В заморском царстве очень дальнем,
Колониальном и скандальном,
Царём решил однажды стать,
Чтоб злата больше своровать,
Хапуга старый и злодей,
Всех ненавидящий людей.
 

 
Ведь кресло царское не вечно,
А царство столь бесчеловечно —
Коль не начнёшь ни с кем войну,
Тотчас царю сей «грех» в вину
Вменят, не пустят влезть на трон
И скушать не дадут бульон.
 
 
Но тот царёк был старым очень,
В нём столько язв и червоточин,
Он память изредка терял
И при ходьбе чресчур петлял,
И с лестниц падал свысока,
Когда срывался с поводка.
 
 
Читал воззванья по бумажкам,
Наполнив ими все кармашки,
Забыл уж много слов давно,
И в голове одно дерьмо.
Руками часто делал махи,
Как крыльями своими птахи.
 
 
Он злато воровал стабильно,
Те навыки ему посильны,
И развязать войну успел,
Весь мир поставив под прицел,
Народы ввёл он под гипноз,
И сделать некому прогноз.
 
 
Война добавит много злата,
И мир уже не ждёт возврата,
Долгов у царства целый воз,
А у царей всегда склероз,
Ну, в общем, лучше царства нет,
В нём за банкетом ждут банкет.
 
 
Но все цари из предыдущих,
С народа денежку стригущих,
Хоть клали по чуть-чуть в казну,
Чтоб с глаз не смыло пелену.
И было что-нибудь на снедь,
Стерпеть порою можно плеть.
 
 
И не было у них деменций,
Тенденций к пьянству, импотенций,
А у последнего царя,
Как у болотного хмыря,
Желанье – яркой стать звездой,
Хоть в мир пора уже иной.
 
 
Обидно и смешно не это,
Судьба хоть царства уже спета,
Боготворит царя народ,
Хоть в зад пойдёт с ним или в брод.
С бумажки царь прочёл прогноз,
Создав им в душах кучу грёз.
 
 
Ну а другим соседним царствам,
И тридесятым государствам
Внушал, что он для них как дар,
Несёт не горечь, а нектар,
Кто не согласен будет бит,
Согласных щедро наградит.
 
 
Мол, наше царство всех богаче,
И разве может быть иначе.
Как жить, диктуем только мы,
Народы вытащим из тьмы,
Коль принесёте злато к нам,
Не будет в ваших царствах драм.
 
 
Поработил так царь народы,
Чтоб получать от них доходы,
Все ждут, когда ж настанет год,
И царь тот с трона упадёт,
А снова влезть не будет сил,
Тогда кому-то станет мил.
 
 
Жаль, наша сказка без итога,
Царю не пишем некрологи,
Не опустеет царства трон,
И есть кому давать бульон,
Не счесть таких, кто любит красть,
Нужна им для успеха власть.
 

 
Под горой в норе глубокой
Жил мышонок одиноко,
Но мечтал в один из дней
Стать на свете всех сильней,
 
 
Он дрожал, при виде кошки,
Всех боялся понемножку,
И от страха каждый день
Убегал подальше в тень.
 
 
Помечтать – процесс не вреден,
За мечту не будешь съеден.
Как- то летнею порой
Шёл волшебник под горой,
 
 
Отдохнуть решил немножко
Перед дальнею дорожкой,
А когда взглянул вокруг,
Увидал мышонка вдруг.
 
 
И взмолился тут мышонок:
Маловато, мол, силёнок,
В кошку преврати разок —
Это было бы мне впрок.
 
 
– Что ж помочь тебе не сложно,
Говорит волшебник, – Можно!
Быстро палочкой взмахнул,
В кошку мышку обернул.
 
 
Побежала кошка- мышка,
Да от радости вприпрыжку,
Прямиком на скотный двор,
Перепрыгнула забор,
 
 
Только выбралась из мрака,
Мчится злая к ней собака,
Разорвать готова вмиг.
Кошку сразу страх настиг.
 
 
И на древо, как воришка,
Испугалась, словно мышка,
Ведь от страха сразу в дрожь,
Смелость кошек – это ложь.
 
 
Тут опять взмолилась кошка,
Глядя, сжавшись, на дорожку,
Чтоб колдун пришёл скорей,
Стал немного пощедрей:
 
 
– Преврати меня в собаку,
Я бросаться буду в драку,
Чтобы мне хватило сил.
– Ладно, в план хоть не вносил, —
 
 
Ей колдун ответил ёмко.
Миг, и вот уж лает громко
На прохожих злобный пёс,
Новоявленный Барбос.
 
 
Появилась сразу вера —
Свалит с ног любого «зверя».
Только вышел за забор,
Хвост поджал и вновь во двор.
 
 
Царь зверей у пса под носом,
Не заметил лев барбоса.
Пёс же кинулся в нору,
Но не втиснуться в дыру,
 
 
Убежать? Отнялись ноги,
Вдруг, увидел на дороге
Вновь волшебника наш пёс,
Вмиг к нему, понурив нос.
 
 
И давай скулить и лаять,
Жизнь свою собачью хаять.
Преврати, мол, поскорей
Ты меня в царя зверей.
 
 
Наш волшебник брови хмурит,
Сколько ж в мышке этой дури.
Говорит волшебник ей:
– Лев, конечно, всех сильней,
 
 
Но коль в этой шкуре львиной,
Страх останется мышиный,
И трусливая душонка,
Что осталась от мышонка,
 
 
Царь такой зверям не нужен,
Титул явно не заслужен,
Оставайся тем, кем был, —
Образ вновь ему сменил.
 
 
В жизни львов порой встречаем,
Как царей их привечаем,
И вдруг видим в их глазах
Вековой мышиный страх.
 

 
Когда на небе совещались долго боги,
Как человеческий придумать добрый род,
Толпа Эмоций, как обычно быстроногих,
На островке, гуляли чувства, все вразброд.
 
 
Там жили Мудрость, Боль и Знание, Богатство,
Любовь и Грусть, ещё Тщеславие и Страх,
И между ними чаще было только братство,
Пока из моря не пришёл потоп и крах.
 
 
Созвало Знание все чувства на собранье,
Чтоб сообщить о том, что остров стал тонуть,
Его покинуть нужно, жизнь на самой грани,
Подумать всем, на чём пуститься нужно в путь.
 
 
– Корабль постройте, можно лодку или плотик,
И уплывайте на ближайший островок,
Мы для себя уже собрали ковролётик
И прямо завтра улетаем на восток.
 
 
Тут чувства сразу закричали целым хором:
– Помочь, спасти, ну кто же сможет кроме вас?
Без мыслей Знания погибнем ведь измором…
– Спросите Мудрость, пусть поможет вам сейчас.
 
 
Предусмотрительность и Знание взлетели,
Подсел тихонечко к ним безбилетный Страх,
Все остальные, побродив весь день по мели,
Постройкой лодок занялись в своих домах.
 
 
Одна Любовь затосковала не на шутку.
Любила остров – каждый камень и цветок:
– Ах, как печально, как трагично, больно, жутко,
Как всё оставлю я? Всё выплачу в платок.
 
 
Ведь море остров наш накроет лишь на время,
Ну а потом освободит, и он всплывёт,
Цветов деревьев прилетит на землю семя…,
Но остров тонет, размышления не ждёт.
 
 
Любовь, тоскуя, долго бегала по брегу,
Цветочки нюхала, вздремнула на песке,
И поняла, свалившись в воду, да с разбегу,
Что не уплыть уже ей даже на доске.
 
 
С лица Земли Любовь исчезнет и навечно.
Кто ей поможет, ведь уплыли чувства все?
И вдруг увидела корабль большой. Конечно!!
Спасёт Богатство пусть меня во всей красе,
 
 
Но ей Богатство отказало: – Нет уж места,
И для Любви я не найду, ты извини.
И попрощалось навсегда одним лишь жестом —
Мол, красотой своей меня ты не мани.
 
 
Тут показалось вдруг Тщеславие на судне —
Корабль с мрамором, с цветами, с серебром,
Промчалось мимо, так зазнавшись беспробудно,
Проплыв, не вылезло из красочных хором.
 
 
Любовь осталась на воде, земля уж скрылась,
И только Грусть на серой лодочке вдали.
– Возьми меня, свою подругу, сделай милость!
Ведь я погибну, даже стоя на мели.
 
 
Ей грусть ответила: – Взяла б тебя с собою,
Но мне так грустно, лучше быть совсем одной,
И уплыла, сказав в слезах: – Тебя не стою,
Тебе без грусти будет лучше, стой и пой.
 
 
Пропало всё, – тут поняла Любовь – бедняжка,
И стала ждать – вот-вот придёт её конец…
Вдруг, ниоткуда слышит голос старикашки,
Он звал Любовь, плывя на брёвнышке, храбрец.
 
 
– Садись подруга, погибать тебе не время,
Мы поплывём на новый остров на бревне,
Накроют волны ведь, а жизнь твоя не бремя,
Любовь должна быть не на дне, а на волне.
 
 
Так плыли вместе, показался остров новый,
Старик исчез, как только высадил Любовь.
Богатство, Мудрость строит там уж дом дубовый,
Освоив остров, родилось чтоб Счастье вновь.
 
 
– Что за старик меня спасал? – Любовь спросила,
– Мне даже имя не назвал, уплыл, как сон.
Сказала Мудрость: – Это Время – Божья сила,
Что ты в беде, об этом знать лишь ей резон.
 
 
Ведь заставляла тебя думать Боль потери,
Что нам так дальше невозможно продолжать.
Помочь способно только Время, если верить
В себя и в жизнь, ты ведь должна об этом знать.
 

 
Рассказать хочу вам сказку,
Но, возможно, это быль,
Если снять с сюжета маску
И стряхнуть немножко пыль.
 

 
Было всё совсем недавно,
Но быть может так давно,
Для кого-нибудь забавно,
Но для многих не смешно.
 
 
Жил да был ленивый парень,
С выгодой лишь для себя,
А порой был столь коварен,
Рушил мост, друзей топя.
 
 
Имя парня было Мойша,
А быть может Моисей,
Он конечно не святоша,
Плут, ловкач и прохиндей.
 
 
Коль узрел, где выгод много,
Притворялся агнцем вдруг,
Сто поклонов у порога,
«Бескорыстных» сто услуг,
 
 
Но, добившись результатов,
Разрушал источник благ,
В свой кошель итог припрятав,
Да подальше от трудяг.
 
 
Стал бы вскоре он богатым,
Чтоб скупить себе добра,
Но прослыв столь подлым, клятым,
Был вдруг изгнан из двора.
 
 
В нищете скитался долго,
Всё не мог найти приют,
Ведь пуста совсем кошёлка,
Гонят все порой и бьют.
 
 
Много лет искал удачу,
Но однажды, весь в рванье,
Увидал село рыбачье,
В море – рыбаков в ладье.
 
 
Попросив у них ночлега
И лепёшки хоть кусок,
Знал, прогонят сразу с брега
И под зад дадут пинок.
 
 
Но, к большому удивленью,
Принят и накормлен был,
Впущен в дом без осуждений,
Чтоб набрал немного сил.
 
 
Так остался Мойша в доме,
Якобы помочь хотел,
Знал про всё в большом объёме
И умён, и очень смел.
 
 
Стал в семье незаменимым,
Рыбу продавал, ячмень,
Делал кое-что незримо,
Часть дохода прятал в тень.
Домик так купил сначала,
Ну, а позже нанял слуг,
Имя Мойши зазвучало
И во всех домах вокруг.
 
 
Так прошло годков немало,
Стал скупать селенья все,
Это было лишь начало,
Подлость вновь во всей красе.
 
 
Возмущались очень люди-
Прикормили подлеца,
Он не Мойша, он Иуда,
Жадность, скупость без конца.
 
 
Им в ответ всех сёл владелец
Из домов стал гнать людей,
В этом он большой умелец,
Нет теперь его главней.
 
 
Но народ, пусть без богатства,
Всё ж прервал сей беспредел,
У людей есть термин – братство,
Много лет народ терпел.
 
 
Нужно свергнуть власть такую,
Мойшу выгнать из страны,
Но обманет и другую,
Купит всех за полцены.
 
 
Наказать его лишь можно,
Коль на остров поселить,
Лодку дать ему не сложно,
Но прервать с землёю нить.
 
 
Так и сделали селяне,
Мойше жить на островке,
И не слышно его брани,
Подлость, скупость вдалеке.
 
 
Сделаем какой мы вывод —
Много жадных подлецов.
Чтобы не было наживы,
Остров – место их дворцов.
 
 
Может сказка неправдива,
Но намёк поймёт народ,
Коль не мыслит слишком криво
И не на луне живёт.
 

 
Влюблёнными мы все бываем,
Но перейдёт ли всё в любовь,
В чём их отличье, это знаем?
Свой ум к оценке приготовь…
 
 
Любовь с Влюблённостью решили
Все обсудить свои черты,
Богами вложены ль в них силы,
И есть ли связи иль мосты.
 
 
Влюблённость восклицала звонко:
– Мечтаю быть такой как ты,
Цвести, благоухая тонко,
Иметь побольше чистоты.
 
 
Любовь тут отвечала мягко:
– Нужна мне очень чистота,
Прощаю людям я всю бяку,
А ты прощать им не должна.
 
 
– Предательство простишь, обманы?
– Коль не от умысла, смогу.
– Простишь изменников ты рьяных?
– Изменой я пренебрегу,
 
 
Ведь, изменив, сравнить возможно,
Понять, что лучше, что важней,
Всё сердцем оценить не сложно —
Кто в жизни нашей всех ценней.
 
 
– Ты можешь ложь простить любимым?
– Ложь – это меньшая из зол,
И болью трудно быть томимым,
Коль правдой сердце уколол.
 
 
– Но люди ведь бывают лживы…
– Бывают, только не в любви,
Ведь в ней они чресчур фальшивы,
К себе таких ты не зови.
 
 
– Что ты ещё простить способна?
– Могу простить я резкость, злость,
Обиду превозмочь беззлобно,
Хоть грусть потом, как в сердце гвоздь.
 
 
– Ты удивительна, подруга,
Тебе завидую во всём,
А мы всё гаснем с перепуга,
В обиду лишь свою впадём.
 
 
– Мы не прощаем все обиды,
Сказала добрая любовь.
– Есть чувства, что от нас укрыты,
Не оставляют и следов.
 
 
Они – болезнь души, гангрена,
К убийству душ ведут, к тоске,
Не задевает так измена,
Хоть жизнь висит на волоске.
 
 
Должна ты знать, моя подруга,
Враг чистых чувств и всей любви
Лишь РАВНОДУШИЕ. Так туго
Сказать при нём: «Любовь, живи!»
 

 
Как рождались в жизни сказки?
В них к событиям привязки,
Хоть плохой порой итог,
Смысл тех сказок столь глубок,
 
 
Расскажу и я такую,
Может быть совсем плохую,
Но судить о том лишь вам,
И, быть может, небесам.
 
 
Шут жил в царстве тридевятом,
К царским близок был палатам,
Подшутить над царством мог,
Не был царь к тем шуткам строг.
 
 
Прыгал шут на всех приёмах,
Парень наш совсем не промах,
Шутки фильтровал порой,
Чтоб не ссориться с казной.
 
 
Деньги мог сложить в заначку,
И купить на старость дачку,
И найти себе жену,
Не простую, а княжну.
 
 
Но однажды шут наш резвый,
Вроде бы с утра был трезвый,
Встретил мага – колдуна,
Имя мага – Сатана.
 
 
Магу наступил на ногу
Возле царского порога,
Завизжал от боли маг,
Слишком дорог каждый шаг.
 
 
Взял скорей шута за шкирку,
В нём хотел проделать дырку,
Но взмолился сразу шут:
– В пыль меня пускай сотрут
 
 
И лишат шутовских званий,
И шутовских дарований,
Но оставь мне жизнь мою,
Раз не светит быть в раю.
 
 
Сатана, иль маг условно,
Был не сильно многословным,
Раз в руках такой объект —
Не последний интеллект.
 
 
Можно взять его для дела,
Душу главное, не тело,
Ведь у дел большой масштаб —
Будет первым сей этап.
 
 
– Что ж, я жизнь твою гнилую
В царский облик упакую,
Сделаю тебя царём,
Будем править мы вдвоём.
 
 
Для тебя моё лишь слово,
Управления основа,
Под контролем каждый шаг,
И не нужно мне присяг.
 
 
Будешь делать всё по плану,
Даже если под дурманом,
Ты теперь лишь мой кулак,
Хоть несёшь свой царский флаг.
 
 
Шут тут наш преобразился
И с судьбой своей смирился,
Ведь корона кроет лоб,
Хоть он сатаны холоп.
 
 
Из дворца прогнал всех знатных,
Принял часть неадекватных,
Остальные – слуги тьмы,
Иль совсем глухонемы.
 
 
Царству нужен образ новый,
Торговать детьми готовый,
Отправлять всех на войну,
Славить только сатану.
 
 
Тот в ответ даёт указы,