Почти каждый пилот испытывал подобные ощущения. По кабакам и барам ходило множество легенд на эту тему. Разбираться, какие из них являются правдой, а какие нет, ни у кого не было желания. Да это и так чувствовалось – глаза у пилота, рассказывающего о своём корабле, становились иными, словно речь шла о любимой женщине, о её капризах и привычках. И все эти разговоры велись вполголоса, словно рассказчик старался не обидеть ненароком родной корабль. И если он обходил молчанием какие-то моменты или не замечал неуместного вопроса, это всегда понималось и принималось. Никто не обязан вываливать о своей любимой всю подноготную, да ещё посторонним людям, в кабаке…

Тур невольно улыбнулся, видя на экране приближающуюся поверхность планеты. Она уже погрузилась во мрак ночи и висящая над поверхностью пыль слабо светилась, отражая солнечные лучи. Это было красиво.

Корабль нырнул в призрачное сияние, опустился ниже, и теперь уже не стало видно ничего, только показания радара давали возможность определить, где ты сейчас находишься. Зато теперь уже можно было полностью отключить маршевые двигатели и идти на антигравах.

Тур развернул корабль и повёл его на юго-запад. Что бы там ни думали о себе в прокуратуре сочинители программ, а управляться с кораблём Тур умел гораздо лучше них. И через полтора часа – ровно на десять минут позже предписанного срока – «Отбой» уже летел над Лунным Плато. А ещё через двадцать (вместо сорока – как планировали в прокуратуре) минут его невидимый гравитационный луч упёрся в дно Каньона Гидры – громадной впадины, глубиной почти в пять миль. Облака пыли, поднятые силой гравитационного луча, заволокли каньон от края до края и вздулись над ним едва видимым в ночи куполом. Внезапный ветер подхватил их и уволок на юг, в сторону Корпат. Но порыв ветра был несильным и недолгим, после него Каньон Гидры напоминал гигантскую чашу, наполненную лениво шевелящейся густой жидкостью. Корабль замедлил ход; пилот уменьшал напряжение гравитационного луча очень осторожно, готовый в любую секунду вновь увеличить мощность, едва возникнет хотя бы слабое ощущение крена, хотя бы предчувствие его. Пальцы Тура едва касались рычагов, ловя малейшее нарушение в привычной и никому кроме него самого незаметной мелодии вибрации корабля. Тур доверял приборам, но себе он (как и всякий настоящий пилот) доверял не в пример больше.

«Отбой» мягко опустился на грунт, Тур остановил двигатели, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сейчас нужно было сделать глубокий вдох. Нужно было, непременно нужно, он всегда так делал. И выдыхая воздух сквозь плотно стиснутые зубы пилот чувствовал, как спадает нервное напряжение, как истончаются и пропадают невидимые нити, связывавшие его с родным кораблём.

Теперь они вновь были порознь – человек и корабль. До того самого момента, когда пилоту вновь потребуется оживлять многотонную махину, усилием воли и мощью двигателей поднимать её над грунтом, делать её вновь послушной, предсказуемой и родной. Сейчас этого ощущения уже не было, корабль опять превратился в спящее существо, готовое лишь отслеживать сквозь дрёму происходящее вокруг.

Тур ещё раз глубоко вздохнул, взялся за микрофон внутренней связи и произнёс:

– На планете. В смысле, сели уже, если кто не понял…

– Перестань паясничать, – откликнулся Кэссиди. – Мы с Изей вылетаем через десять минут. Будьте внимательны и следите за частотой.

– Есть, сэр! – хором откликнулись Стрелка с Туром.

Посидев немного в кресле и понаблюдав за отдаляющимся флаером – яркой точкой на экране радара, уходившей всё дальше и дальше к скалам на юге, – Тур вызвал Стрелку.

– Чем занимаешься? – поинтересовался он.

– В футбол играю, – ответила она.

– Я поднимусь? – спросил Тур.

– Давай, – согласилась Стрелка. – А то одной тут сидеть скукотища смертная…

Тур поколдовал с клавишами передатчика, настроил его таким образом, чтобы следить и за радаром и за связью можно было прямо из стрелковой рубки, и поднялся с кресла. Вообще-то, строго говоря, это было грубейшим нарушением устава – покидать рубку управления. Но устав лётной службы явно писали те, кому никогда не доводилось выходить на патрулирование пространства. Кроме того, наблюдать за флаером скоро станет невозможно – когда тот окажется в Каньоне Кандора, отделённый от корабля сорокамильной полосой скал.

В стрелковой рубке было прохладно. Слишком прохладно. Тур зябко повёл плечами и недовольно пробурчал:

– Чего такой холод установила? Сделай теплее.

– Засну, – возразила Стрелка и широко зевнула.

– Дома надо спать, – наставительно произнёс Тур, усаживаясь в кресло. – Ночью. Желательно – одной.

– Ты чего сюда припёрся? – поинтересовалась Стрелка. – Глупости болтать? Рассказал бы что-нибудь интересное, что ли. Нам здесь ещё долго торчать…

Тур принялся рассказывать о составленной в прокуратуре программе перелёта, но Стрелка перебила его.

– Знаю, знаю, – отмахнулась она. – Слышала уже, не ты один умеешь с частотой шалить. Тоже мне, новость нашёл. Как будто неизвестно, что в прокуратуре ни одного астронавта отродясь не было.

– А в планетарной полиции был, – сказал Тур. – Макс Оливер, лейтенант.

– Почему – был? – поинтересовалась Стрелка. – И как он вообще туда попал? Разжаловали?

– Натворил что-то, – пожал плечами Тур. И подумал, что же такое должен был натворить лейтенант Оливер, чтобы его перевели в нижники.

– Так почему – был? – напомнила Стрелка.

– Смотался он отсюда, – ответил Тур. – На Землю улетел. Придурок.

– Так уж и придурок, – возразила Стрелка. – Просто человеку захотелось сменить место жительства. Мало ли народу каждый год перелетает туда-сюда?

Тур помолчал немного, подумал, и рассказал Стрелке о своей беседе с Мэрси Крантоном.

– Ты уже говорил, – кивнула Стрелка. – Глядя на тебя, как ты до сих пор переживаешь по этому поводу, мне приходит в голову мысль, что Крантон не так уж и неправ.

– Да ну тебя! – обиделся Тур. – Глупая ты баба… Нафига мне Земля?! Я помню, как они меня там встречали – гонору выше крыши. Ах! На Земле совершенно человеческие условия жизни! Ах! Прародина человечества! Ах! Вам здесь совершенно не понадобится гравитационный пояс! И очки тоже! И маска!.. Ну, очки и правда не понадобились, а вот без пояса меня бы там так плющило, что я бы целый день в постели валялся. Только и спасался режимом отрицательной гравитации. Да и без маски я бы всё время пьяный ходил. А воздух там совсем прозрачный, аж страшно делается. Смотришь на дерево, кажется, что оно от тебя ярдах в трёхстах, а на деле – больше полутора миль. Да и деревья там какие-то карликовые и какие-то слишком уж прямые. А закат – словно фонарь выключили, раз – и темнота, почти сразу же!

– Сила тяжести, – кивнула Стрелка. – Пыль в воздухе не висит, вот потому и закат такой дебильный.

– Это точно, – согласился Тур. – И как там жить, спрашивается? В таком вот идиотском мире. Нет, если уж человек марсианин, то и жить ему обязательно надо только на Марсе!..

– А слышал про новичка? – вдруг оживилась Стрелка.

– Какого новичка? – удивился Тур.

– Ну, к нам же пополнение, – объяснила Стрелка. – Фил говорит, парень какой-то. Землянин, кстати.

– Ага, своих полицейских уже не хватает, – ворчливо ответил Тур.

– Да нет! – поморщилась Стрелка. – Он сюда переехал, с Земли, насовсем. Жить тут будет. И, вроде бы, к нам в экипаж зачислен.

– Ха! – Тур хлопнул себя ладонью по колену. – Я его как раз на Крантона и натравлю, во! Генетическая ностальгия предков по родине среды обитания, да? Ха-ха три раза!!! Я же говорил земляшкам, что у них на Земле не сладко! А мне не верили, отвечали: завидую.

– Ну, после Апокалипсиса никому особо сладко не было, – заметила Стрелка.

– Э! Когда это было-то! – отмахнулся Тур. – Жить надо настоящим или будущим. Лучше – будущим. А прошлым – это себя в могилу загонять.

– Это точно, – подтвердила Стрелка. – Прилетел давным-давно какой-то урод, перекрушил три планеты и смотался. Просто так, сука, от нечего делать. И ведь, гад какой, начал именно с нас, с Марса! Между прочим, как раз с Долины Маринера – ведь до Апокалипсиса именно тут и был, так сказать, центр цивилизации… Кстати, ты слышал что-нибудь про «Второе Пришествие»?

– Нет. А что это такое? – заинтересовался Тур – упоминание в данном контексте такого явления, как какое-то второе пришествие, его несколько насторожило.

– Да дочка рассказывала, – ответила Стрелка. – Машка моя. У них в школе пацан один всё на эту тему болтает. У него родители, то ли к вере какой-то принадлежат, то ли ещё чего. Короче, говорят они, что «Посланник Ада» вернётся. Типа добивать тех, кто уцелел.

– Шиза, – уверенно заявил Тур.

– Само собой, – подтвердила Стрелка. – Я Машке так и сказал. Объяснила всё, сказала, что это глупости.

– А она? – спросил Тур.

– Она мне поверила, – Стрелка невесело вздохнула. – Поверила и надавала тому пацану по шее, за враньё. И меня штрафанули.

– М-да… – сочувственно произнёс Тур. – Споры на религиозные темы – это такая вещь, которая всегда оканчивается дракой. Потому что каждый верит только в своего собственного бога… ну или, хотя бы, считает, что верит в единого бога, но единственный делает это исключительно правильно. Возьми, к примеру, тех же мертвяков или олимпийцев, – оживился Тур. – У них ведь вся шиза тоже на религии замешана. Одни говорят, что если, дескать, господь распорядился так, чтобы на Марсе жили исключительно в Долине Маринера, то тут и надо жить, и надо сохранять истинно земные (понимай так: истинно божественные) условия жизни. Ну, чтобы люди, созданные по образу и подобию, не менялись со временем… вот… А другие утверждают, что бог специально переселил людей на Марс, чтобы они адаптировались к местным условиям. И именно поэтому они закрыли куполом кратер Олимпа и искусственно создают там первобытные условия существования, низкое содержание кислорода, сильные ветры и так далее… идиотизм какой-то… – Тур замолчал.

– Каким, должно быть, глупым должен быть бог, чтобы иметь таких вот последователей… – задумчиво проговорила Стрелка.

– Не святотатствуй, – хмыкнул Тур. – Это у нас в полиции почти все атеисты, а в Олд-Сити и Нью-Риме – там ведь религиозных храмов до фига, и верующих тоже немало… да и атеизм, наверное, тоже определённая вера в бога – вера в его отсутствие, – глубокомысленно изрёк Тур.