплатят за меня и за мои пельмешки! – закончил певуче пламенное выступление усатый оратор, а затем неожиданно кувырнулся полосатой задницей прямо за окно с диким монголо-татарским воплем: – Алга-а-а-а-а-а-а-а-а!
– Вот собака! – Слипер крякнула с досады, но уток рядом не было, а потому возмущаться никто не стал.
– Кот никак не может быть собакой! – возразил Загрибука из-под капюшона. – Биологическая и психологическая несовместимость видов…
– Ну-ка, Загрибыч, – аж подскочил Дример, – по поводу видов… Глянь-ка на небеса сии здешние обетованные да узри нам как на уху, узнаёшь ли ты там хоть что-нибудь? У тебя ж прибабах есть, шоб сквозь туманы и дожди на звёзды глазеть.
Загрибука недовольно вылез на плечо Дримеру, оглядел себя снова и печально вздохнул. Он всё ещё не мог привыкнуть к своему виду.
Карлик опасливо покосился за окно, высматривая потенциального любителя подзакусить в этот час случайно попавшимся любопытным Загрибукой, но кроме пряного ветра ничто не нарушало покой его нюхательных рецепторов. Запахов живых существ либо не было, либо сладковатый аромат цветов его полностью скрывал. Посторонних звуков тоже не наблюдалось, хотя грозовые разряды в небе вполне могли их заглушать. Дример подошёл к самому краю окна и аккуратно перегнулся через подоконник.
– Эй, уважаемый Башкир-хан, ты там живой? – вопросил с плеча Загрибука.
В шумящей от ветра траве, под цветами, раздалось тихое ворчание:
– Да тута я, Загрррибыч! Пока всё тихо и мирно. Но чует моё сердце, есть тут загвоздка с зашурупкой. Ничё не просекаешь, Слипер? Ты ж прибабахнутая, в корень зрачки уткни!
Слипер вслед за Дримером перегнулась через подоконник и напряжённо замерла.
– Они живые!!! – Слипер слегка отшатнулась. – Цветы живые!
– Вся мировая ботаника рукоплещет тебе, сестрррица! – раздался из зарослей кошачий тихий голос. – Я тоже как-то не думал, что у кого-нить хватит фантазии заставить всю планету до горизонта бумажными искусственными цветочками! С чего бы это нам такая почесть?
– Да не, ты не понял. Они как мы. Они разумны. И от них прут какие-то волны. Что-то типа эмоциональных переживаний, но почему-то чересчур агрессивных.
– Я ничего не понял! – Загрибука, заслушавшись, даже забыл об осторожности и спустился на подоконник с плеча Дримера. – Что значит направленная эмоциональность?
– Так же, как мы передаем друг другу образы в словах, уговаривая таким манером понимать какие-то вещи интеллектом, так они передают эмоции, заставляя других существ переживать напрямую то, что в посылке мыслительной отправлено. Более высокая частота энергии.
– Ёктить-мог-ведь! – поёжился Дример по-ежиному. – Как-то не хочется тут напереживаться неизвестно чего!
– Эй, человека, аднака, – раздалось снизу, – спускай свои ноги на эту грррешную землю и позволь Великому Степному Духу направить их куда-ни-глядь-а-пофигу.
– Ща, котеич! – пообещал Дример сверху. – Загрибыч, давай, нахмурь интеллект!
Загрибука очнулся от задумчивости, осознал свое неожиданное местоположение на краю подоконника, едва не лишился чувств, но мужественно сгрёб себя в самоохапку и геройски взглянул на небо. Ему тут же пришлось слегка присесть и прищуриться, ибо прямо над окном прошла зигзагом здоровенная ярко-красная молния. Но зато сразу стало видно, что они находятся на первом этаже такого же высотного дома, архитектурный собрат которого смутно угадывался вдалеке.
– Разглядишь тут шо, – заныл он.
– Не дрейфь, героический ты наш! – погладил его Дример. – Вытаскивай прибабах и на фарватер!
Загрибука, опасливо жмуря глаза, уставился в небо.
– Восемь пятых в зените, касательная поворота под сорок пять, пять лепестков справа… Ну, ничего нельзя сказать наверняка…
– Мудро! – заметила Слипер нетерпеливо. – Наверняка можно сказать, что жизнь – такая штукенция, в которой ничего нельзя сказать наверняка!
– Ну дык вот, – продолжил Загрибука, – похоже, мы совершили самый что ни на есть Прыжок и теперь зависаем где-то возле Восьмой Спирали Великого Цветка, Лепестке эдак на двадцатом-тридцатом, коли считать от ближайшего к нам Северного Шва.
– Шо? Это ты с кем сейчас разговаривал? – Дример сдвинул юные нынче мальчишеские брови под Шапкой-Невредимкой.
– Не парься, бррратец. – Башкирский Кот высунул морду из-под огромного лилового цветка. – Просто мы далеко от истины, как и всегда. Всё, что он только что сказал, объясняет, например, следующее. Тута коротенько пролетает весна, но очень занудно с осенью. Здесь мерзкий климат, холодно и слякотно. Часто идут дожди али вовсе грозы. Это не самый уютный уголок во вселенной. Но в этой глуши хорошо думается. Сосредоточена энергия высокой частоты, а потому любое существо, зависшее в этой деревеньке, может неплохо подкормиться силёнками и восстановить душевное равновесие. А ещё на этом поле множество Путей Дхармы сходятся. Загрибыч просто дал нам примерные координаты нашего местоположения в Великом Веретене Миров. Вам, бесшкурррные, повезло. Сейчас тут короткий затесавшийся период тёплых ветров, а потому… Чувствуйте себя довольно сухо и комфортно!
– Это ты всё из его астрономно-ботанической галиматьи вывел? – удивилась Слипер. Она глянула на небо, а вместе с ней туда глянул с запачканной футболки совершенно натурально размагниченный Эл Йоргенсон.
Загрибука печально вздохнул. О нравы. Мол, вот она, молодёжь, ничего не шарит в точных науках исчисления звёзд.
– Слух, – Дример нахмурился, – а почему ты так складно всё это расписал сейчас, а в Лесу когда были, не мог ни черта сказать толком о том, где мы находимся?
– Видишь ли, – начал извиняющимся тоном Загрибука, втянув голову в и без того высоко задранные плечи, – я не хотел признаваться, что, как бы это сказать подобающе…
– Да уж говори как есть, чего теперь пузыри пускать! – Слипер нависла над карликом, засунув руки в карманы настиранных по самое полинялово шорт.
– Ну, в общем и целом, звёзды в Лесу были ненастоящие!
Слипер присвистнула и подтянула потуже рюкзачок за спиной, а Дример покачал головой. Кот же только странно хрюкнул где-то под окном, и на мгновение показалось, что это был таки кошачий сдавленный смех.
– Тэк-с, чё-то я не уловила тонкости шутки, – наклонилась Слипер к Загрибуке.
– Да какие тут тонкости? Ну, господин соврамши слеганцухи был, а теперь в чистосердечном признании срок себе коротит в надежде на амнистию. – Башкирский Кот взлетел на подоконник и сел, обвив лапы хвостом.
Он весь был в фиолетовой пыльце, которая снежинками покрывала спину, уши и оседала на усах смешной бахромой, отчего кот стал немного смахивать на пыльного дедушку, надолго забытого в шкафу. Обмахнув лапой морду и смачно чихнув, Башкирец продолжил, сверкая зелёными блюдцами глаз:
– Засим, кладя руку на печень, клянусь перед всем комсомольским собранием селезёнкой, что господин ентот самый, сей же час, молвил поражающую своей прямотой пррравду!
Дример с подозрительно ласковой миной обратился к коту:
– Потрудитесь разъяснить, уважаемый, а то век вам шпроты не видать будет! – И он грозно упёр руки в бока.
– А чего, чего? – Кот деланно сконфузился. – Да всё верно говорит Загрибыч. Звёзды тамошние Лесные какие-то были странные. Они вроде как светят, а излучению от них нету вовсе. Я тоже долго гадал, откель такое чудо.
– Похоже, мы с тобой, братец, как два лопуха у сельской дороги, одни тут не в теме! – Слипер обернулась к Дримеру.
– П-п-п-поймите, ребзя, – подал голос карлик извиняющимся тоном, – не хотел я ронять честь и достоинство учёное, а потому приукрасил доводы и выводы свои пред вами тама, в Лесу. И всё время сам искал отгадку чуда ентого несусветного. Строил разные обсерватории по всем законам друидской механики и фэн-шуя таки ёп-понского, и так крутил и эдак, ан результат был всегда один.
– Но вы же сами оттуда, местные. Вы же Лесные! Вам ли не знать было? – Слипер отчаянно смотрела на кота и карлика. – Что ж вы нам извилину морочили столько времени? Мы с братом голову сломали, гадая, откуда в чаще той оказались, и шо цэ такэ.
– Ошибочка, сударррыня, – кот прищурил внезапно посиневшие раскосые глаза и изогнулся гадюкой, – мы в Лесу тоже взялись всем на радость вдруг и невесть откуда. Я туда попал во вполне упитанном размере, в самом расцвете и так далее по выкройке. А вы уже там и вовсе были. Так шо соблюдайте очередь, граждане!
– И я тоже. Типа, по очереди! – Загрибука, довольный кошачьей поддержкой, смело затараторил: – Просто однажды проснулся посередь круга земляного, и всё. Глядь, а вокруг Лес стоит. Ну и по каким исходным данным гадать-то? Стал потихоньку обосновываться. Жрать вроде было чего… Грызлик вот помогал, таскал всякое, что найдёт. Ягодки там, грибочки…
– Хе-хе, – усмехнулся кот.
– И обязательно было загреметь в данную милую фиолетовую оранжерейку, чтобы выяснить всё вот это и нормально поговорить между собой? – подняв глаза к потолку, вздохнул Дример.
– Дык ты, Дример, всё намёками да намёками, – пытался Загрибука оправдаться. – Спросишь чего коротенько, да и пошёл дальше бухтеть себе под нос. Откель нам знать, что и кто у тебя в мозгах копошится? Поселенцы лесные, наоборот, все думали, что вы сами когда-нибудь всё открыто расскажите про Лес, когда Час Че и Минута Му придут.
Поражённые, Слипер и Дример стояли и недоумённо смотрели друг на друга.
– Звёзды мёртвые. Лес кругами замкнутыми. Смекаешь? – Новоиспечённая сестра подмигнула брату.
– Я – существо исключительно понимающее! – кивнул тот в ответ.
– Если б не та травка…
– Да, могли бы основательно там подвиснуть! – вторично качнул головушкой Дример.
– Вы о чем, сапиенсы? – Загрибука заинтересованно глядел то на брата, то на сестру.
– Ловушка это. Лес – ловушка. Циклический капкан! – повернулась к карлику Слипер. Педагогический взгляд Эла Йоргенсона с её футболки уставился на Загрибуку.
– Не врубился я, – отрицательно замотал в ответ Йоргенсону головой тот.
– Дык, чай, не дровосек! – Слипер заходила вдоль подоконника туды и сюды. – Ты вот сам много помнишь из того, что было до того счастливого пробуждения на лоне природы?
– Ну… Да ничего! Ничевошеньки я не упомню напрочь! Смекаю только, что как-то меня сразу собственный внешний вид смутил. Да и то не особливо!
Слипер в нетерпении развела руками:
– Вряд ли ты думал, что попал в салон красоты. Я по существу спрашиваю.
– Ну, типа, был я раньше не тем, чем проснулся в Лесу. Какие-то тёмные закоулки моих мозгов всегда это помнили.
– Смекаешь? – Слипер опять повернулась к брату.
– А как же! – Дример тем временем пытался в глубине своих широких карманов найти остатки лиственной трухи, ибо хотел закурить.
– А чего такое? – Загрибука, окончательно заинтригованный, вертел головой.
– Да то, что все мы там, в Лесу, оказались исключительно благодаря неуклюжести проведённого Прыжка. Допрыгались, зайчики. Такого, граждане, мы Тура Хейердала дали, что могли бы и вовсе среди чащи той Великое Ежемгновенное Обновление встретить!
– Кхм-кхм, – прокашлял тихо Башкирский Кот, – не совсем так, дрррузья мои.
Все повернулись к нему.
– Я в некотором роде вольнонаёмный и праздношатающийся в этом палисаднике.
– Это как это так?! – Все воззрились на зубастую полосатость.
Кошачьи глаза приобрели янтарный оттенок, и исчезающая в воздухе пасть с явной неохотой проворчала:
– Хожу где хочу, типа, понимаете? Я по доброй воле в Лесу оказался. Точнее, по безалаберности природной своей.
– Так, стало быть, ты знал, куда направлялся и откуда явился, и молчал? – Слипер не могла поверить в это.
– Не совсем. Я ж феномен. Я уже говорил как-то об этом. Но вы не удосужились обратить всецело своё внимание на мои чуткие слова о тонкой природе кошачьей пунктирной вездесущности. А дело сложное, надо сказать. Во вселенной, дрррузья мои, есть много Блуждающих Коридоров По Связям С Общественностью.
– А-а-а-а, это я помню, ты что-то такое говорил уже, – Слипер наморщила лоб.
– Не отшибло! – радостно подтвердил кот. – Так вот, я не только сам по себе имею возможность к расширенной воспринимаемой территории для променадов. Но меня ещё и стаскивает в эти самые Коридоры, едва они слишком близко появятся, шкандыбая по вселенной, словно пьяный почтальон ощупью по зимнему вечернему подъезду, в котором ещё весной подрезали все лампочки. И вообще, сдаётся мне, лучше б вам закончить это задушевное собрание и пойти до того самого дому, и спросить там живущего обо всём этом. Чует моя правая задняя лапа, что он вам больше интересного расскажет. И не спрашивайте, откель сие знаю. Я ж стррранный, сам себя не разумею. Знаю и всё. Приход у меня такой, напрочь пунктирный. То здесь прихватит, то там подцепит. Короче, где накрыло – там и уразумел!
Все переглянулись и поняли, что, сколько ни оттягивай момент, а шагнуть в окно придётся. И от этого стало неуютно и чужедально.
– Ладно, феномен, пошли, – сказал Дример коту, залез на подоконник и сел, свесив ноги в сандалиях вниз. Затем обернулся к Слиперу: – Кота не сожрали. Глядишь, и нами побрезгуют!
– Какой цинизм! Какое варррварство! – Кот фыркнул и неожиданно пихнул Дримера задней лапой, столкнув его в окно.
Чертыхания на узбекском подтвердили посадку.
– Кутунгескэ джаляб! – прошипел Дример снизу.
– Извиняй, молодой чемодан, Котовасия вышла, – промурчал кот вслед.
– Вас бы с этим Васей… – Братец поднялся, потирая ушибленную задницу. – Ну, что замерли, словно субботняя очередь за пивом? Давай по одному сюда!
Слипер полезла на подоконник. Загрибука оглянулся и, внезапно осознав, что сейчас останется один наверху, на краю этой зловещей тёмной квартиры, дёрнул её за футболку:
– Слышь, Слипер, ты бы меня с собой как-нить…
– Залазь уж, только не щекотись!
Карлик поспешно залез за спину в рюкзак, и тандемным прыжком они сиганули вниз. Заученным до автоматизма приёмом девушка мягко приземлилась на три точки, то бишь на две полусогнутые ноги и согнутую в локте руку. В футболочке и шортиках тут было весьма прохладно и промозгло. Кот на подоконнике зевнул на всё это сверху и попросту неуклюже боком свалился вниз, исчезнув из видимого спектра ещё в полёте. Наши бравые коммандос стояли, окружённые толстыми стеблями растительности с ветвящимися многочисленными усиками. В пояс челобрекам росла трава, по всему видать, вроде как тёмно-зелёная, смахивающая на болотную осоку, но в такой темноте было трудно что-либо разглядеть ясно. Над головами шелестели огромные лиловые лепестки. А выше них чужое сиреневое небо разрывало негромкими разноцветными молниями. Все четверо постояли некоторое время молча, чтобы привыкнуть к обстановке, заодно напряжённо вслушиваясь в заросли на всякий Противный Случай.
– Отличное место для любителей непрожаренных бифштексов с кровью, – мрачно заметил Дример, надевая покрепче Шапку-Невредимку.
– Не пугай Загрибыча, – шепнула в ответ Слипер на ухо, – он и так еле жив со страху.
Братец натянул поверх Шапки-Невредимки свой серый капюшон и по возможности ласково подмигнул:
– Ныкайся в капюшон, Загрибыч. Так и быстрее, и безопаснее будет. Только ухи востро держи! И носом шмыгай, мало ли чего унюхаешь.
Карлик благодарно хмыкнул и перебрался из рюкзака Слипера под защиту к братцу, где сразу успокоился. Внизу, под ногами, неожиданно проявился Башкирский Кот, который кругами ходил вокруг, нервно подёргивая хвостом.
– Не елозь, уважаемый, щекотно же! – проворчал Дример, почёсывая лодыжки.
– Да па-ашшшли уже! – Кот вился вокруг гюрзой от нетерпения.
– Да идём, идём! – Дример встряхнул ношу на своей шее и обернулся на сестрицу: – Ну что, с Потолочным Разумением да во благой путь?
– Ох, было б неплохо! – заметила Слипер в ответ и улыбнулась: – Пойдём. Где наша не шастала!
Кот воинственно рыкнул, поводил вокруг ставшими ярко-жёлтыми окулярами, определил направление и решительно ломанулся в заросли:
– Ррррота, за мной! Держаться след в след! Вьетконговцы рядом, так что всё помним про боекомплект. Курить на марше запрещается…
– Триетить его в печёнки! – сплюнул тихо Дример и двинулся за котом, придерживая Загрибуку на шее.
Слипер хохотнула и шагнула за ним вслед.
– Смотри, кокосы падают с яблонь… Это жатва, это сентябрь… – затянул песню удаляющийся кот где-то впереди среди зарослей.
Трава сомкнулась, и стало тихо. Никто из них не видел, как в окне, из которого они только что прыгали, показалась очумелая физиономия с косичками набекрень и взглядом имбецила. Морда лица эта поводила ушами и, услыхав удаляющиеся в траве куплеты на башкирском, оскалилась размалёванной улыбкой, от которой у всякого нормального человека наверняка сразу бы поседела причёска.
О проекте
О подписке