Готовил Максим бесподобно, как и любой человек, привыкший наслаждаться каждым мгновением жизни. Я жадно заглатывал куски мяса, даже толком не прожевав, и тут же отправлял в рот новый кусок.

– Спорим, – самоуверенно заявил мой приятель. – Ты давно так вкусно не ел?

– Ты шутишь? – промычал я, жуя очередной кусок. – Так вкусно я не ел никогда.

Весь оставшийся вечер мы просидели в гостиной. Я лежал на полу, а Максим сидел напротив и рассказывал истории о своём отце, который, будучи человеком рабочим, умудрился объездить полмира, прокладывая тут и там железные дороги. Максим восхищался им. Говорил с трепетом, используя громогласные фразы и то и дело вскакивая на ноги, чтобы передать его повадки.

Где-то посреди ночи он неожиданно спросил:

– А каков твой отец? – обычно я ни с кем не обсуждал свою семью.

– Не знаю. Он ушел от нас много лет назад. Я почти не вижу его. Раз или два в год. Наверное, я должен был интересоваться им, но я почему-то никогда не спрашивал о нем у матери.

– Тебе не за что себя винить, – его голос был снисходителен.

Максим помолчал немного и снова принялся рассказывать о своем отце. Как однажды тот был командирован в Африку и решил сфотографироваться с питоном, заползшим в палаточный городок. Провозился с ним весь день и так привязался к твари, что решил приручить. Он начал подкармливать змею, невзирая на недовольство жителей палаточного городка, которые негативно относились к присутствию двухметрового гада. За те три месяца, что отец Максима провёл в Нигерии, он сильно привязался к змее и даже хотел увезти ее домой, но вынужден был отпустить на волю, потому как сотрудники аэропорта наотрез отказались принимать на борт дикого питона. Думаю, его отец выдумал эту историю, но я не стал говорить об этом Максиму. Слушая, как он говорит, я так и заснул на полу.

Глава 8

Следующим утром во время завтрака Максим неожиданно спросил:

– Ты когда-нибудь видел горы? – он стоял, потягиваясь в дверном проеме.

– Только те, что вокруг Ключа, – ответил я, терзая вилкой глазунью.

– Шутишь? Ты приехал на юг, но ни разу не удосужился съездить в горы? – Раньше я об этом не задумывался, но, когда Максим озвучил мысль, она показалась мне действительно абсурдной. – Я знаю одно местечко, – продолжил он. – Тут недалеко. Там есть смотровая площадка. С нее можно как следует рассмотреть горную цепь. Можем прокатиться туда сегодня.

– Ты это серьезно? – я не мог понять шутит ли он.

– Ну да. – Максим обвел взглядом стены. – Не торчать же все время в квартире.

Мы наспех собрались и поехали на вокзал. Было удивительно жарко. Я все не мог привыкнуть, что можно прогуливаться в одной рубашке в марте. Дома еще лежал снег.

Поезда в Горячем Ключе ходили исправно. Станция работала без остановки. В зал набивалась толпа, ожидая отправки на Адлер. Мы подоспели к отходящей электричке и сразу заняли места. Вагоны были переполнены. Людям приходилось стоять в проходе. Местные старушки везли все, что можно было продать. По проходам толкались цыганские детишки, выпрашивая у пассажиров монетку, а у зевак и вовсе обчищая карманы. Максим занял место у окна и долго думал о чем-то.

– Кем ты видишь себя в будущем? – вдруг спросил он.

– Не знаю. Никогда об этом не задумывался. – Максим часто задавал странные вопросы, но мне это даже нравилось.

– А если задуматься прямо сейчас? – он повернулся ко мне. Взгляд его был испытывающим.

– Да какая на хрен разница. Я просто хочу жить. К чему эти вопросы?

– Просто спрашиваю. – Максим пожал плечами. – Я хочу обзавестись семьей и скучной работой, но перед этим как следует нагуляться. Так, чтобы еще много лет вспоминать прожитые годы.

– Как твой отец? – упоминание об отце воодушевило Максима.

– Да, – я хочу вырваться из-под власти моей семьи. Меня напрягает все это.

– А что стало с твоим отцом?

– Он умер полтора года назад, – Максим нервно одернулся. – Но я сейчас не об этом. О чем ты мечтаешь, действительно великом, что изменило бы мир навсегда?

– Зачем мне мечтать о великом? Большие мечты – для больших людей, – это была не просто отмашка. Я и впрямь так думал. Отчасти думаю так и сейчас.

– Неужели ты думаешь, что нам не нужны перемены?

Максим уперся лбом в стекло и уставился туда, где со звоном неслась весна, а птицы стаями летели на север. И все суетилось, двигалось, и возня эта протекала так спокойно, что заметить ее мог далеко не каждый.

Доехали мы быстро. Сошли на станции в маленькой деревушке. Всюду было тихо. Жизнь шла размеренно. Приезжих редко заносило сюда, и люди могли спокойно заниматься делами. Максим повел меня по грунтовой дороге на высокий холм, на вершине которого виднелась полуразрушенная крепость и высокий флагшток. Флагшток пустовал.

Во времена империи гарнизоны высматривали отсюда абреков, спускавшихся с гор. Но потом рядом появилась эта деревня. Гарнизон передвинулся примерно на сто километров к востоку. И вплоть до революции крепость служила тюрьмой. Во время войны здесь располагался штаб. Крепость сильно пострадала после авиаудара, и никто так и не взялся ее восстанавливать. Уже после развала Союза местные жители построили смотровую площадку в надежде привлечь туристов, но особой популярностью это место не пользовалось.

Когда мы наконец поднялись на холм, я поднял глаза и застыл от восторга. Всюду, куда мог дотянуться мой взгляд, простирались горные хребты, исчерченные у основания полосками сосен. Со стороны цепи холм круто обрывался вниз и заканчивался маленькой речушкой. Горы находились достаточно далеко, и с утеса можно было рассмотреть их от подножья до самой вершины. Все мелкие объекты съедало расстояние, и цепь представлялась грудой огромных камней. Прямо напротив утеса стояла самая большая гора, на которой, словно зеленые родимые пятна, росли островки деревьев. По обе стороны от нее находились горы поменьше, а остальные и вовсе напоминали сопки.

– Ну, как тебе? – спросил Максим.

Но я не смог ответить. Стоял в оцепенении, имея возможность только смотреть. Вид этих гор так четко отпечатался в моей памяти, что если кто-нибудь расколол бы мне черепную коробку, то в зияющей дыре увидел бы эти огромные горы. Я стоял и с трудом переваривал тот факт, что в мире существует что-то настолько большое. Я был здесь никем и ровным счетом ничего не значил в царстве этих вековых валунов. Какое им до меня дело? Они стояли здесь столетиями и охраняли покой небес. Никогда прежде я не чувствовал себя так легко. Дышалось свободно, а сердце стучало так сильно, что звук его отдавался в ушах. Я просто стоял на вершине холма, упоённый осознанием того, что являюсь лишь маленькой точкой в бесконечной вселенной.

По дороге домой я не произнес ни слова, лишь кивал иногда, чтобы Максим не решил, будто я его не слушаю. Он все говорил, а я лишь думал: «Эй, приятель, что толку в наших словах? Лучше пройдемся молча и впитаем в себя этот день. Ведь, может быть, завтра уже никогда не наступит».

Вечером, вернувшись домой, я позвонил Инне, но трубку она не взяла. Я вернулся к Максиму и попытался ничем не выдать своего огорчения:

– В чем дело? – раскусил он меня с первого взгляда. – Ты только что был весел.

– Просто испортилось настроение, – отмахнулся я.

– Не спеши с выводами. Уныние никому не идет на пользу.

– Дело совсем не в ней, – я тут же осекся, а Максим лишь лукаво улыбнулся.

Той ночью я впервые не стал засиживаться допоздна. Был слишком вымотан долгой прогулкой. Но, наверное, все это было лишь оправданием. Я просто не мог отвлечься, и мысли мои, то и дело возвращались к Инне.

Уже глубокой ночью, когда я смог наконец-то заснуть, раздался сигнал телефона. Проклиная весь свет, я взял его в руки. Пришло сообщение от Инны: «В два. На медицинском колледже».

Глава 9

Когда я проснулся следующим утром, Максим уже ушёл на работу. Я позавтракал и, усевшись в кресле с чашкой чая, попытался написать очерк о горах. Ничего не вышло. Странно, ведь всегда получалось запросто, а тут – ни строчки. Отчаявшись, я нашел на полке старую книжонку с хокку, устроился у окна и все утро просидел над ней. Одно хокку я помню до сих пор, хотя, к стыду своему, не знаю автора, да и никогда не пытался узнать.

«Сознательно ни за чем не следя,

Пугало в горном поле стоит не напрасно.

Все остальное подобно ему».

В полдень я вышел на улицу. Настроение было отличное, и я отправился прогуляться по городу, чтобы вдоволь насладиться весной. Каждый прохожий виделся мне старым другом, южная сутолока – карнавалом безудержной жизни, а мир словно ликовал заодно со мной. Я немного побродил по улицам и, плененный запахом свежего кофе, заглянул в кофейню, где разговорился с одним осетином.

Вернувшись на улицу, я направился в парк. Поскитался по Аллее тысячи сосен и вдоволь напился воды у источника – вода была чуть солоноватой и пахла сероводородом. А после расположился прямо на траве и просто лежал. Но вскоре подошел полицейский в маленькой фуражке, водружённой на бритую голову, и приказал мне убраться, пригрозив увезти в отделение. Я был так весел, что не мог даже злиться.

На входе в медицинский колледж меня долго разглядывал охранник и наотрез отказался впустить. Я с невинной ухмылкой уселся на ступеньки возле дверей и стал разглядывать пёстрых студентов, шныряющих туда-сюда по дорожкам, пытаясь различить среди них Инну. Неожиданно она показалась из толпы, уверенно шагая в коротком бежевом платье с рукавами в три четверти. На ногах ее красовались плетенные босоножки. Подойдя ко мне, она, словно извиняясь, сказала: «Иногда мне нравится чувствовать себя женщиной» – и пошла дальше, не дожидаясь, пока я встану. Я поднялся и двинулся за ней следом.

Инна предложила пойти к ней в квартирку, которую снимали для нее родители. Жила она с подругой, которая платила половину ренты. Родители не знали об этом, и деньги она оставляла себе Я кивнул в знак согласия, и мы свернули на узкую улочку, по обе стороны которой стояли двухэтажные домики.

Инна шла рядом и говорила что-то, а я витал в облаках, упоенный ее присутствием. На юге укрепилась весна. В город хлынули туристы. С приходом тепла Горный Ключ потерял свой окрас и превратился в один большой санаторий, и все, что можно было увидеть здесь, это торговцы, мусор и толпы приезжих. Я взглянул на Инну. Все это время она продолжала говорить.

– Вообще, вулканы – моя самая большая страсть.

– Вулканы? – очнулся я от своих мыслей. – Зачем ты тогда пошла в медицину?

– Так хотела мать. Я всегда любила вулканы и мечтаю побывать на Кракатау. Это один из самых больших вулканов. Когда он в последний раз извергался, выброшенный им пепел дважды облетел земной шар.

– Тогда зачем ты тратишь время на колледж? – никак не мог понять я.

– Мать не позволит мне уехать, пока я его не закончу.

– Так, может, пора уже жить самой? – Инна метнула в меня недобрый взгляд. Я сразу понял, что задел больную тему.

– Да, но ведь она хочет как лучше, – словно оправдывалась она перед собой. – К тому же платит за квартиру и прочее. Я еще не чувствую достаточно ответственности, чтобы заботиться о себе самой. Поэтому лучше никуда не спешить.

Квартира была просторной и светлой, со старой мебелью и деревянными полами. Большая кухня и две комнаты. Все очень просто, без излишеств. Инна провела меня в спальню и ускользнула в ванную. Вышла уже в коротких шортах и футболке с обрезанными рукавами, села в кресло и, закинув стройные ножки на подлокотник, спросила:

– И что мы будем делать? – в ней было что-то подростковое и бунтарское, что немного настораживало меня.

– Если честно, я умираю с голода, – наверное я должен был сказать что-то более соблазнительное, но ума у меня хватило только на это.

– Боюсь, что могу предложить тебе только кукурузные хлопья, – Инна бросила на меня пристальный взгляд. – Да и, думается мне, ты пришел не за этим.

Она подошла вплотную и уперлась лбом в мою грудь. Долго стояла так, затем, взяв меня за руки, потянула на кровать. На мгновение она замерла в нерешимости, но, встрепенувшись, начала меня целовать. Признаться честно, подобного финала нашей встречи я не ожидал.

Весь день мы провели в постели, опустошая коробки с кукурузными хлопьями. Я лежал на спине, закинув руки за голову, и что-то рассказывал Инне. Она увлечённо слушала, покачивая головой и роняя иногда короткие реплики. Когда я закончил, она откинула волосы и, упершись подбородком мне в грудь, сказала:

– Что я делаю? – во взгляде ее проскользнуло смущение. – Я ведь тебя едва знаю. Ты, наверное, думаешь, что я со всеми парнями такая? – я хотел возразить, но она прижала палец к моим губам. – Просто я решила, что с тобой все будет просто.

– Тогда зачем ты все усложняешь сейчас? – я и на минуту не допускал с своей голове ни единой дурной мысли о ней и не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой.

– Мне страшно, – вдруг она стала, как прежде, твердой. – Хотя какая теперь разница? Ты либо уйдешь, либо останешься. В любом случае, сделать я уже ничего не могу. – Инна рассеянно улыбнулась. – Чем ты вообще занимаешься?

– Ничем серьезным, – похвастаться мне было нечем.

– А что собираешься делать дальше? – она хотела узнать меня, а я и впрямь тогда не задумывался о таких вещах.

– Не знаю, – я уставился в потолок. – Может, останусь здесь. А может, мы вместе махнём смотреть на Кракатау, – она засмеялась.

– Зачем ты приехал сюда? – меня уже одолевал страх. Она задавала очевидные вопросы, а мне нечего было ответить. Я не задумывался обо всем этом. Мне казалось, Инна решит, что я умалишённый.

– Просто хотел прокатиться, – и уже про себя – Мог бы хотя бы соврать что вразумительное!

– И что дальше? – все не унималась она.

– Прокачусь по друзьям, а потом вернусь в Белгород и устроюсь на работу. Если все сложится, буду копить на следующий год.

– И все? Как-то глупо.

Инна смолкла, а я смотрел, как она игриво дергает тонкими бровками, пока тело ее лежит в обнаженном спокойствии, и не переставал любоваться ею, повторяя про себя: «Неужели все это взаправду?», – и если бы я был хоть немного поумнее, я бы еще тогда понял, что все это мираж и самообман.

Глава 10

Когда солнце село, мы решили выйти из дома. Я уговорил Инну двинуть в паб, что находился всего в четырех кварталах от ее квартирки. Паб был неизменно полон.

Мы заняли столик и заказали эль. Разговор шел непринужденно, и всё было просто прекрасно, пока к нам не подсел какой-то парень. Он бесцеремонно уселся рядом и приблизил ко мне одутловатое лицо. Парень был пьян. Глаза маленькие, близко посажены. Запинаясь, он начал мямлить:

– Я очень извиняюсь, но можно один вопрос? – мы с Инной переглянулись.

– Валяй!

– У тебя случайно нет братьев? – Он ткнул толстым пальцем мне в грудь.

– Есть. А в чем дело? – удивился я.

– Пять лет назад они окончили училище?

– Да, – я не мог взять в толк, откуда он знает моих братьев.

– Я так и знал. Из тысячи лиц узнаю земляка, – парень разразился раскатами смеха.

– Ты знаешь моих братьев? – я не мог поверить, что что-то из моей прошлой жизни могло оказаться здесь, в Горячем ключе.

– Три года учился с ними, – парень задорно рассмеялся. – Я просто обязан вас угостить, – он подозвал официанта. – Отказа я не приму.

Парня этого звали Паша. Веселый, тучный и чуть глуповатый. Он жил в моем городке, работал на руднике, а в Горячий Ключ приехал в отпуск, с женой, чтобы поправить здоровье, и, пока благоверная нежилась в горячих источниках, Паша с утра до ночи просиживал в пабе. Инне он не понравился, но узнал я об этом только утром. Мне же было приятно с ним потрепаться. Я давно уже не слышал вестей из дома. Мы сидели, как пара старых приятелей, и опустошали пинту за пинтой.

Вскоре в пабе заиграла музыка. Инна, увидев в ней спасенье, попыталась утащить меня танцевать, но я не понял намека и отправил ее одну. А сам остался пить с новым приятелем. Паша сделал большой глоток, а после, вытерев толстые губы, сказал:

– Хорошую подружку ты ухватил. Только тебе нужно лучше следить за ней.

– О чём ты? – мне не нравился его тон, а алкоголь бередил юную кровь.

Паша взял меня за затылок и повернул мою голову в сторону Инны. Она извивалась в объятиях какого-то парня. Я встал и подошёл к танцующей парочке. Инна, увидев меня, протянула руки, но я увернулся и двинулся к парню. Он продолжал танцевать. Я, не сказав ни слова, ударил его в лицо. Парень отпрянул, но вскоре пришел в себя и обрушил на меня тяжёлый удар. Инна взвизгнула. Я пошатнулся и рухнул на пол, успев лишь заметить, как довольно ухмылялся Паша.

– Ты охренел? – закричала на меня Инна.

Но я уже не слышал. В то время я был очень не сдержан и безрассуден. К тому же, там, где я вырос все проблемы решались именно так. Конечно, это не оправдывает меня, просто, когда насилие является нормой в твоей окружающей действительности, требуется время, что понять, что этот путь ведет в никуда. А где-то внутри меня кипела злоба и обида на весь мир, свойственная всем молодым юношам, и иногда она вырывалась наружу, лишая меня всего человеческого. Это как будто инстинкт. Злость закипает, и ты превращаешься в комок звериной злобы, не способный контролировать себя. Я вскочил на ноги сжав в руке связку ключей и уже собирался броситься на бедолагу, как вдруг пространство пронзил крик Инны.

– Прекрати!

Я остановился. К нам уже спешила охрана и друзья этого парнишки. Лишь в тот момент я понял, какую глупость я натворил. Мне хотелось крови. Хотелось втоптать лицо бедолаги в землю, но крик Инны отзывался во мне эхом заставляя прийти в себя. Никогда прежде мне не удавалось остановиться драке, и что-то внутри меня злобно шипело «Не стой же! Разврати рожу этому ублюдку! Не смей спускать ему этого!», – но крик Инны был куда сильнее. Пересилив себя, я извинился перед незнакомцем, взял Инну за руку и повел ее прочь из паба.

Парень оказался не так уж прост. Одним ударом он рассек мне губу. Из носа текла кровь. Я плелся за Инной по темной улице и не мог привести мысли в порядок. Она привела меня в квартирку и уложила рядом с собой на кровать. Я тут же заснул, так и не сняв одежду. Ночью меня тошнило – похоже, удар крепко встряхнул мне мозги. Мне было безумно стыдно. В прошлом мне доводилось делать и более жестокие вещи, но именно в эту ночь мне хотелось развалиться на атомы, лишь бы заткнуть свою совесть.

Когда я проснулся, уже рассвело. Голова болела, а к носу и вовсе невозможно было притронуться. Распухшими пальцами я выудил сигарету из пачки и вышел на кухню. Инна стояла возле плиты, накинув фартук на полуобнаженное тело: