Клуб курильщиков на двоих

Когда-то, очень давно я и мой замечательный школьный кореш Лёха Вареник, два идеальных воплощений «ботанизма», совершали ежевечерние прогулочные круги по мрачноватому посёлку, рядом с нашими домами. Променады были весьма небезопасны на предмет общения с местным отребьем. Я их и гопниками-то назвать не могу, это настоящие шайки подонков, которые злобно метелили нас, сука, подло грабили и вообще не давали дышать и наслаждаться жизнью в её прекрасных «ботанских» проявлениях.

Описать этих озлобленных, завистливых, жестоких до садизма зверьков лучше, чем прекрасный писатель Елизаров в «Мультиках» нельзя, поэтому всю эту захватывающую гадость нашего детства можно почерпнуть из сей очень сильной книги. Замечу только, что роли членов подростковой «восьмидесяшной» шайки – «Нервный», «Красивый» и все мерзкие остальные, это настолько в точку, будто мы жили с ним в соседних дворах.

Итак, тревожно оглядываясь по сторонам, мы начинали священный обход, огибая в начале пути родную школу № 172. «Дважды школу дураков», как тогда не без причины говаривали, поскольку школа № 86 была печально известна, как «натурально для умственно отсталых». Ну а если произвести некоторые арифметические действия, подвластные даже прилежным воспитанникам школы для УО, можно оценить тот нехитрый ученический юмор.

Далее по кругу следовали жуткие, словно обожжённые дочерна, двухэтажные бараки, где до сих пор, кстати, живут некие люди. И по сей же день они навевают такую безысходную тоску в моём сердце, что, думаю, древний архитектор всего этого пугающего благолепия выполнил свою сверхзадачу – создание полнейшего угнетённого состояния у созерцающего.

Потом на привычном пути возникала замечательная пивнушка-рыгаловка «Колос», где безрассудно пивались нами подростковые напитки, типа «Жигули» и, собственно, фирменный одноименный «Колос» из литровых банок (кружек вечно не хватало – то ли столько было любителей благородного пойла, то ли их элементарно пиз…или со страшной силой). Причём, кто помнит, эффектная пена создавалась с помощью стирального порошка «Лотос», ибо разбавленное водой пивко ну совсем уж не желало пениться, а деловые люди были всегда.

Планомерно движемся дальше по серенькой-серенькой улице Чаадаева, «Чаадаевке». Вот бессмысленный магазин «Семнадцатый», где иногда, пройдя ад многочасовой очереди, можно было разлакомиться килом-другим подозрительных сарделек или сосисок – детское сердце помнит это радостное всё, и теплом разливается любовь к великой жизни, когда проходишь мимо сего Дворца Кулинарии. А чуть пройдя вперед, можно было восторженно лицезреть стадион «Полёт» с обшарпанными трибунами, бассейном, заполненным перенасыщенным раствором хлора, а также турником, на котором подростками различного телосложения творились и «выдавались на-гора» недосягаемые простым смертным «склёпки», «выходы на две» и прочие чудеса «качковской» субкультуры. Мы с Лёхой ничего не выдавали, мы могли только висеть.

Ещё поворот и, огибая «гиперпрестижный» Авиастроительный технарь (Храм Привилегированного Пролетариата), мы оказывались на уютной территории парка авиационного завода. Там жили одинокие лавочки, где чуть позже нами неумело тискались раскрасневшиеся «от томления души» одноклассницы, скромные деревца над головами, тоталитарный забор с обязательной ностальгической колючей проволокой и пара бюстов отважных героев неба, как мне кажется.

И ближе концу однообразного, но почему-то каждый раз всё более увлекательного путешествия (я, кстати, серьёзно) появлялись многовековые дерева рядом с бараками-побратимами «Чаадаевки», и на одном из величавых древ перочинным ножом нами было вырезано сакральное: «Клуб Курильщиков» и наши с Лёхой инициалы. Тут же, в секретном дупле бережно запрятаны были болгарские сигареты «Родопи» в измятой пачке и видавший виды «чирка́ш». Не то чтобы мы так уж дико накуривались, так, несколько «отважных» раз, но всегда было особенно приятно пройтись мимо нашего тайного места.

Ботаньё, эх какое же мы были ботаньё!

Ни капли

Как я докладывал уже ранее, подростком я был совершенно нелепейшим существом. Сейчас мне весьма изрядно лет, но избавился ли я от тревожного ощущения, что я не тот, за кого себя выдаю? Да и даже тот, за которого я вечно прячусь, слегка «недодушен» и как-то не тянет на «крутого» Игоряна. Смиряться с этим я категорически не собираюсь, и неравная борьба продолжается, как говорится, «но пасаран»!

Одевался я тогда диковато, впрочем, как и многие другие мои «стильные» сверстники. Вообразите себе «брючки-недобананы», клетчатую рубашечку расклада «красный и белый», бело-синюю ветровочку, аля «мама купила – ношу», и клоунские кроссовки замечательной, но неизвестной никому финской (!) фирмы «Kumpu». Прибавьте «брейк-дансовую» чёлку и получится Игорян реальный, Игорян-обормотик. И при всём при этом «высокомерное» ощущение себя было, ну никак не меньше, чем у горластого Винса Нейла из «Motley Сrue», ну или уж в крайнем случае, чем у накачанного Пола Стэнли из размалёванных «Киссов».

Таким вот замечательным типажом я и прибыл на день рождения бывшего одноклассника, что только вот отбыл после обязательного «8-го» в неотвратимый «технарь», то есть техникум по-тогдашнему. На славный этот день рождения попал я совершенно случайно, равно как и на его лихую свадьбу. Мы никогда до сего знаменательного события особо не общались, но вот, визит странным образом случился.

Компаха была что надо: пара напряжённых молодожёнов, вечно ругающихся, она в положении, он в напряжении. Он сразу как-то по-идиотски заревновал меня к своей, «с позволения сказать, даме». «Дама», оказавшись в ситуации фальшивого треугольника, сначала польщёно взбодрилась, а потом, сообразив, что со своим уже изрядно просматриваемым «прицепом» может оказаться и вовсе без законного дядьки, стала посматривать на меня несколько озлобленно. Затем чьи-то бесконечные родители, какие-то постоянно укоризненные, в том смысле, что, мол: «Молодёжь, вот вы что творите-то…».

А ещё на званом и не очень пиру восседал наш заводила Володька Коршунов, к нему-то я относился всегда с симпатией. Мы – абсолютно с разных планет, но всегда вот «ладили ваще зашибись». Он – красавец с атлетической фигурой, свой в доску в гопацко-дворовой среде. Я – рохля и дрищ, который методично «огребает» и в школе и на улице. Он убеждённый «волнист» и танцор «брейк-данса». Я – оголтелый «металлюга» и знатный домосед. Он – любимец девчонок и хулиган. Я… Из таких, наверное, вырастают секс-маньяки, если в определённый момент они не понимают, что «недоступным навеки» тёлкам они вполне себе нравятся, а мешает «случайному знакомству» лишь заниженная до состояния замерзания самооценка. Слава Богу, насчет женского полу я кой чего понял… Или нет…

Кстати, для зело непосвящённых: в конце 80-х «волнистами» назывались адепты «New Wave», или «Новой волны» «по-славянскому». Но к этому уважаемому жанру совершенно несправедливо относились в кучу сваленные «электропоповцы» «Depeche Mode», робото-андроидные «Kraftwerk», нечто монструозное, что распространялось по кассетам в виде сборников «The Best Of Italo Disco», сладкие «Modern Talking», двусмысленные «Bаd Boys Blue», ну и вся конченная попсяра варианта «Savage», «Radiorama» и различные «сотоварищи». Заметьте, ни одной команды по чесноку «ньювейвовской», такой вот музыкальный анекдот.

Пока не забыл! Прыгая с места на место (а делать это я буду постоянно, ибо по натуре человек неусидчивый), расскажу-ка я одну презабавнейшую историю, пока не забыл.

Провинциальный город Чкаловск. Год где-то 1986-й. Я и мой закадычный приятель Эдик вразвалочку движемся по центру. «Центр» – это дай Бог с десяток пятиэтажных домов и пара «небоскрёбов-девятиэтажек». Опять та же история: Эдик – ладный чел с мускулами-канатами и мыслями самца-победителя. Я… В общем, «за роялем то же самое». До сих пор силюсь понять, неужели им, «повелителям мира» было со мной по пути. Наверное, я был «потрясающе интеллектуален», другого логичного объяснения я найти не смогу, ну и счастливо самоуспокоюсь на этом. В этом чудном городке получить «в табло» можно было просто ни за что. Так, зуботычина для знакомства, типа: «Ну, а теперь познакомимся, Гена меня зовут!».

Или вот вам ситуация, получившаяся с моим младшим братом Женькой: жёсткий удар «по морда́сям» на дискаче без предупреждения и в это же мгновение женский дикий визг: «Вова, это не тот!!!». Ну а далее долгие утомительные извинения с алкогольными ароматами в лицо: «Не, братан, реально, извини, не разобрали, бл…ть, так вышло, без обид, земеля, ага?». Но если ты необдуманно возжелал зацепить местную красотулю, то ты чокнутый самоубийца, чувак, и это абсолютно серьёзно! Эдик так не думал. Он вообще не думал. Думал его растревоженный короткими юбками инстинкт.

Ремарка: так называемые «волнисты» и «металлисты» были на тот момент непримиримыми врагами. Кстати, с «металлистами» проще – они законно и определённо слушают «хеви». Правда, в Чкаловске на потной дискотеке считалось приличным греметь цепями под «Финальный отсчет» пошлейшей Европы, что у реальных «металхэдов» было бы неприемлемым. Тот же вышеупомянутый Вовка Коршунов жил во дворе, где заправляли «волновики́», и он никогда бы не посмел признаться, что любил кроме попсы ещё и Iron Maiden (а он любил). Он мог пообщаться на эту запретную тему со мной лишь в классе, где была (но, только на этот счёт) некая «зона примирения».

И вот мы с Эдуардом заговариваем (точнее заговаривает он, я делаю лишь свирепое мужественное лицо) с каждой парой чкаловских цыпочек, что дефилирует по бульвару: «Девчонки, а у вас метал-то, вообще, на дискотеках крутят?». «Девчонки», в принципе, познакомиться даже не против, но с опаской отвечают вопросом на вопрос: «А вы что, металлисты что ли?». Эдик тут же, поспешно оправдываясь, «переобувается» на предмет «нет, мы, вообще-то, волнисты!», соображая моментально, по чьей улице мы идём. Ну, дальше следует стандартный набор пошлятины, вроде: «Мы так-то спортсмены, боксёры, приехали на соревнования из Нижнего, вот, ваш город осматриваем…». Дичь полная, но это всегда действовало! Всегда! К сожалению, я так и не освоил этот изумительный свободный стиль и слог сокрушительного съёма, невозмутимый (даже при самых неправдоподобных кульбитах вранья), нескончаемый и всепобеждающий.

Вернёмся, однако, к днюхе. Кроме Володьки присутствовали ещё какие-то особи различных полов. Все «чегой-то» общались, заигрывали, строили планы друг на друга, закусывали… Я пил. Приходя в подобную компашку, я моментально, классовым чутьём чую – здесь мне, «вшивому интеллигентику» и доходяге никто не даст. Это я отчетливо понимал и в любых других компаниях. Словно кармическая фраза из моей же (уж извините) песенки «с кем угодно, только не со мной» навсегда заколдовала меня, и я смирился.

Выпито (и буквально через час) было весьма и весьма немало. Закуской в подростковом возрасте я не интересовался и даже по-панковски брезговал. Такая вот детская бравада приводила в состояние сакральное и даже «архетипическое». В бойкой компашке все давно определились с парами, и единогласно решено было произвести променад, естественно, с вариантами хат без родителей и садово-парковых участков, где можно было скрыться от любопытствующих глаз. Я был уже вполне себе «за», ибо в душной атмосфере стало как-то уж совсем тоскливо и по пролетарски просто. Но! Сметливый Володька заприметил «преступно-халатно» забытую бутылочку «беленькой», совершенно даже не распечатанную… Так просто уйти он не мог. Всеми силами убеждения и чарами души он просил присутствующих добить «манкированную» обществом «поллитрушку». Согласился только я – а почему бы и нет… Хоть какой-то панк-рок. Мы деловито сели друг напротив друга и стали размеренно наливать рюмочки и методично выпивать… Без закуски. Без пауз. Без лишних слов и телячьих нежностей.

И вот «историческое действо» было завершено, и посему пришла законная пора откланяться. Я был бодр, но деликатно отказался от дальнейшей прогулки. Зря, кстати – ибо потом поговаривали, что одна жаркая тётенька всё же томно заглядывалась на меня, но думаю, это было сказано так, из милосердия.

И я остался один-одинёшенек, когда в смятении осознал, как это я в одно мгновение так зверски окосел. Нет, слово не то… Я «гармонично впал» в единство с Космосом и Мировой Душой… Я шёл, затейливо заваливаясь вправо и влево, оживлённо разговаривая со всеми вокруг, а больше сам с собой, истово выкурил пачку сигарет подряд, не докуривая и бросая, сердясь на каждую паршивку-сигарету, за то, что «какая-то ты не такая». Последние три я просто прикурил и немедленно казнил об асфальт. Долго я сиживал в благости на каждой лавочке, включая те самые зелёненькие из детства, что в заводском скверике. Само собой, мне стало худо, и я, едва уже похожий на землянина, прибыл крайне тёпленьким в руки любимой мамы, кричавшей про то, что «как же ты пьян, ты страшно пьян!». А я, предельно сосредоточившись (насколько смог), ответил ей с комсомольским вызовом: «Да я вообще сегодня ни капли!». И мирно опал на кроватку…

Бог ты мой, когда же закончатся эти мои вечные, как вино библейского Ноя, «ни капли»? Никогда!