– Я вижу, что тебе прямо-таки необходимо посетить мои курсы по после травматической, психологической реабилитации. А она тебе, несомненно, необходима. – Говорит он, вызвав у меня некоторую заинтересованность своей заботой. – Там по выходу из приёмной висит стенд, – добавляет доктор Бублик, – на нём можешь ознакомиться со всей информацией. – Да у меня вроде случай лёгкий. – На этот раз я уже не имел права смолчать (к чему это он всё клонит?) и ответил ему. Ну а доктор Бублик делает незаинтересованный вид и говорит мне. – Я ни коим образом не настаиваю на этом и не давлю, хотя вы тем самым оказали бы мне неоценимую услугу в деле моего повышения уровня понимания пациентов, – мне край нужна практика по психологии, – и это дело добровольное, – здесь доктор Бублик приближается ко мне в плотную и шепотом добавляет то самое важное, что, по его мнению, убедит меня прийти на его курсы. – А вы знаете, что пациенты, замеченные мною в употреблении спиртосодержащих жидкостей, могут и не рассчитывать на больничный? – спрашивает меня доктор Бублик.

А я и возразить толком ничего не могу на эту его каверзу. Ведь только ему в итоге решать, чему верить: тому, что я в профилактических целях и для обезболивания влил в себя некоторое количество спиртосодержащей жидкости, – а это, между прочим, позволило ему с экономить на своих обезволивающих, – или же я вначале усугубил, а затем уже подпал под воздействие этого своего усугубления.

– Я приду. И не потому, что вы меня к этому принуждаете, а потому, что вы меня в этом заинтересовали. – Еле ворочая языком, сказал я, чувствуя, что перестарался по дороге сюда в такси с обезболивающим.

– Вы с порога мне понравились. – Сказал доктор Бублик. – И я, увидев вас, сразу себе сказал: вот кто не откажется от моего приглашения на лекцию, а всё потому, что он сразу поймёт, что она ему нужна. – А я дурак вдруг расчувствовался, – однозначно с обезболивающим переборщил, вот оно и начало так предсказуемо действовать, – и сам того не заметил, как задал тот самый, провоцирующий доктора Бублика на категоричность его отношения к пациенту вопрос. – А зачем вам всё это? – предваряя свой главный вопрос, спрашиваю я доктора Бублика.

– На одной улыбке, как оказывается, не уйдёшь от всего этого. – Кивает мне на ногу доктор Бублик. – И мне необходима психологическая разрядка, которую и дают мне эти курсы. – Говорит доктор Бублик. – Так вон оно что! – всё за этого прижималу и жмота понял я. – За посещение психиатра платить не хочет, а решил сам организовать такие курсы, чтобы и самому психологически восстановиться, и не удивлюсь, что он захочет на этом заработать, в конце занятия объявив, что только первое занятие бесплатно. А мы, добровольно-принудительно загнанные на его курсы пациенты, все со своими сложными и ноющими проблемами во всех костях и даже у некоторых они отсутствовали в голове, и плюнули бы на этот развод, но доктор Бублик, как выясняется, предусмотрительный гад. И он подошёл к этому делу не как дилетант, а он всё продумал и предусмотрел, в том числе наше нежелание растрачивать себя и содержимое своих кошельков на весь курс лекций, и для совместного ведения привлёк к этому делу настоящего психолога и заодно сногсшибательную докторшу психологических и философских наук, Домникию Ивановну.

А уж на Домникию Ивановну без слюноотделения и его сглатывания не посмотришь, а она этим вовсю свою Ивановскую породу пользуется, будучи с доктором Бубликом заодно, чей курс введения в психологию, после встречи с Домникией Ивановной, пользуется у всех её видевших неизменным успехом.

И тут для меня и доктора Бублика настаёт момент истины. – А вам ваша фамилия не доставляет неудобства? – спрашиваю я его. И как выясняется, то нет. – Скорей моему пациенту, – со знанием дела говорит доктор Бублик, – когда представляешь одно, при виде фамилии на дверях кабинета, а когда заходишь внутрь, видишь такое противоречие, что не всегда с собой справляешься. И приходится вправлять челюсть особенно впечатлительным пациентам. – И на этом всё, мой приём закончился.

И вот я иду на эту лекцию, и не потому, что доктор Бублик, таким образом, меня убедил, а потому, что мне будет полезно подышать свежим воздухом и общение с людьми не будет лишним; и уже на последнем месте стоит следующий приём у доктора Бублика для перевязки моего растяжения. Правда подышать свежим воздухом мне удаётся только из кабины такси, которое меня довозит до клиники, затем я всё больше отдышиваюсь, упираясь на палочку во время своего движения до входных дверей, после меня не гостеприимно ждут лестничные проёмы, которые я обманул, на первом же этаже свернув в сторону лифта. А там уже легче и на самом высоком этаже, мне осталось выйти и преодолеть по коридору расстояние, разделявшее лифт и обозначенный кабинет. Где уже народу было под завязку. И аудитория так полнёхонько набилась теми, кто не первый раз пришёл на лекцию, а так сказать, был в курсе того, кто кроме доктора Бублика здесь будет присутствовать – вот они заблаговременно и позанимали все самые первые места, чтобы быть ближе к Домникие Ивановне.

Но так как я не был в курсе существования Домникии Ивановны, то я удивился такой наполненности аудитории, по тому же своему незнанию отдав должное организаторским способностям доктора Бублика, всего вероятнее обладающего не только даром убеждения, но и ораторским талантом, раз народ так и валит на его лекции. И только тогда, когда я увидел Домникию Ивановну, я понял, до чего же коварен и изобретателен этот доктор Бублик, сумевший так всех нас провести. И я даже сгоряча задался было глупым вопросом:

– И зачем тогда спрашивается, доктору Бублику нужно организовывать все эти курсы, когда одной Домникии Ивановны достаточно, для психологической разгрузки? – Но быстро проанализировав все действия доктора Бублика, понял, что он не мог поступить иначе, когда он так отъявленно корыстен, да и Домникия Ивановна, при её красоте, требует больших в неё вложений. Что при одном окладе доктора Бублика, чрезвычайно затратное дело. Вот и приходится ему пускаться в разные схемы, чтобы Домникия Ивановна была всегда довольна и не попрекала его невозможностью осуществить все её желания.

– И тогда получается, что доктор Бублик не такая уж и корыстная сволочь. – Рассудил я. – И у него для всего этого своего поведения есть все основания. – Вот такому, безответному выводу я пришёл, когда Домникия Ивановна явилась пред нами всеми, но каждому казалось, что она предстала только перед ним – умеет Домникия Ивановна эффектно себя подать и оказать психологическое воздействие на аудиторию. А ведь ещё пять минут назад, до её прихода, аудиторией называлось только само помещение, а теперь вся её внутренняя составляющая, состоящая из людей, обмерев при виде неё, трансформировалась и уже сама стала неотделимой частью этого помещения. И теперь Домникия Ивановна может полностью располагать ею и делать с ней всё, что только захочет.

Но до этого ещё время не пришло и я, ничего такого не подозревая, занимаю самое дальнее место в аудитории, чтобы мне ничего не мешало слушать лекцию. А слушать я люблю, склонивши голову к себе на руки и непременно при этом с закрытыми глазами. Что я немедленно проделал, как только удобно устроился, а вслед за этим и не заметил, как увлёкся слушанием этого особенного фона, который возникает в таких местах при скоплении в них людей, жаждущих знаний, и прохлопал появление доктора Бублика со своей со ведущей.

А так как я не ожидал от доктора Бублика такой предприимчивости с Домникией Ивановной, и как в итоге мной выяснится, коварности, то я не стал отрывать голову от парты и продолжил присутствовать и слушать лекцию в таком, наиболее для себя удобном положении.

А доктор Бублик, между тем, не тушуется и своего рода проявляет ораторский талант, вызывая у меня заинтересованность.

– Не буду долго вас мучить и сразу приступлю к делу. – Заявляет доктор Бублик и тут же всех нас интригует своим вопросом. – А теперь вопрос, а вернее два вопроса. – Говорит доктор Бублик. – По какому медицинскому профилю работает сказавший это врач, и какой ваш прогноз за лечение? – задаёт вопрос доктор Бублик, и я погружаюсь в размышления, в поисках ответа на его вопросы. Но мне не удалось далеко углубиться в свои размышления, а всё потому, что со стороны трибуны, где всего вероятней находился доктор Бублик, вновь донёсся его голос.

– Эти вопросы не требуют немедленного ответа, вы ответ на них дадите в конце лекции, а сейчас вопрос на смекалку. – Говорит доктор Бублик, затем, как я понимаю, выдерживает паузу и озвучивает свой вопрос на смекалку. – А теперь недолго думая, назовите самый страшный вопрос, который может прозвучать в устах вашего лечащего врача. – И не успел я обратиться к памяти, а туда в основном обращаются за ответами на возникшие вопросы (здесь, конечно, не без своих претендентов на оригинальность, и кто-то ищет ответы на все вопросы на потолке, кто-то выковыряв из носа его содержимое, пытается высмотреть в этой субстанции нужные для себя ответы, а кто-то погружает себя на дно бутылки, чтобы уже там отыскать для себя всё, что нужно), как заёрзали задницы, теребя стулья, а вслед за этим зашумели ответы.

– У вас родственники есть? – кричит свой вопрос, судя по кряхтящему голосу, человек таких возрастов, что ответ на этот его вопрос есть констатация факта и очевидность.

– А вы не видели моих кожаных перчаток? Вчера, перед вашей операцией положил их на стол, и они как будто испарились. – Озвучивает свои опасения с истеричным голосом какой-то нытик, а не совсем фаталист. Коим должен быть каждый пациент, с перспективами на своё выздоровление смотрящий. А этот тип явно не из этой категории отважных людей, коих не только потерей хирургом перчаток не испугаешь, да у них такое крепкое пищеварение, что забудь хирург в их желудке свою шляпу, то они, несмотря на свою язву, если это надо будет хирургу, – друг выручай, жена дома съест, если я сегодня задержусь на повторную операцию и не пойду с ней в ресторан на ужин, – из одной только мужской солидарности переварят эту шляпу и не подавятся. – А этой своей стерве закажи сегодня креветок. – Пожмёт руку хирургу отважный, со шляпой внутри себя пациент, сделав это удивительное предложение.

– Зачем? – не совсем поняв, спрашивает его хирург.

– Это для меня. – С созерцательным видом скажет отважный пациент. И хирург по его виду всё понял, ему так легче будет переваривать шляпу. – Может к креветкам пива? – спрашивает отважного пациента хирург.

– Лучше водочки. – Причмокивая губами, мечтательно говорит отважный пациент. И хирург, несмотря на то, что собирался рекомендовать отважному пациенту полностью отказаться от злоупотребления крепкими напитками, на сегодня решает сделать для этого, отныне его любимого пациента, исключение. – Сколько? – спрашивает хирург, по себе зная, что в этом деле нужна чёткость и точный учёт. Отсутствие чего, всегда ведёт его к неожиданным последствиям. Ну а отважный пациент и сам придерживается таких же взглядов на крепкие напитки, что и хирург. Не зря что ли он заработал язву желудка, употребляя всё это дело на скорую руку, совсем без закуски.

– Для начала графинчик. – Мечтательно говорит отважный пациент, при виде которого у хирурга уже потекли слюнки. Уж больно он аппетитно делает заказ.

– Как вам будет угодно. – Заверяет хирург отважного пациента в том, что всё будет чин чином и, уже не имея сил терпеть, бегом бросается на выход из палаты, затем из больницы и дальше на такси домой. Долетев же на всех порах к себе домой, хирург, как всполошенный врывается домой и что он там к своему потрясению видит. А видит он полную неготовность своей супруги. А ведь она всё утро его пилила, с требованием сегодня не задерживаться и быть во время, а то я тебя знаю, обязательно что-нибудь там забудешь, и опять мы с тобой никуда не сходим. Но как сейчас хирургом выясняется, то она стерва, как верно заметил его любимый пациент, даже и не думала собираться, стоя в прихожей с одной сушкой во рту, которую она, причмокивая, посасывает.

– Да сла бы ты Саса по шоссе дальше, сосать свою сушку. – Хирург в сердцах хотел было уже махнуть рукой на свою супругу, но тут ему вспомнился его любимый пациент, который ради него там сейчас лежит и на сухую переваривает его шляпу, а эту стерву только одни свои заботы заботят. И хирургу так вдруг стало невыносимо больно и обидно за своего любимого пациента, что он… – Значит, вы ещё не готовы? – до обледенения холодным голосом спрашивает свою недальновидную супругу хирург. Отчего она даже в ознобе поёжилась и, не понимая, что случилось, недовольно спрашивает его. – А в чём, собственно, дело?

– Тогда встречаемся в ресторане. – Сказал, как отрезал хирург, до сотрясения потолка и подкашивания в ногах своей супруги захлопывая дверь за собой. После чего супруга в полнейшей растерянности и недоумении садится на пуфик, пытаясь понять, что случилось такого и что ей теперь делать: ехать в ресторан или нет? И что-то ей крайне убедительно подсказывает внутри, что ей сегодня лучше со своим Колюней не спорить, он будет крайне жесток и требователен к ней в отстаивании своей точки зрения на неё, паскуду. И как сегодня же вечером выяснилось супругой хирурга, Колюни, то интуиция её не подвела. И как только она в спешке неприбранная в мыслях и одежде прибыла в ресторан, то с первого взгляда на Колюню, однозначно преуспевшего в деле наполнения себя храброй водой, она поняла, что сегодняшний вечер будет для неё незабываем. А вот насчёт Колюни, у которого глаза в кучу и взгляд осоловелый, такого уже не скажешь.

И не успела супруга Колюни занять своё место за столом, – а повернуть назад она не успела, вдруг громко замеченная Колюней, в очередной раз потрясшего её основы стояния на ногах, выкрикнув на весь зал: «Чё встала лохудра, я здесь!», – как Колюня ввергает её в остолбенение очередным своим опусом. – А ты не знаешь, дорогая, где моя шляпа? – задаётся вопросом Колюня, уставившись мутным взглядом на шляпу своей супруги. А что в ответ может сказать дорогая Колюни, если она не знает и никогда этого не знала. При этом по интонации голоса Колюни она догадывается, что этот вопрос задан ей не просто так и он с глубоким подтекстом – Колюня преотлично знает, где его шляпа, но ему почему-то хочется, чтобы об этом знала и она.

– Я не знаю, Колюня. – Таким, до предательства жалобным голосом, совсем на себя не похожим, ответила дорогая Колюни, что ей самой стало жалко себя, так угнетённую, как оказывается, тираном и деспотом Колюней. А Колюню естественно такой её ответ не устраивает, и он до пробирания мурашками дорогую, так злобно на неё посмотрел, а затем ткнув в неё пальцем руки, и вовсе чуть не уронил её физически на пол (перед всеми вокруг сидящими гостями, он её уже давно уронил в их глазах). При этом дорогая Колюни и подумать не осмелится, сделать ему замечание: «Колюня, вы себя слишком вызывающе ведёте, так что не тычьте в меня своим пальцем», а что уж говорить о том, чтобы сказать ему что-то против. И дорогая Колюни замерла в страхе и ожидании того, что на её счёт решит Колюня.

А Колюня задумал вот чего. – Снимай шляпу. – Тоном не терпящим возражения, заявляет Колюня и его дорогая вынуждена подчиниться, снимая шляпу и вручая её в протянутую Колюней руку. После чего Колюня забывает о своей дорогой и полностью концентрирует своё внимание на её шляпе, которую он к очередному потрясению его дорогой, кладёт перед собой на тарелку, затем берёт в левую руку вилку, а в правую нож и начинает отрезать от неё кусочек за кусочком. – Да что ж это такое?! – округляя глаза и хватаясь руками за подбородок, чтобы в исступлении не закричать (а Колюня может в своём недовольстве этими шумами и кулаком это хлебало заткнуть – так он выражается в минуты своего бесконтрольного поведения), в голове дорогой Колюни всё мутится от этого представившегося ей фантасмагорического зрелища. Где Колюня, укрепив своё сознание полноценной рюмкой крепкого напитка, нанизав на вилку кусочек отрезанной шляпы, принялся ею закусывать.

– Чё смотришь, дура, присоединяйся, – вдруг заметив свою дорогую, обращается к ней Колюня. И его дорогая присоединяется, соскользнув с каблуков и с грохотом упав на пол.

– Да, этот вопрос не плох. – Сделал вывод я, прокрутив в своей голове этот видеоряд, сопроводивший озвученный ранее вопрос. Который между тем, был не самый последний и за ним следуют другие.

– Что-то ваше лицо мне кажется знакомым. Мы с вами ранее не встречались? – озвучивает свой вопрос следующий мозговитый слушатель, однозначно человек не публичный, но всеми фибрами души стремящийся к ней, параноик.

– Не кажется ли вам, что вы здесь подзадержались? И главное гад, совсем не намекает на выписку из палаты! – возмущается какой-то нервный тип, который после такого заявления своего лечащего врача, чуть в сердечном приступе не отъехал в другие области существования человека. И на этом доктор Бублик решил ограничить волеизъявление всех этих людей, так близко к сердцу принимающих всё сказанное врачами, которые быть может, ничего такого особенного на их счёт не имели, а их так неудачно интерпретировали. О чём, а именно о взаимопонимании между врачебным персоналом и пациентом, видимо и хотел сегодня поговорить доктор Бублик, и сам не раз из-за неверности своего понимания и не точной интерпретации им сказанного пациентом, становившийся участником разбирательств и скандалов.

Правда, сделал он это так неудачно, что своим призывным заявлением: «Может быть, на этом закончим?», непонятно к чему призывающим, смутил рассудки всех здесь присутствующих слушателей. А среди них люди всё больше знающие и не раз и не два в больницах лежащие, и они прекрасно понимают, что всё это значит. Они не раз становились свидетелями разведения в сторону рук доктора, которые сопровождались вот таким заявлением.

– Может быть, на этом закончим… (а дальше на усмотрение врача и потрясённого такой расчётливостью и цинизмом врачей больного: лечение, бесполезную трату моего и вашего времени, спать с моей дочерью) – многозначительно говорит врач, хитро поглядывая на пациента исподлобья. Так что вполне объяснимо, что это заявление доктора Бублика, вызвало такой переполох в головах его слушателей, кроме разве что меня.

А всё по причине того, что меня между тем и у самого в голове вспомнился, а может и созрел такого рода вопрос, который бы я не хотел услышать в устах моего лечащего врача. И который бы он озвучил не во весь голос, а на стульчике придвинувшись ко мне лежащему на кровати и наклонившись к самому моему уху. – Прости меня, но я не понимаю, что происходит. – И спрашивается, как мне после такого откровения жить, когда даже моему лечащему врачу не хватает всей его медицинской квалификации и разумения, чтобы ответить на этот, как выясняется, летальный для меня вопрос.

– Пока ещё есть время, нужно подумать о хорошем. – Как правило, в такого рода неизбежных случаях, к такому волевому решению прибегаю я, и немедленно погружаюсь в это хорошее. А сегодня это хорошее для меня предстало в виде Рыжей, еле ковыляющей по тротуару навстречу мне, спотыкаясь и не раз находясь на грани падения с этих своих туфлей на высоченных каблуках. Что, несомненно, меня повеселило, да так, что я и тогда, на назначенной мне ею встрече, не смог удержаться от улыбки на весь рот до самого её подхода ко мне.

Ну а Рыжая, всё это видя на моём лице, понимая, что злиться на это не имеет никакого смысла, виновато и немножко побито улыбается мне, отчего мне становится не совсем уютно находиться при своей радости, и говорит мне. – Да, да, я немного неловко и неуклюже выгляжу, – усмехается она, – но я рада, что смогла вызвать у вас улыбку. Но что поделаешь, если для нас такая обувь непривычна. Мы ведь привыкли носить удобную обувь, и наш подход к её выбору, руководствуется рациональностью.

– Тогда зачем было надевать эти туфли? – решил удивиться я, тогда как сам знал ответ на этот вопрос. Рыжая со своей стороны тоже догадывалась, что скрывается под этим моим вопросом, – моя крайняя насчёт себя и её самоуверенность, – ведь она, если кто-то не забыл, а я видимо запамятовал, умеет читать мысли. А это я ещё вчера за неё так догадался. Так что она в момент с ориентировалась и нашла для меня подходящий ответ.