Конец семидесятых – начало войны в Афганистане, начало Андроповской борьбы с коррупцией, казнокрадством и «цеховиками». Умные и предприимчивые люди в России были всегда. Найти, как из ничего сделать деньги могли не многие, только те, которые были допущены к руководящей материально ответственной работе и имели голову на плечах. Совещания проходили за совещаниями, но достать «цеховиков» было не так и просто. Они, на государственном оборудовании, работая во вторые и третьи смены умудрялись производить параллельно продукцию, которая не учитывалась планом из отходов производства, которые были изначально не скромно завышены. Деньги потекли рекой. Платили всем первым лицам партии на местах в городах, прокурорам, судам и по этому милиции было не совсем удобно с ними возиться. Да и начальники ГО получали свои откаты. Но в реальной жизни они все так же требовали у работников МВД правильной работы и показателей по этим вопросам. Из Афгана уже пошли первые цинковые гробы, но люди лишь перешёптывались об этом, боясь говорить вслух открыто. Вот в это самое время и началась самостоятельная рабочая жизнь Егора Анатольевича Щербакова в ГО МВД. Звание, как и обещалась Ира, пришло через один месяц. Весенний женский праздник совпал с присвоением первичного специального звания «младший лейтенант милиции» и Днём Рождения Веры. Ей исполнилось восемнадцать. Весна бушевала, как по заказу. Солнце пригревало всё сильнее, морозы спадали даже ночью, потекли ручьи. У Веры подошли Государственные экзамены и защита диплома. Она усиленно занималась, готовясь к концу учёбы. Егор был по уши загружен на работе и поэтому их встречи, хоть и были ежедневными, но могли носить и скоротечный характер. Вера подшила новые погоны своему парню, как на китель, так и на шинель и теперь он гордо вышагивал уже офицером, искоса поглядывая с гордостью на свои погоны. День рождения отпраздновали скромно, в семье. Вера приготовила свои котлеты. За столом все их хвалили – Верочка, знаешь, я вот живу с Тамарой Ивановной уже очень много лет, она прекрасно готовит, но такой вкуснятины я не пробовал – наклонившись к девушке в ушко сказал отец, при этом хитро прищурюсь и глядя на жену. – Что ты там уже наплёл? Наверное, котлетки хвалишь? – спросила она. – Да! Верочка! Расскажи пожалуйста где ты так научилась готовить? И, если конечно можно, поделись своим рецептом со мной пожалуйста. – Да! Конечно же я всё вам сейчас расскажу. Готовить меня учила наша повар, тётя Наташа в детском доме. Я вечно была голодной, худющей, она говорила, как цыплёнок из продуктового магазина. Мне очень нравится готовить, и я ей помогала. Ничего там такого особенного нет, просто я чуть по-другому готовлю фарш и жарю на сливочном маргарине. – А как ты делаешь свой фарш? – спросила мама. – Берём один килограмм хорошего говяжьего мяса и режем его на кубики. Потом берём грамм двести обычного свиного сала, и так же режем на кубики без шкурки конечно. Всё это кладём в глубокую миску и перемешиваем. Потом туда чистим и режем на кубики две хорошие, но не сильно огромные картофелины, одну большую головку лука, и вымачиваем в молоке один приличный кусок белого хлеба и его рвём на кусочки. Солим и перчим, но не совсем много, ибо пересол всегда под столом, а недосол на столе. Замешиваем все это и начинаем крутить на машинке—мясорубке. Полученный фаш вновь замешиваем, добавляем туда одно яйцо курицы и выдавливаем пять—шесть не больших зубочков чеснока. Теперь ещё раз замешиваем. На разогретую, желательно чугунную сковородку кладём кусочек маргарина. Можно конечно и не растительном масле, но вкус будет не таким сразу. Котлетки лепим не большими такими мышками толстушками и хорошо прожариваем с обеих сторон. Складываем в кастрюльку и заливаем тем жирком, что остался в сковороде. На новую порцию новый маргарин. Потом заливаем сложенные котлетки горячей водой, чуть подсоленной и тушим до готовности. Когда начали процесс тушки кладём три листика лаврового листа. Вот и всё. – Ха! Ну, дочка, научила. Я картофель не кладу, на молоке не замешиваю и жарю на растительном масле, и яйцо не кладу в фарш. Спасибо за науку. Егор весь сиял гордостью. Его Вера всё больше нравилась маме. – Да, дети, у нас для вас есть новости. Мы с отцом в эту пятницу уедем на свадьбу на три дня и приедем лишь в понедельник в обед. – А куда и до кого вы едете, мама? –спросил Егор. – Крестница моя выходит замуж, они прислали телеграмму с приглашением. Так что, Верочка, хозяйничай здесь без нас. Я вам наготовлю и в обед мы с отцом уедем, а вы с работы и учёбы приходите прямо домой. – Что там у тебя на службе, сынок? –спросил отец. – Да хвалиться особенно и нечем. Сорвался мой начальник в пике, его отправили в отпуск, а я сам, что услышу от кого, то и делаю. Не учит меня никто и ничему, сам постигаю всю науку. –Возможно это и к лучшему, сынок. Терпи, всем нам не просто всё давалось. Вечером и ночью сотрудники ОБХСС набросали в изолятор много народа. Все «общие» камеры были битком забиты. Накрыли левое производство швейной фабрики и цеха по выпечке кондитерских изделий. В основном в камерах находились женщины. Утром, на первом совещании, начальник ГО долго говорил о массовом характере процесса наживы за счёт государства, но взяли только рабочих, то есть исполнителей, а вот истинные хозяева процесса остались как всегда в тени. Оперативному составу было приказано отработать на причастность каждого, сидящего в камерах, человека. После совещания начальник ГО неожиданно попросил Егора задержаться в кабинете. – Тут вот какое дело, Егор Анатольевич –начал он без вступлений. – Я слежу за вашей работой и пока доволен. И начальник розыска говорит о вас только положительно. Значит мы не ошиблись, назначая вас на эту работу. На вас сегодня лежит главная ответственность за выполнение ГО поставленной партией задачи. И это не шутка. Как вы себе представляете её выполнение, я хотел бы знать именно ваше мнение. – Он встал из-за своего стола, прошёл по кабинету и остановился на против сидящего за подставленным на совещании столом, Щербакова. Егор привстал. – Сидите пожалуйста, мы не на совещании. Так что вы скажите? Егор не был готов к такому развороту. – Товарищ полковник, я бы пока не спешил запускать оперов в изолятор. Давайте сделаем выдержку. Нам разрешено по закону удерживать в общих камерах, задержанных по подозрению в совершении преступлений семьдесят два часа. Вы сами подумайте. Там в основном женщины. У них семьи и дети. Это пока в данный момент они все героини, а через сутки нервы их начнут давать слабину, через двое суток они станут психовать и метаться, а на третьи сутки они начнут просто сходить с ума в четырёх тёмных стенах подвального помещения без допросов и объяснений. А я тем временем пущу слушок, что тех, кто откажется говорить со следствием вывезут в областной центр в СИЗО, а вот оттуда вообще тяжело будет выйти. Они ведь не знают, что мы этого не сможем сделать. Будет страшная истерика, и вот тогда-то и запустить оперов, только без угроз, ласковых и с добрыми глазами. Поверьте, что женщины это дело прочувствуют быстро. Тогда-то они, чтобы попасть быстрее домой, расскажут операм про всех и сразу, наперебой, кто быстрее. Вот как бы я поступил именно сегодня. Да, и кинуть бы им одну «наседку», чтобы она спровоцировала несколько скандалов в камерах. Он отчитался и замолчал. – Знаешь, Егор, и всё-таки мы в тебе не ошиблись. Я разрешаю работать тебе по твоему плану. Составь мне всё это на бумаге и начинай работать. Скажи Михасю, пусть найдёт тебе «подсадку», деньги найдём. – Он дружески хлопнул парня по плечу – Давай, работай! Егор вышел из кабинета начальника, спустился к себе в низ, позвонил Саше, и когда тот пришёл всё ему рассказал. Михась сел за стол начальника ИВС, оскалил рот в улыбке – Ты заработал один балл от начальника. Молодец. Мне пока он ничего такого не поручал самостоятельного. А что, придумал ты лихо. «квочку» я сегодня к вечеру привезу, оперов предупрежу чтобы пару дней не совали нос, ну а ты давай, провоцируй здесь всё на свой страх и риск. Чтобы эти бабы тебя сами не разорвали. Молодец ты, Егор. Бах! И сразу в дамки. Он быстро ушёл. Егор сел за своё место, достал свою портативную печатную машинку и стал печатать для начальника ГО план мероприятий на три дня по ИВС ГО МВД. Уже к вечеру из камер стали доноситься просьбы принять от задержанных женщин. Егор сам вошёл в первую камеру. Кроватей здесь не было. Они полагались лишь для подследственных и арестованных лиц. В камерах общего содержания имелся лишь подиум. Женщин было человек пятнадцать. Они разутые сидели, стояли, некоторые лежали на подиуме и все что-то громко говорили, говорили, доказывали и возмущались. Егор попросил тишины. На какое-то малое время ему удалось это желание. Он поднял руку и спросил – Что за вопросы у вас возникли? Какие претензии к содержанию? Вас кто-то здесь обидел? Что вас не устраивает? –после его последнего вопроса раздался оглушительный крик с матами, угрозами, проклятиями. Егор молчал и слушал – Ты чо, сосунок, берега попутал? Ты за что нас здесь держишь? Мы все будем жаловаться в прокуратуру на твои действия! Ты сам завтра сядешь рядом! Удод молодой и сопливый! Будь ты проклят, гад! Подожди, подожди! – Я попрошу вас не оскорблять меня, я на службе. А вы все задержаны на основании того, что подозреваетесь в мошенничестве против государства. – Когда придёт следак? – кричала и топала ногами толстая тётка. – А следак не придёт. Вас всех этапируют в областной СИЗО по-народному в тюрьму, вот там-то и будут с вами разговаривать, уважаемые мною дамы. Можно конечно же и здесь это сделать, но вы ведёте себя не совсем адекватно. Он повернулся и постовой захлопнул с силой за ним двери камеры. Звук получился сильным. Такие звуки давят на психику не подготовленного человека устрашающе. Вот и сейчас там в глубине камеры кто-то сразу дал слабину и зарыдал. Какая-то женщина кричала, что зачем ей всё это надо, никого прикрывать она не станет, у неё четверо детей и сидеть из-за кого-то она не собирается. Её кто-то пытался безуспешно успокоить. – Всё, процесс пошёл. Я ошибся. Уже завтра можно будет снимать сливки. Егор прошёлся по всем общим камерам и везде был один и тот же разговор. Под вечер Михась завёл в изолятор агента. Если встретишь такую даму в городе, можно подумать, что это простая училка истории или обществоведения. Женщина была того возраста, когда у женщин трудно его определить на общий вид и взгляд. Видно, что ей уже за тридцать, но ещё далеко не сорок. Мужики таких баб полюбляют. У них нет проблем. Она уже давно всё умеет, всё делает и за это ничего не просит кроме денег. Они уже, как водится, побывали замужем, поимели множество любовников и теперь сами могут определить на один только взгляд, что, как и сколько можно ждать от мужика. Она была в круглых, допотопных, светло жёлтых очочках, Болоньевой, давно вышедшей из моды, серенькой в полосочку курточке, Страшненьких, но чистых гамашах, в мужских носках и зелёных резиновых сапожках. Волосёнки её туго завязаны в хвостик на затылке. Такая вот невзрачная, не приметная особа. Она села на предложенный ей стул. – Как тебя зовут? –спросил Егор. Она как-то отшатнулась в сторонку. – Меня не зовут, я сама люблю приходить, когда захочу сильно. –хихикнула она. Михась чертыхнулся. – Да Зойкой её зовут по прозвищу «горбатая». – Странно, я горба никакого не заметил. – Разглядывая женщину сказал Егор. – А он у меня не там, куда ты смотришь, а в другом месте. Хочешь покажу? – Хорошо, только попозже. – принял игру Егор. – Тебе надо будет пару дней поработать. Мы тебя подсадим к группе девчат, которые работали на левом производстве, так называемые «цеховики». Надо узнать, кто организатор и где ещё остались цеха по пошиву? Понятно? Что возьмёшь за работу, Зоя? – По чирику за сутки и на сегодняшнюю ночь к двоим мужикам в «хату» я соскучилась по ласкам. А голодные зэки ласкать умеют. Как идёт? – Зоя, ну ты же понимаешь, это не СИЗО, тут твои крики будут слушать сто с лишним человек, а завтра всё расскажут адвокатам. Давай без этого. – Хорошо, без этого по палтосу за ночь или я пошла. Михась переглянулся с Егором. Щербаков первый раз вообще был в такой ситуации. – Лады, посиди пока, я сейчас приду. —сказал Егор поднимаясь и выходя из изолятора. Он поднялся на второй этаж, вошёл в приёмную и приоткрыл двери к начальнику. Тот заметив лейтенанта лишь махнул рукой призывая войти. – Что там у тебя случилось? –спросил он глядя на Егора по над очков. Егор всё ему рассказал. – Знаете, товарищ полковник, есть возможность расколоть ещё одного чёрта по убийству в городе. Я ему пообещаю за явку с повинной привести на ночь бабу. Вот мы два зайца и от мусолим с одного выстрела. Как вы считаете? Как скажете, так я и сделаю. Начальник долго смеялся – Да! Такого я в своей практике не припомню ещё. Ну да ладно. Чёрт не выдаст, свинья не съест. Давай, договаривайся за явку, пусть Михась правильно её оформит только и подкладывай под него свою даму. Ха! Ха! Егор спустился вниз. Михась и Зоя мирно беседовали о чём-то своём и курили. – В общем так! Денег не будет ни копейки, тогда подложу тебя на всю ночь под одного чёрта, но услышу крики всё закончится. Так устроит? – Хороший хоть чёрт? От мусолить то меня сможет? Выдержит ночь? – Ты согласна или нет? –повторил Егор чуть добавив металла в голосе. – Да! Да! Бедную женщину и здесь обманули, менты позорные. – Всё, тогда завожу тебя в хату к бабам. Начинай работать. Секс ночью. – Хорошо. Пошли начальник. Вот я оторвусь сегодня. Постовой открыл двери первой камеры и завёл туда Зойку. Двери вновь хлопнули с силой. – Как тебе это удалось? Ну ты и сохатый! Что, начальник дал согласие? – Дал и разрешил подложить её под того чёрта, что привезли по подозрению в убийстве. Он сказал, чтобы ты вывел его сейчас и пошёл с ним на сделку. Ты ему бабу на всю ночь, а он явку тебе по мокрухе. Понял? – Да понял я Егорка, понял! Ну и молоток же ты! С меня пузырь. Давай выводи его сразу. Сейчас и поговорим по душам. Он и так в принципе не отказник. – Да, и ещё, два чирика это наши с тобой деньги. Начальник сказал, что деньги эти даст. Понял? Хороший я у тебя ученик? – Улёт! На лету портянки снимаешь. Дело будет. Давай этого босяка. Постовой открыл камеру и назвал фамилию арестованного – Машко, на выход. – Мне с вещами, или как? – спросили из глубины тёмной камеры. – Или как! – ответил постовой: – Лицом к стене, руки назад! Из камеры вышел высокий, молодой парень одетый в спортивные штаны и тренерку с замком на груди. Поломанные туфли с вытянутыми из них супинаторами, хлопали при ходьбе задниками об пол, не давая возможности быстро идти. Двери камеры с силой захлопнулись. Постовой закрыл её на замок, повернулся к зэку. – Что стал, давай звиздуй в следственный кабинет на допрос. – А! Машко собственной персоной! Привет, привет! Я уже скучаю за тобой. –начал подготовку Михась: – помнишь наш последний с тобой разговор? Да ты присаживайся, будь как дома. Ты мне тогда сказал, что если я тебе подгоню на ночь бабу в «хату» ты всё мне откровенно расскажешь и напишешь. Был базар? Арестант молча кивнул головой ожидая продолжения разговора. – Ну так я выполню своё обещание. Могу прямо сегодня. Ты готов? Сколько вас в «хате» людей? –он открыл журнал рассадки – Ага! Двое. Ещё один непутёвый с тобой. Могу даже её к вам двоим кинуть. Что молчишь? За базар я ответил, а ты? Машко почесал затылок. Грязные, давно не мытые и не чёсанные чёрные волосы стояли дыбом. Он покрутился на лавке и выдавил – И я отвечаю. Что ты хотел узнать? Давай бумагу я сам напишу «чистуху». Она, надеюсь, мне тоже зачтётся. Я его не сам завалил. Нас двое было. Со мной ещё студент один был. Это он его ударил молотком по башке и отшманал труп он, я только дрался с ним на людях у кабака, а это много людей видело. Я спросил у него—Зачем ты бил вообще? Кто тебя просил? А он ответил, что давно уже зол на него. Вроде бы из-за девки. Короче Калинин его завалил, сынок директора швейки нашей. Давай я всё напишу. А с бабой точняк не надуришь? Машко взял бумагу и ручку, удобно уселся на прикрученной к полу табурке и стал писать, предварительно спросив на чьё имя составлять сей документ. Михась был на высоте. Два раскрытия в этом месяце он записал на своё имя. Да! Не даром он завёл дружбу с этим новеньким замом в изоляторе.

Двери за Зойкой хлопнули, и она оказалась в переполненной камере. – Здорово, бабы! – сказала она разувшись и становясь на подиум: –Как много вас здесь. Прошлый раз я сама была в этой «хате». – Здорово, коль не шутишь! А кто ты такая? Откуда взялась? – Я взялась оттуда, откуда и ты из мамкиной п—ы, по-другому ещё не научились браться. И много ли ты тут находишься, что часто сидишь? – спросила молодуха в синем, хозяйственном халате и такой же косынке. – Да как тебе сказать. Ты точно ещё мокрой каплей на х—ю у своего папы висела, когда я баланду пробовать стала. Меня менты часто кидают особенно последнее время. Я на «толкучке» вещами приторговываю разными. – Эт какими такими вещами ты там торгуешь? – спросила дама постарше. – Говорю же, что разными. «Сваха» я. Мне людишки приносят, а я торгую нужным людям. Последнее время – вот рубашки в ходу были в виде батников с кармашками на груди по семьдесят целковых шли в лёт. – Ты чо лепишь, чо брешешь, как собака. Это наши рубашки, мы их по пятнадцать рублей за штуку кладём. За ночь по две рубашки таких каждая выдаёт из отходов производства. Это значит, что нам отдают за две тридцатку, а продают за сто сорок, то есть сто десять навару? Слышишь, ты, «сваха», а сколько ты отдаёшь им за каждую? – спрашивала та же баба в халате и её уже начинало трясти от услышанной правды жизни. – Дык по палтосику я отдаю, а двадцаточку мне с навара. –ответила Зоя. – Ничего себе расклады! Мне за работу пятнадцать, себе тридцать пять и продавцу двадцать. Это лихо нас бабы с вами еб—т наши начальники! – Баба в халате раскраснелась и казалось, что вот—вот взорвётся. – На хрен они мне всрались, чтобы я их защищала. Они в ресторане сейчас, а мы с вами в камере. Где справедливость? Я молчать не стану пусть и не думают, и не мечтают! В камере поднялся шум и гам. Михась быстро сообразив вывел бунтовщицу из этой камеры и в виде наказания запер в другой. Через время и та камера была «на ушах». Зойка сделала своё дело. Сказано профи, а на вид и не скажешь. – Постовой! Подойдите ко мне! – приказал Егор. Постовой вошёл в кабинет и плотно прикрыл за собою двери. Михась сказал: – Освободи самую последнюю камеру, ту, что без окон на улицу. Дай туда пару матрацев, подушку и пару одеял. Переведи туда Машко, а потом выведи из общей камеры Зойку и кинь её к Машко. Утром, перед подъёмом и оправкой, когда придёт дежурный на подъём, переведёшь Машко назад, а её выгонишь из изолятора вообще. Понял? – постовой мотнул в знак понимания головой и ушёл выполнять приказ. Михась потёр руки – Ну вот, Егор, и рыбку съели и … в луже искупались –засмеялся он. А в изоляторе уже во всю работали опера ОБХСС, составляя протоколы массово согласных работать со следствием обманутых рабочих. Утром, всю сияющую от полученного счастья Зойку, дежурный по ГО вывел из камеры, подождал пока она приведёт себя в порядок, и выпроводив из изолятора на улицу махнул рукой: – Сколько работаю, но чтобы с подсадками рассчитывались сексом? Первый раз узнал. Да, из молодого начальника толк по—видимому будет.