Вчера вечером Виталий удачно пристроил своего «Сидра» на парковку (явно недостаточную для местной армады автомобилистов, потому потенциально взрывоопасную раздорами) – почти напротив подъезда, впрочем, не совсем напротив, немного в стороне. И сейчас Сёмин с порога рысью метнулся туда – отчего-то непременно надо было устраивать такой рывок, словно машинка как в мультике была разумной и, вдобавок, склонной к подлянкам и проказам. Ну, просто спринт автолюбителя, ей-богу! На ходу Виталий пожирал глазами обожаемый, драгоценный пепелац. С лёгким таким прищуром, чтобы чётче подробности различать. И вовсе не любовался, нет, – оценивал колёса. Но пока видел только лишь правую пару. А левую проинспектировал приблизившись и перейдя на более степенный шаг. Все четыре колеса оказались не сдутыми, в норме. Такой вот осмотр резины тоже стал частью обязательного «ритуала автомобилиста» – ещё с зимы. В дебрях прибрежного человейника завёлся какой-то чудачок – то здесь, то в ближних дворах время от времени выкручивал у легковушек золотники. С какого зла, с каким прицелом – неясно. «А на видеокамеры мы раскошелиться не можем…» – пробурчал Сёмин саркастически, мысленно – в который уже раз.

Ну да ладно, чепуха. Вот во вторник в соседнем микрорайоне вышел совсем уж дикий случай. Тоже с колёсной резиной, но куда брутальнее. Какие-то гады затащили на верхнюю площадку подъезда старую покрышку, облили горючей дрянью – и подожгли. Весь подъезд в копоти, а жильцы в шоке. И поджигателей до сих пор ищут. «Потому что в том доме тоже сэкономили на видеонаблюдении», – резюмировал Виталий.

Машинка, изначально фиолетового колера, вдруг показалась Сёмину выгоревшей и пыльной. Может, и впрямь за ночь на кузов осела пыль… Распахнул дверцу, скользнул за руль – ещё не печка, но уже точно теплица. Вечный пластмассовый запах, поразивший Виталия химической терпкостью ещё на площадке автосалона, девять лет назад. Неистребим, но только в первую минуту его и замечаешь… Как Сёмин ликовал тогда! Откатав первую полутысячу километров, клялся себе, что лет через пять купит новую «KIA», и непременно это будет опять «Сидр»…

Мотор подхватился мгновенно, едва повернул ключ зажигания. Вот и ответ на всю эту малодушную ностальгию…

И солнце сегодня, как и вчера, как и позавчера, опять светило ярко. Да ведь и жарко – лето нынче настоящее. Только живи да радуйся!..

Но вместо того, чтобы радоваться, Виталий снова прокрутил в памяти «перемогу» в понедельник (опять-таки в корпоративные жаргонизмы с некоторых пор превратились разные хохляцкие слова). В общем, как ходил на поклон к начальству – «подавать челобитную». Потирал руки, ещё сидя за столом перед рабочим компьютером, только вовсе не радостно потирал. Прикидывал: вот бы толково – и обтекаемо – с Сергей Викентьевичем объясниться, зачем ему пятница нужна. Слова на ум не шли. Какой-то опрометью Сёмин выскочил в коридор. А в кабинете начальника напоролся на Бориса Ксенофонтовича, Ксенофобыча, так Виталий его про себя называл.

Только ведь чуть Сёмин дверь и приоткрыл, а уже нельзя было дать реверс. Ксенофонтович в образовавшуюся щель его заметил и поманил рукой: заходи-заходи.

Сидел он на стуле для посетителей – только не в позе просителя. Развалился вальяжно, нога была закинута на ногу и слегка раскачивалась – наверно, в кресле-качалке представлял себя.

Мягкотелый Сергей Викентьевич в присутствии зама обычно становился принципиальным и даже непреклонным. Должно быть, боялся, что Ксенофонтович его расшифрует… Хотя, по правде, тот, конечно, давно его расшифровал.

– Что хотел, Виталий? – поинтересовался Сергей Викентьевич. Он обладал красивым сочным актёрским баритоном.

– Отгул, небось, хочет, – буркнул Борис Ксенофонтович, проницательно зыркнув на Сёмина колючими глазами. – И, наверно, в пятницу… Всем нынче понадобились отгулы…

У него голос был крестьянский, грубый. Хотя сейчас прозвучал вроде не зло и не сварливо.

– Да, – выпалил Виталий обиженно. Осторожно добавил: – Хочу взять день в эту пятницу.

Ксенофонтович искоса кинул на шефа свой рентгеновский взгляд, чуть заметно, но хитро, как кот, усмехнулся чему-то. Сергей Викентьевич же, не обращая на эту усмешку внимания, а, может, наоборот, очень даже обращая, тоже улыбнулся, но как-то кисло. Смотрел он исключительно на стол перед собой, уставился на лежавшие там какие-то бумажки, будто они и впрямь очень его волновали. Тут же согнал улыбку прочь, пророкотал барственно-небрежно:

– Хорошо… Оформляй в личном кабинете.

У Виталия, должно быть, глаза полезли из орбит, он потом несколько секунд ничего вокруг не видел.

– СпасибСергейВикентьевич!.. – одним словом – и одними губами – выстрелил Сёмин и так резво сиганул в коридор, что просто удивительно, как не вынес косяк и никого не сшиб на ходу уже за дверью.

Вот такое вот совершилось в понедельник чудо. И, несмотря на горький привкус, который оставило по себе, нарастающий гнусный привкус в мыслях, а не во рту, чудо сие оставалось в силе, действовало – отгул-то никто у Сёмина не отнял. Пятница наступила, шпарит вперёд полным ходом. Ещё бы не мотаться чёрт те куда со стрёмными заботами…

Минут семь не шибко быстрой езды по не самым широким улицам города – Людмила с сыном жили кварталах в четырёх от Виталия (если, конечно, не впадать в буквализм; вообще-то ландшафтные особенности маршрута были сложнее) – да красные огни светофоров сколько-то времени съели, и добрался до места ко времени, как педант, не больше сорока минут после разговора с Игорем и прошло. Двор, к коему дом, где жили Стрекаловы, относился, тоже трудно было назвать двором в полноценном смысле, но по совсем иным причинам. Если двор Сёмина был ленточкой, хиленькой полоской, то здесь простиралось обширное, геометрически неправильное пространство, кое-как обозначенное разношерстными строениями по периметру.

Однако сворачивать на дворовую территорию, пилить до самого подъезда по узкому и тупиковому, кстати сказать, тротуару Виталию не пришлось. Игорь поджидал его у парковочного кармана рядом с ближайшим въездом во двор – сообразил верно, каким маршрутом воспользуется «дядя Виталя». А «дядя Виталя» тоже не оплошал, издалека заметил маячившую на тротуаре долговязую, субтильную и понурую фигуру. Подрулив вплотную к бордюру, имел возможность рассмотреть пассажира детальнее. Для поездки Игорь облачился в светлые мешковатые штаны с манжетами, типа кальсон, футболку с многочисленными безобразными и, должно быть, глупыми надписями на английском. На голове – криво сидела бейсболка. Чудовищные, размера на два здоровее чем надо кроссовки напялены были, должны быть, на босу ногу. В лучшем случае – на очень короткие, практически невидимые носки.

По виду не скажешь, что пропажей матери огорчен, оценил Виталий. Если бы не скорбная сутулость… Так она у него всегда. Хотя, в сущности, дисциплинированный, воспитанный, пусть и не шибко башковитый парень. Учится в колледже на электрика – закон Ома не знает.

Поздоровались коротко, практически без слов – Игорь пробурчал что-то себе под нос, Виталий молча кивнул – садись, мол, рядом. После чего Игорь плюхнулся на пассажирское сиденье и ловко пристегнулся.

– Ключи деревенские взял? – спросил Сёмин сурово.

– Да! – показав довольно-таки массивную связку из трёх или даже четырёх ключей, очень похожих на сказочный, из «Буратино», Игорь сунул её обратно, в компактный рюкзачок, что держал на коленях.

После такой обязательной проверки можно было пускаться в путь.

Как всегда, на выезд из города ушло добрых полчаса, хотя по километражу это была, самое большее, треть расстояния. Но и потом сильно разогнаться не удавалось – на обочине то и дело торчали знаки ограничения скорости до семидесяти и предупреждения о возможном выходе на дорогу лосей. Сопутствующими видеокамерами и автоматическими радарами эти запреты, правда, не были подкреплены, и многие водители выжимали из своих авто привычные сто десять кэмэ в час, некоторые – даже сто двадцать. А самые отмороженные – должно быть, и все сто тридцать, с таким свистом проносились они по левой полосе, обгоняя «Сидр» Виталия. Сёмин дисциплинированно укладывался в девяносто; впрочем, чуть сильнее прижимал ногой педаль акселератора на тех участках дороги, где ограничение действовать переставало (там, где параллельно трассе тянулся заградительный сетчатый забор), но по-настоящему вырваться вперёд не давал слишком плотный поток машин. (Ну, прямо как в час пик – вечный час пик, даже подумалось Виталию.) Через десять-пятнадцать секунд ускорения машина догоняла очередную едва трусившую под штабелем бруса или какого другого строительного скарба «Газель» или проржавевшую до дыр «Ладу», ровесницу Виталия, с задним сиденьем, заставленным буйно разросшейся рассадой. Фуры на правой полосе встречались редко, сами, как правило, шпарили по левой, в вечном обгоне. Когда удавалось, Виталий следовал их примеру и пару-тройку тихоходных рыдванов сумел обойти, но чаще всё-таки приходилось опять снижать скорость – ибо впереди снова маячил столб с числом семьдесят внутри обведённого красным белого круга.

Такая вяловатая и немного дёрганная езда Сёмина давно уже не раздражала – ехал тут не первый раз, привык. Хотя к скорости за городом в сто десять кэмэ вообще-то привык ещё раньше, много раньше. Но жизнь учит нас смирению и открытости к переменам – вдруг пришла ему на ум неожиданная, патетически звучавшая фраза. Ему даже захотелось с Игорем ею поделиться. Наверняка, нервничает, должно быть, от нетерпения аж ёрзает на сиденье. А ничего, в его возрасте полезно получить небольшую прививку против спешки! От такой мысли Виталий и вовсе вдруг повеселел – на какую-то секунду поездка показалась развлекательной прогулкой. Покосился на пассажира – а тот, оказывается, и не думал ёрзать. Прирос к сиденью, втискивая в живот рюкзачок с ключами внутри и неведомыми пожитками так крепко, как если бы его намеревались у него вырвать; с непроницаемым как у Будды лицом уставился вперёд на дорогу. Или, чёрт его знает, куда он на самом деле смотрел – в пустоту, в вечность… «Не следует наши привычки превращать в культ!» – хотел сказать Виталий, но вовремя спохватился. Ведь фраза, по сути, была продолжением-развитием предыдущей сентенции – про смирение и открытость переменам – а её он удержал при себе. Так что Игорь в лучшем случае понял бы Сёмина превратно – не начал ли «дядя Виталя» ни с того, ни с сего заговариваться? Виталий угрюмо закусил губу – налетевшая было весёлость столь же легко и стремительно унеслась прочь.

«Да у нас с ним всё время такие вот содержательные разговоры – перед каждой фразой пять минут соображаешь, как бы тебя не поняли превратно…» – сердито подумал Сёмин. Хотя вообще-то парень ему нравился. Не курит, не увлекается бутылочкой, татуировок на видных местах не колет. Вроде, читает какие-то книжки, хотя и не очень понятно, какие. Допустим, про «Мастера и Маргариту» с ним бесполезно толковать. Попаданцами, что ли, увлекается? Ну, а нынешнюю оказию с Людмилой, наверно, обоим было обсуждать противно.

Когда проделали уже больше половины пути, Виталию в голову стукнула вздорная мысль. «А ты точно знаешь, что укатила она на вашу дачу?» – он почти было ощерился подозрительно на Игоря. Но пока соображал, чем заменить местоимение – не Людой же назвать, и не Людмилой Сергеевной, а «мама» вдруг сделалась чем-то слащавым, – то порыв и выдохся. Несвоевременный вопрос…

И тут Сёмина пробило: Людмилу они не застанут на даче. Ни её, ни Валентины Семёновны… или же всё-таки ейного… как там сейчас таких персонажей называют?

Да, его по-настоящему осенило, всерьёз. Это была уже не догадка, не предположение, а возникшая в голове и пусть всего на миг – однако невероятно зримая картина. Настолько реальная, что предметы можно было потрогать рукой, и даже запах чувствовался: спёртый, волглый дух давно покинутого помещения, сырости и гниения. Виталий будто перенёсся в этот знакомый ему, сейчас пустой, заброшенный деревенский дом…

Хорошо, что дорога в этот момент была пуста, – на секунду Сёмин всё-таки потерял её из вида. У него даже сердцебиение началось. И даже непонятно, что сильнее подействовало – запоздалый ли испуг или же озарением-помрачением своим так проникся? Уж больно выпуклым оно вышло…

Сёмин робковато покосился на Игоря. Но тот, похоже, не заметил случившегося с ним. Да и было ли что замечать? Весь этот взрыв ощущений, что только что Виталия потряс, разразился глубоко внутри и не дошёл до внешнего выражения, в мимике не дал о себе знать… Да, кстати, и сам Игорь как застыл в позе восточного божка, так и сидел. Ни один мускул на лице не подавал признаков активности. Как будто парень впал в транс или в анабиоз.

– Скоро доедем, – кашлянув, обронил Виталий.

– Я знаю, – отозвался Стрекалов таким негаданно ровным голосом, что у Сёмина мурашки пробежали по спине.

«Что-то он сегодня не похож на себя. Вот когда по телефону верещал, тогда – да. Но не сейчас…» – поморщился Виталий. Ему не хотелось признаться в том, что непривычная сдержанность парня, ну, прямо невозмутимость какая-то, способна так нервировать его. И ладно бы, тот от переживаний весь извёлся, до точки дошёл. Но вот ведь заговорил – и где тут переживания? Ни в одном глазу…

Лишь немного Виталий перевёл дух, когда они уже повернули на грунтовку. Дорога вилась теперь меж полей, сплошь заросших борщевиком, местами ивой; ехать оставалось пять-шесть километров. Грейдер, видимо, с осени не ровнял полотно. Колдобины усеивали его, как кратеры – поверхность Луны. Сёмину однако настолько уже не терпелось достичь финиша, что он выжал сорок, чуть ли не сорок пять, не щадя подвески. За машиной поднялся шлейф сухой белой пыли. Но вот незадача – буквально сразу впереди показался такой же пылевой хвост от другого авто. Сколь густой ни была эта завеса, удалось-таки разглядеть, что поднимает её нехотя телепающий по «дуршлагу» дороги кроссовер фекального цвета – «Duster». «Дустер», так называл эту модель Сёмин. Ещё ведь и рыскал туда-сюда, выбирая рытвины помельче, чисто прожжённый гонщик на ралли, не позволяющий конкурентам обойти себя. Скрепя сердце и скрипя зубами, Виталий выбрал разумное удаление от оправдывающего название «Дустера».

Так и въехали в деревню. Дорога сразу раздалась, дома по сторонам её стояли широко, однако Виталий и здесь не стал устраивать гонку. Напротив, позволил «Дустеру» вырваться далеко вперёд. Основательные, наверно, ещё до войны построенные избы, а потом уже обшитые вагонкой – хотя и не у всех крашеной, так строго смотрели на мир своими тёмными, порой похожими на зеркала окнами, что у Виталия холодок пробежал в груди и защекотало в горле. Что это такое, он в толк взять не мог, но только каждый раз с ним подобное творилось, стоило лишь сюда попасть. Да, несколько мгновений всего, как если бы давнее что-то пыталось ожить… Прекрасно Виталий знал, что ничего давнего и тайного с этой деревней у него не связано! На летние каникулы его в дачный посёлок к бабушке с дедушкой отправляли, да и то класса до восьмого. И там всё было другим, именно дачно-поселковым. Имелась пара-тройка реально здоровенных домов, но улицы поуже, на некоторых двум легковушкам толком не разъехаться. Квадратно-гнездовая система участков – пусть некоторые и состояли из нескольких квадратов… Не было ощущения простора – как здесь.

Вот за изгибом дороги, слегка потеснённой заросшим травой прудом, показался Людмилин дом. Ей он, кстати, тоже достался от деда – от собственного её деда. Не щитовой курятничек, а махина! Но вагонка его как раз то ли была некрашенной, то ли вся краска выгорела дотла, и серые стены производили впечатление былинной старины.

А когда подкатили вплотную, то увидели позади заборчика, сплетённого из тонких ошкуренных древесных стволов, расплывавшееся смутным бордовым пятном, будто из какого-то марева, приземистое легковое авто непонятной пока марки.

Из машины, освежаемой кондиционером, наружу выбрались как в пекло и несколько секунд не решались двинуться дальше, вслушивались в деревенскую тишину. И, может, не столько слышали, как придумывали себе едва заметный звон – листвы ли, мошкары ли, а может, далёкого пения лесных птиц…

– Эй! Принимайте гостей! – Крикнуть Виталий хотел молодцевато, а дал петуха. Игорь посмотрел на него с осуждением и распахнул калитку. Криво усмехнувшись, Сёмин последовал за ним.

На двери крыльца висел замок амбарной величины. Машина – «Шевроле Круз» – оказалась пустой. Виталий хотел было дёрнуть дверцу за ручку, но тут же передумал. Зачем?

– В огороде посмотрим? – предложил Сёмин, бодрячески оскалив зубы. Игорь молча кивнул.

Но и в огороде, сильно заросшем травой, не оказалось ни души. Покричали для очистки совести. Даже Игорь вопил «ау!» – будто в лесу.

Виталий тем временем озирался вокруг себя. Вот так должно выглядеть выражение «мерзость запустения», подавленно прикидывал он. Ливни и солнце, на которые щедр оказался нынешний июнь, здорово поспособствовали буйству диких трав. «Скоро в рост человека будут и выше», – подумал Сёмин. Прежде он видел огород – или, быть может, сад куда более ухоженным.

Не сговариваясь повернули обратно к дому. Одним из ключей на связке отомкнули замок.