Глава 2
Русь теряет Финляндию

Ту страну, которая была вся крещена, русский князь, как я думаю, потерял.

Хроника Эрика

Подходящий кандидат на пост финляндского епископа, не страшащийся безвременно принять «мученический венец» за католическую веру и шведскую власть, отыскался лишь к концу второго десятилетия XIII века. Им стал англичанин Томас, бывший каноник Упсальского собора^[45]. Новый епископ сразу же проявил себя способным организатором. Одновременно с укреплением шведской власти над сумью Томас начал вести широкомасштабную католическую пропаганду среди еми. Под его руководством шведские миссионеры сумели склонить бо́льшую часть этого финского племени, в первую очередь правящую верхушку, к принятию католичества^[46].

В результате в середине 1220-х годов емь вновь выходит из повиновения Новгороду. Возглавлявший новгородскую внешнюю политику князь Ярослав Всеволодович хорошо понимал, какую опасность это представляет. Решено было прибегнуть к самым крутым и решительным мерам, чтобы восстановить зависимость отпавших областей от Новгорода. С этой целью зимой 1226/27 года был предпринят очередной карательный поход. Перейдя по льду Финский залив, князь Ярослав со своей дружиной прошёл через всю землю еми, достигнув самых отдалённых местностей, ещё не видавших русских воинов. Новгородцы предали суровому наказанию непокорные области, захватив множество пленных^[47].

Чтобы обезопасить от шведского влияния прилегающие к земле еми западные области Карелии, Ярослав в том же 1227 году прибег к такой чрезвычайной мере по укреплению русской власти над этими территориями, как массовое крещение корелы в православие^[48].

Однако, несмотря на военный успех, Ярославу не удалось восстановить политическую зависимость еми от Новгорода. Как только новгородские войска ушли, бо́льшая часть племени снова вышла из повиновения. В 1228 году около 2000 воинов еми отправились в набег на русские сёла, чтобы отомстить за карательный поход. Посадник Ладоги Владислав, не дожидаясь подхода новгородцев, вступил в бой. С наступлением ночи битва временно прекратилась. Емь запросила мира, но ладожане ответили отказом. Изрубив захваченных ранее пленников, емь бросилась бежать в лес. Ладожане истребили большое число бегущей еми, а лодки их сожгли. Остатки разбитой еми добивали корела и ижора^[49].

Тем временем информация о происходящем в далёкой Финляндии дошла до папского престола. Получив письмо епископа Томаса, в котором тот жаловался на русских и просил о помощи, папа Григорий IX решил подвергнуть Новгород торговой блокаде. Глава католической церкви имел все основания полагать, что эта мера окажется действенной и у новгородского купечества жажда наживы перевесит патриотизм. Ведь когда буквально накануне, в 1228 году, Ярослав Всеволодович попытался организовать поход на Ригу, правящая верхушка Новгорода и Пскова дружно выступила против князя, не желая нарушать налаживающиеся торговые связи с рижскими немцами^[50].

В булле от 23 января 1229 года, адресованной рижскому епископу, пробсту (настоятелю собора – И. П.) рижской соборной церкви и аббату Дюнамюнде, папа потребовал принять меры, чтобы купцы под угрозой предания анафеме прервали торговлю с русскими «до тех пор, пока последние не прекратят все враждебные действия против новоокрещённых финнов»^[51].

27 января Григорий IX послал сразу две буллы с аналогичными требованиями. Первая из них была отправлена епископу Любекскому, вторая – шведскому епископу Линчёпингскому, которому подчинялся в церковном отношении Готланд, аббату римского цистерцианского аббатства на Готланде и пробсту соборной церкви в Висбю. 16 февраля последним трём адресатам была отправлена новая булла^[52]. Необходимость введения «санкций» против Новгорода мотивировалась тем, что «…русские, которые живут с ними (финнами – И. П.) по соседству, питают к ним огромную ненависть, потому что они приняли католическую веру, часто в ярости нападают на них и принимают все, какие могут, меры к их упадку и гибели…»^[53].

Таким образом, Григорий IX рассчитывал прекратить всю европейскую торговлю с Новгородом и Северной Русью, шедшую по морю через Любек и Готланд, через Финский и Рижский заливы. Запрет распространялся на торговлю оружием, железом, медью, свинцом, лошадьми и продовольствием^[54]. Контролировать ведение торговой блокады должны были церковные руководители всех торговых центров на берегах Балтийского моря.

Была ли в действительности осуществлена объявленная главой католической церкви торговая блокада Новгорода, из источников неизвестно. Исследователи вполне резонно высказывают сомнения, что эта мера была реализована на практике – слишком важна и выгодна была торговля с Новгородом для купцов Ганзы и Готланда.

Что же касается дружбы еми со шведами, то она оказалась весьма недолговечной. Пока последние ограничивались распространением христианства, всё было хорошо. Однако стоило шведам от религиозной пропаганды перейти к установлению политического господства, как в умонастроениях еми тут же произошёл крутой поворот. Ещё бы! Местная племенная знать надеялась воспользоваться покровительством шведов, чтобы выйти из-под власти Новгорода. В результате же, избавившись от «русских оккупантов», маленький, но гордый народ оказался под гораздо более тяжёлой властью «освободителей». Население стали облагать повинностями, принуждать к уплате десятины и поборов в пользу священников и епископов, а возможно, и заставляли строить церкви. В ответ вспыхнуло массовое восстание против шведов^[55].

О том, что при этом творилось, можно судить из текста буллы Григория IX от 9 декабря 1237 года, адресованной главе шведской церкви архиепископу Упсальскому Ярлеру:

«Как сообщают дошедшие до нас ваши письма, народ, называемый тавастами (шведское название еми – И. П.), который когда-то трудом и заботами вашими и ваших предшественников был обращён в католическую веру, ныне стараниями врагов креста, своих близких соседей, снова обращён к заблуждению прежней веры и вместе с некоторыми варварами, и с помощью дьявола с корнем уничтожает молодое насаждение церкви Божией в Тавастии. Малолетних, которым при крещении засиял свет Христа, они, насильно этого света лишая, умерщвляют; некоторых взрослых, предварительно вынув из них внутренности, приносят в жертву демонам, а других заставляют до потери сознания кружиться вокруг деревьев; некоторых священников ослепляют, а у других из их числа жесточайшим способом перебивают руки и прочие члены, остальных, обернув в солому, предают сожжению; таким образом, яростью этих язычников владычество шведское ниспровергается, отчего легко может наступить совершенное падение христианства, если не будет прибегнуто к помощи Бога и его апостолического престола»^[56].

Пытаясь выгородить своих предков, кое-кто из современных финских историков выражает сомнение в достоверности этой картины. Дескать, подобные жестокости финнам несвойственны, а все перечисленные в булле зверства были придуманы папской канцелярией, заимствовавшей их из средневековой церковной литературы. С этим мнением нельзя согласиться, поскольку процитированная часть буллы является прямым пересказом или даже дословной передачей послания архиепископа Упсальского, которое, в свою очередь, базировалось на сведениях, поступивших в Упсалу из Финляндии от епископа Томаса. Таким образом, сведения буллы исходили из достаточно достоверных источников^[57].

Описав творимые емью зверства, папа призвал свою паству к крестовому походу против финских отступников и помогающих им русских варваров:

«Но, чтобы с тем большей охотой поднялись бы мужи богобоязненные против наступающих отступников и варваров, которые церковь Божию столь великими потерями привести в упадок жаждут, которые веру католическую с такой отвратительной жестокостью губят, поручаем братству вашему апостолическим посланием: где бы только в означенном государстве или соседних островах ни находились католические мужи, чтобы они против этих отступников и варваров подняли знамя креста и их силой и мужеством изгнали, по побуждению благодетельного учения»^[58].

Как и крестоносцам, отправлявшимся в Палестину, участникам предстоящего похода было обещано отпущение грехов^[59].

Однако вскоре произошли события, заставившие папскую курию пересмотреть свои планы. Татарское нашествие 1237–1238 гг. существенно изменило соотношение сил в этой части Европы. Хотя сами Новгород и Псков не были затронуты татарами, жесточайший удар, нанесённый всей стране, не мог не сказаться и на северных русских землях. Невзирая на феодальную раздробленность, за спиной Новгорода стояла вся Русь. В трудную минуту на помощь новгородцам всегда приходили полки из других русских княжеств. Теперь же обескровленные и разорённые центральные русские земли уже не могли оказать помощь Новгороду в его борьбе с силами католического мира.

Стоит ли удивляться, что у организаторов крестового похода возник соблазн покончить с главным противником. В результате вместо удара по дальней периферии Новгородского государства, каковой являлась земля еми, уже готовившаяся шведами военная экспедиция была перенацелена непосредственно на русские земли.

Для покорения русских варваров папский престол постарался собрать все имевшиеся в его распоряжении силы. В 1234 году папским легатом в Прибалтике становится кардинал Вильгельм Сабинский. В его легатскую область была включена и Финляндия. Выполняя поручение папы Григория IX, Вильгельм занялся примирением католических государств, борющихся за обладание Прибалтикой, чтобы направить их совместные усилия на завоевание русской земли и подчинение её католической церкви.

В 1237 году при участии папской курии было произведено объединение ливонского Ордена меченосцев с Тевтонским орденом, владевшим Пруссией. В следующем году под давлением легата Вильгельма был заключён Стен-бийский договор, по которому немецкий орден должен был возвратить Дании отобранную у неё 10 лет назад северную Эстонию. Кроме того, датский король Вальдемар получал право на 2/3 всех земель, которые будут завоёваны на востоке. Таким образом, Стенбийский договор прямо предусматривал в ближайшем будущем совместный поход немцев и датчан против Новгорода^[60].

Итак, летом 1240 года в русские пределы в очередной раз вторглись незваные гости из Западной Европы. В середине июля шведский флот вошёл в Неву, в августе на русские земли вступили немецкие войска, усиленные отрядом датчан^[61].

Захватом берегов Невы и Ладоги шведы собирались достичь сразу двух целей: во-первых, взять под свой контроль важнейшую артерию новгородской торговли – путь из Волхова через Неву в Финский залив, во-вторых, отсечь Новгород от Карелии и Финляндии.

Согласно летописи, на Неву пришли «свеи в силе велице и мурмане (т. е. норвежцы – И. П.) и сумь и емь»^[62]. Таким образом, костяк войска составляли шведы. Невзирая на напряжённые отношения между Швецией и Норвегией и идущую в это время в Норвегии междоусобную борьбу, в крестовом походе приняло участие некоторое количество норвежских рыцарей со своими вооружёнными слугами^[63]. Выставило отряд и племя сумь, уже давно находившееся под властью шведов. Что же касается племени емь, против которого первоначально и готовился крестовый поход, то из него в шведском войске могло находиться лишь незначительное число тех, кто сохранил верность своим хозяевам^[64].

Одержимые лакейскими комплексами националистически настроенные финские историки пытаются всячески приукрасить роль, сыгранную их предками в этом бесславном мероприятии. Так, если верить уже упоминавшемуся мной Якколе, поход 1240 года стал результатом «давно лелеявшейся в Финляндии мечты», а финны были почти что равноправными его участниками^[65].

Начиная с Карамзина, среди русских историков укоренилось мнение, будто шведское войско возглавлялось ярлом Биргером. Позднее эту версию некритически восприняли многие советские авторы^[66]. Однако как показал историк И. П. Шаскольский, должность ярла Швеции в это время занимал не Биргер, а его двоюродный брат Ульф Фаси. Биргер же стал ярлом лишь 18 февраля 1248 года^[67]. Кроме того, в первоначальном тексте летописи имя предводителя шведского войска вообще не указано, имя Биргера появляется лишь в позднейшей вставке^[68].

Таким образом, предводителем пришедшего на Неву войска, вероятнее всего, являлся Ульф Фаси. Впрочем, в отсутствие короля шведским морским ополчением не обязательно командовал ярл. Его мог возглавить начальник (forman), назначенный королём вместо себя^[69]. И разумеется, Биргер вполне мог участвовать в экспедиции не в качестве главнокомандующего, а в более скромной роли, как один из знатных шведских феодалов^[70].

Стремясь как можно раньше остановить движение вражеских сил вглубь страны, князь Александр, не дожидаясь помощи от отца, великого князя Ярослава, а также сбора ополчения с Новгородской земли, немедленно выступил в поход со своей дружиной, к которой присоединилось некоторое количество новгородцев. В состав русского войска вошло наскоро собранное ополчение ладожан^[71]. Кроме того, по всей видимости, на стороне русских в Невской битве участвовали ижорцы и карелы^[72].

Тем временем крестоносцы расположились лагерем на правом берегу Ижоры у впадения её в Неву. На берегу были раскинуты шатры рыцарей, остальная часть войска оставалась на шнеках.

Поскольку шведы располагали значительным численным превосходством, очень важно было использовать фактор внезапности, и это блестяще удалось. Произведённое 15 июля 1240 года нападение застало шведское войско врасплох. В результате незваные гости понесли тяжёлые потери. Было убито множество знатных шведских воинов, в том числе один из военачальников. Кроме того, по сведениям некоторых участников боя, погиб и один из сопровождавших крестоносное воинство епископов.

С наступлением темноты сражение прекратилось. К сожалению, для полного разгрома и уничтожения противника у Александра Ярославича оказалось недостаточно сил. В результате разбитое шведское войско осталось на поле сражения, а русские дружины отошли от поля боя на отдых.

Оценив размеры потерь, шведское командование поняло, что поход потерпел провал. Следовало позаботиться о своих убитых, а затем уносить ноги. Тела знатных воинов погрузили на два или три корабля и пустили эти суда вниз по течению Невы. Для погребения погибших простых воинов шведы выкопали большую братскую могилу, куда было положено трупов «бещисла». Затем, не дожидаясь наступления утра, остатки шведского войска погрузились на корабли и бежали за море.

Победа над превосходящим по численности противником была достигнута малой кровью. Из новгородцев и ладожан погибло всего лишь 20 человек^[73].

Провал крестового похода против Новгорода подорвал военный престиж Швеции. Ободрённая этим емь принялась ещё сильнее сопротивляться попыткам навязать ей католичество и шведскую власть. Недаром уже упоминавшийся епископ Томас, покинув в 1245 году пост епископа Финляндии, счёл слишком опасным оставаться среди своей бывшей паствы и отправился доживать свои дни на остров Готланд «из страха перед русскими и карелами», где и умер в 1248 году в Висбю^[74].

Для подчинения еми требовалось организовать очередной крестовый поход. Этим занялся всё тот же папский легат Вильгельм Сабинский. Прибыв в Швецию в октябре 1247 года, чтобы в качестве представителя папского престола разрешить ряд коренных вопросов шведской церковной жизни, кардинал Вильгельм в феврале 1248 года созвал церковный собор в Шенинге. За десять месяцев своего пребывания в стране папский легат неоднократно встречался с королём Эриком и с его зятем Биргером, только что получившим должность ярла Швеции. Во время этих переговоров и был решён вопрос о походе на емь^[75].

К середине 1249 года военные приготовления были завершены, и осенью крестоносцы выступили в поход. Возглавивший его Биргер фактически являлся правителем государства, будучи женатым на сестре короля. Вскоре его положение ещё более упрочилось, так как после смерти Эрика в феврале 1250 года новым шведским королём был избран семилетний сын Биргера Вальдемар^[76].

Высадившись на побережье, крестоносное войско двинулось во внутренние области страны, к центральным финляндским озёрам, где в течение нескольких месяцев вело борьбу с емью. Плохо вооружённые и не имевшие строгой военной организации местные жители не могли долго сопротивляться наступлению шведских рыцарей. Зимой 1250 года земля еми была покорена^[77].

Одновременно с подавлением сопротивления происходило массовое принудительное крещение еми в католическую веру. Как сказано об этом в «Хронике Эрика»,

 
«всякому, кто подчинялся им,
становился христианином и принимал крещение,
они оставляли жизнь и добро
и позволяли жить мирно,
а тех, язычников, которые этого не хотели,
предавали смерти»^[78].
 

Для закрепления завоёванной территории Биргер основал там сильную крепость – замок Тавастхуст. Одновременно в основных стратегических пунктах началось расселение шведских колонистов. Колонистам и церкви отвели лучшие земли, отнятые у местных жителей^[79].

Таким образом, в результате второго крестового похода шведы подчинили емь, обратив это племя в католичество. Как сказано по этому поводу в «Хронике Эрика»,

 
«ту страну, которая была вся крещена,
русский князь, как я думаю, потерял»^[80].
 

И действительно, финскую землю мы потеряли надолго. Лишь в 1809 году она вернулась в состав России.

Успеху крестового похода в значительной степени способствовало отсутствие Александра Невского. В 1247 году князь Александр отправился в Монголию, к великому хану, и вернулся в Новгород лишь в 1250 году, когда земля еми была уже покорена шведами^[81].

Захват Швецией земли еми привёло к установлению непосредственной границы между шведскими владениями и западной Карелией – частью основной территории Новгородского княжества.