Менты прибыли на место расстрела милиционера и боевиков часа через два. Невыспавшийся капитан Литвинов из прикомандированных, вылез из Уазика, продрал глаза и пошел во двор Джагоеву. Собака, вывшая до того почти не переставая, вдруг замолкла и забилась куда-то в щель. Пройдя к трупам, он равнодушно посмотрел на убитых. "Странно, – подумал капитан, – местные не забрали боевиков?"

–Кто стрелял? – спросил он столпившихся вокруг него любопытных, впрочем, не обращаясь ни к кому конкретно.

Все заговорили разом, показывая на гору и наперебой говоря о снайпере, что засел там и открыл огонь по жителям. "Вот почему вы побоялись убрать боевиков, – равнодушно подумал капитан. – Интересно, кто это шустрит из наших? Может это фсбешники?"

Он подошёл к эксперту и спросил:

– Как тут?

Эксперт, так же не проспавшийся с ночи, помотал головой, как бы приходя в себя, и сказал:

– Профи, похоже на те случаи на трассе. Три выстрела – три летальных исхода.

– Может быть, их было двое?

– Нет. Это всё тот же парень. Стрелял из бесшумки. Сначала скараулил того лохматого, когда тот зашёл за сарай. Второго убил, – эксперт кивнул на лысого бородача, – когда он пошёл искать лохматого, хозяин был третий. Тоже, видимо, искал гостей. Уложил наповал. Убийца – профи. Не из наших. Видимо из московских. Стрелял вон с той горы. – Эксперт кивнул в сторону склона, что возвышался прямо за усадьбой чеченского милиционера. – Наверно из афганцев или из спецов. К тем на трассе подошёл вплотную, этих расстрелял, как котят, хотя и те, а, особенно эти, мужики матёрые. Кюйсун какой-то.

– Ладно, – сказал капитан, – пойдем, посмотрим, где там он караулил Кюйсун твой.

– Возьми собаку, – сказал эксперт, – если он профи, то ты там будешь полдня ползать на брюхе, прежде чем что-то найдете там. Зря, что ли псину тащили с собой?

– Вась, – обращаясь к кинологу, сказал Литвинов, – пошли, глянем, что там есть, крикни ещё постовых. Может чего и надыбаем.

Он стал подниматься по склону горы, остальные, отставая, последовали за ним. Собака, радуясь, натянула поводок. Капитан шёл, внимательно осматривая всё вокруг. Ничего подозрительного не было видно. Одни листья да камни. Ни примятостей, ни гильз, ни остатков еды, ни окурков не было. Неожиданно собака завертелась возле камня, рядом с которым была наметена целая куча листа. Сама куча не вызывала ни малейшего подозрения: ни примятостей, ни перевернутого сырого листа не было заметно. Собака стала рыться под ближайшим деревом и скоро вытащила пустую банку из-под тушенки, которую тотчас стала вылизывать. Кинолог отобрал банку у собаки и подал ее капитану. Тушенка была свежая. "Явно снайпер лежал за этим камнем", – лениво подумал капитан. Собака нашла ещё две банки и взяла уверенно след.

Андрей услышал шум погони метров за пятьсот от своего первоначального входного следа. Лёг он почти прямо над ним, но выше по склону из-под ветра, рядом с перевалом, чтобы можно при случае уйти незамеченным. Так часто поступали звери. Он однажды следил старого, жирного медведя – муравьятника, который шёл в берлогу, проходя не более километра за раз, всегда ложась над своим следом. Он тогда так и не взял его, спугнув того в берлоге на подходе.

Первым шёл кинолог, за ним бежал капитан, погоны которого хорошо можно было рассмотреть через оптику прицела, последними тащились милиционеры с автоматами.

Кюйсун не хотел, чтобы его писулька попала в чьи-либо чужие руки, кроме Левченко, поэтому он выцелил несколько впереди бегущей собаки и нажал на курок.

Фонтанчик пыли и камней неожиданно брызнул перед самым её носом и ударил по морде. Взвизгнув, она отпрянула в сторону, потянув за собой вожатого. Бежавшие за ней милиционеры на мгновение опешили, но тут же грохнулись на землю, забиваясь под камни.

– Откуда стреляют? – спросил капитан. – Успокой ты собаку Васька, а то всех перебьют под запарку.

Кинолог уже пришел в себя, и тоже спрятался за большой камень и подтягивал к себе испуганную псину, стремившуюся куда-то бежать.

– Откуда-то сверху, – ответил тот же Васька – кинолог, уже успевший немного прийти в себя и затащить упирающуюся собаку в укрытие и теперь гладивший её, держа на коротком поводке. – Это наши. Блин, что за ним гоняться, пока он в нас шмалять не начнёт. Капитан, какого чёрта ты за ним попёрся? Ты видел, как он тех чеченов кончил? Если бы он захотел, то и нас перебил всех, а не стал перед собакой стрелять.

–Может это чечены?– огрызнулся Литвинов, – Отползайте осторожно, этот парень опасен, как чёрт.

Упрашивать второй раз никого не пришлось. Пятясь, как раки и резво перескакивая от камня к камню, преследователи покатились вниз по склону. Впопыхах никто не заметил, как кто-то осторожно поднялся недалеко от перевала и исчез за ним. Всё было ясно: не очень настырный и умный мент не будет его больше гонять по горам, но он вновь сделал петлю и лёг над своим следом, так же почти на хребте.

Ночью он ушёл на противоположную сторону аула, где ещё несколько дней назад, при обходе, обнаружил натоптанную тропу, шедшую по крутякам, где он присмотрел ещё в прошлый раз яму между камней, которая была наполнена до краев палым листом. От тропы она была в метрах пятидесяти, так что его нельзя было случайно заметить, да и не всякая бы собака его учуяла на таком расстоянии.

Литвинов возвратился из погони взъерошенным и злым. Подойдя к эксперту, уже закончившему свое дело и курившему, в ожидании начальника и отправки трупов.

– Ты прав, – сказал ему капитан, – этот парень нам чуть башку не снёс.

– Снёс бы, – невозмутимо сказал эксперт, – если бы он это захотел. Какого чёрта ты за ним попёрся? Тут, кстати звонил Левченко из ФСБ, так посоветовал сильно не стараться. Этот мент был у них давно на крючке. И мальчик с пушкой – их мальчик.

– Как ты его обозвал? Чёрт какой-то?

– Кюйсун, это я у Арсеньева вычитал. Это типа лесного духа или лешего, – ответил начитанный эксперт.

Эти люди бы сильно удивились, когда в разговоре между собой, местные произнесли второй раз это прозвище: Кюйсун, но уже как имя собственное…

Через неделю местные нашли ещё троих убитых. Они лежали на тропе, пули вошли в спину. Хотя они были вооружены, но ни один из них даже не успел выстрелить. Боевики эти были опытны, и это местным особенно показалось странным. Оружие при них не было, хотя утром они уходили с автоматами и продуктами для скрывающихся в горах чеченцев. Обеспокоенные женщины послали на базу трёх пацанов с провизией, но они вернулись страшно напуганные. База была разгромлена, пять искореженных трупов лежали в землянке. Оружия при них тоже не было. На несвежем снегу местные охотники нашли странные следы, оставленные огромной лохматой лапой. Было ясно, что это дело должно быть делом рук человеческих, скорее всего деяньем целого подразделения, но никто из местных не видел там следов грубых солдатских сапог или иной обуви. Зверь бы задрал одного, много два человека, да и то если бы был ранен, но землянка была разворочена мощным взрывом, что можно отнести только к работе людей, но следов этих самых человеков на земле не было, а человеки могли летать только на вертолетах или на иных приспособленных для этих целей аппаратах, но ни ракет, ни пребывания десанта, ни осколков бомб не было видно, только следы невиданного зверя, пришедшего неизвестно откуда и ушедшего в горы, не в долину, где его следы потерялись. Скоро пошел слух про горного духа. Верили и не верили. Кроме того, вездесущие пацаны, ходившие в лес за дровами, видели огромного, странного медведя, что шёл по склону одной из гор. Заметив их, он перевалил через хребтик и исчез. Один из пацанов утверждал, что видел у того винтовку с набалдашником на стволе, но ему не верили.

Ночью пошёл снег, но сильный ветер сносил его со склона и намел над ним большой сугроб. Он лежал в своем убежище трое суток. На него напала какая-то апатия. Ему не хотелось ни вставать, ни шевелиться, ни думать. Он ел один раз в день, согревая консервные банки и хлеб под одеждой. Концентраты он грыз сухими, заедая все это снегом и дрожа, как паралитик, в своем убежище от озноба. Голоса на тропе вывели его из этого полуобморочного сомнамбулического состояния. По тропе шло трое боевиков. Они были при оружии и тяжело нагруженные, так как лямки рюкзаков глубоко врезались в одежду, да и поднимались они с натугой, хватаясь за кусты и ветки, заваливаясь назад, когда кто-нибудь оступался.

Когда боевики прошли, он с трудом поднялся. Его шатало от слабости, голова кружилась, а затекшие члены не слушались. На месте лежки образовалась снежная дыра, но то, что там лежал человек, было трудно определить.

Выйдя из-за перевала, он не сразу заметил оторвавшихся от него боевиков. Те забрали несколько выше и шли почти под вершиной горы. Особой осторожности они не проявляли, да и вертеться с таким грузом, идя по горам, было трудно. Скоро они скрылись за уступами скалы.

Нервное напряжение восстановило реакции, а подъем – кровообращение, хотя слабость слегка ощущалась. Он довольно быстро, за несколько минут, достиг того места, где скрылись вооруженные люди. Осторожно выглянув, он тотчас увидел и их. Они спустились вниз по склону и преодолевали большой овраг, затем полезли на противоположный склон. Прячась за деревьями, он продолжал за ними следить, держась всего в полутора сотнях метрах от преследуемых. Местность позволяла это делать: кругом стояли старые мощные деревья. Он точно так же скрадывал коз совсем недавно. Табунок шёл по противоположному склону горы в метрах восьмистах… Он по привычке делал то же самое, что и тогда, но боевики шумели, как стадо кабанов, шурша промерзшими листьями на всю округу. Они бы не услышали и себя, не то, чтобы услышать его осторожные шаги. Километра через три, в одном глухом ущелье, их окликнули. Скоро появился и человек, который сидел чуть выше по склону за камнями. Если бы тот не окликнул шедших, то Андрей точно бы угодил под его выстрел. В душе у него похолодело и запершило в горле, он сглотнул слюну и попытался успокоиться. Это не совсем удавалось, всё равно во рту стояла горькая сухость. Говорившие не замечали его по-прежнему. Он осторожно попятился назад, спустился в овражек, скорее небольшую промоину, быстро поднялся по ней и вскарабкался на гору, обойдя опасное место выше лёжки часового. С горы хорошо были видны разговаривающие боевики. Часовой, видимо наскучив одиночеством, часто и эмоционально жестикулировал. Иногда долетали обрывки фраз. С того места, где находился Андрей, хорошо просматривался только один склон, а с места, где сидел часовой, видимо прилично можно было контролировать оба склона. Скоро троица пошла дальше, а часовой возвратился на свое место за камнями. Здесь где-то рядом находилась база боевиков, за это говорило и то, что кое-где были заметны свежие пеньки, которые были замазаны землей, но не на столь тщательно, чтобы скрыть это от опытного взгляда.

Боевики прошли вниз по склону, спустились в овражек и исчезли в нём. На противоположном склоне они не появлялись. Где-то в нём и был схрон. Возможно, у боевиков был второй часовой, который мог находиться на противоположном скате горы, с которой можно столь же успешно охранять подступы к базе.

Поэтому он и не решился идти дальше. Он выбрал место за камнями и осторожно перебрался туда.

Вечером часового сменили. Сменили и второго, о котором Андрей только догадывался. Он находился, как и предполагал Андрей, на противоположном склоне. Сменщик оказался ленивым и тотчас, как пришёл, забрался в камни и уснул в обнимку с автоматом. Второй оказался или более деятельным, или мерзлявым, но он постоянно мелькал на самой вершине, пока не устал и не успокоился, притулившись где-то в кустах.

Трое пришедших ушли обратно под вечер. Выходило откуда-то из оврага ещё двое. Они собирали дрова и срубили два небольших деревца, которые тут же распилили на чурочки. Ближе к ночи оба часовых ушли, и Андрей перебрался в овраг, где приметил большую вымоину в стене ещё днем. Над ней свисали корни деревьев. Он уместился в ней с трудом, даже пришлось несколько расширить её и углубить в стену, насыпав стеночку впереди. Но она по-прежнему оставалась тесной и, чтобы повернуться в ней, приходилось упираться головой и ногами в стену.

Уснул он часа в два, но перед этим он едва не встретился с аборигенами обитателями этого оврага.

Часов в одиннадцать недалеко от того места, где он предполагал дверь в землянку, послышался скрип. Андрей находился снаружи и, протиснуться в узкий лаз в громоздкой одежде, он бы не успел. Он просто поднырнул под нависшие корни и замер. Лохматая одежда несколько скрывала очертания фигуры, а свешивающие корни создавали тень, но луна стояла спелая, и рассмотреть его было вполне под силу человеческому взгляду. Но вышедший по нужде чеченец сначала мало обратил внимания на странную тень под корягой, но затем стал присматриваться, но не заметил движения и не распознал человеческой фигуры. Андрей, инстинктивно продолжал стоять без движения, хотя убить боевика он мог бы легко, но о дальнейшей схватки тогда бы пришлось ещё подумать. Дотянуться до винтовки незаметно было сложно, а выстрел из пистолета наделал бы шума. Неясно было и то, сколько боевиков могло находиться в землянке и есть ли ещё из неё выход.

Боевик же ничего не заподозрив, вновь вернулся в землянку, горбатясь пролезая через то ли лаз, то ли дверь, через который Андрей даже успел рассмотреть ряды нары и спящих на них людей.

С этого момента спасти этих людей не могли: ни бог, ни случай и ни они сами себя. Они были отданы в жертву злобному богу войны. Андрей даже знал, как это будет, и ни на секунду не сомневался в успехе этого дела.

Забравшись в нору, он нагреб на одежду земли и обрушил часть потолка на капюшон. Земля придавила шкуру, и стало теплей, но встреча будоражила нервы, и он не сразу уснул.

Проснулся он, когда уже совсем рассвело. По склону кто-то ходил, так как шуршал под ногой подмерзший лист, и потрескивали сучки. Скоро послышались удары топора и шарканье пилы. Примерно через полчаса в овраг спустился человек с охапкой дров и затащил их в землянку. Минут через десять потянуло дымом, который струился из пенька над самым обрывом. Этот пенёк было трудно заметить сразу, и дым стягивало в сторону от землянки. Примерно через час пошла смена часовых. Вернулись так же двое. Видимо то, когда их выставили, Андрей проспал. Во второй половине вышел чеченец, в котором он узнал своего вчерашнего знакомого по ночным гляделкам. Он внимательно посмотрел в его сторону, но подходить не стал.

Позднее подтянулись ещё двое. Это были, по-видимому, взрывники, так как остановились и разгрузили свои рюкзаки на улице. Андрей хорошо разглядел бруски, похожие на хозяйственное мыло. Они тут же открыли схрон и сложили взрывчатку туда, так как оружие занесли с собой в землянку. По темноте так же снялись часовые, видимо не опасаясь ночного нападения.

Андрей довольно легко нашёл схрон. У него было всего две гранаты, а чтоб гарантировано разнести эту халупу, этого было явно недостаточно. В нём был целый ящик взрывчатки, гранаты бикфордов шнур и ещё что-то, что Андрей в спешке не рассмотрел. С гранатами он провозился дольше, чем он думал. Пришлось выскребать ямки по бокам взрывчатки ножом, зато снаряды оказались внушительными и не мешали спусковым скобам гранат. Получилось три гранаты с навязанными на них брикетами тротила. Эта штука могла в пух и прах разнести гарантированно любое строение подобного типа. Теперь нужно было просто ждать. Час за часом тянулся медленно, но никто не высовывал своего носа из убежища, хотя по его подсчетам в нём должно быть не менее пяти человек. Он стал даже коченеть, так что пришлось привстать и тихо размять руки и ноги. Наконец, совсем неожиданно для него, открылась беззвучно дверь, и в неё вылезло двое. Они его не заметили, так как он стоял за деревом. Когда они отвернулись друг от друга в разные стороны, он быстро выстрелил дважды, не прицеливаясь в грудь. Первый упал навзничь. Второй же сделал два шага и только после этого упал, но затем попытался ещё подняться, но уронил голову и забился в конвульсиях.

Андрей спокойно открыл дверь и как шары в лузу с силой забросил вовнутрь две свои самодельные бомбы. Предохранительные скобы звонко звякнули обо что-то и отлетели, и он, уже отстранясь от входа, увидел, как одна из них закатилась под нары, а вторая завертелась на полу недалеко от входа. Он не успел добежать до уступа, когда внутри грохнуло во всю мощь. Его отбросило на дно оврага и сверху посыпалась всякая дрянь. Он заполз под поваленное дерево. Саднил бок, который он ударил при падении. Сверху скоро перестало валиться. Держась за ушибленное место, он осторожно подошел к воронке, что образовалась на месте землянке. Спустившись вниз, он нашёл там только искореженное дерево, обрывки материи, брызги крови и части тел. В этой мясорубке было очень трудно выжить, он сначала решил запустить туда и последний не использованный свой снаряд, но передумал и обрезал шнур, что держал гранату. Этой же ночью он оказался на прежнем месте рядом с тропой, откуда ушёл за ними к базе. Дул чувствительный ветерок, и скоро надул над ним новый сугроб.

Снабженцы появились только на третий день. Они были тяжело нагружены, потому шли, почти не оборачиваясь. Последний из шедших, ткнулся в землю почти рядом с предпоследним на склоне. Шедшие впереди даже не заметили этого. Когда упал второй, то идущий впереди обернулся только для того, чтобы встретить свою пулю грудью. Он же попытался встать, так что пришлось его добить выстрелом в голову, так как папаха с него слетела, и чёрная голова лучше всего просматривалась с его стороны. Чёрная на белом снегу.

Вид смерти давно не производил на него должного впечатления, но кровь, разбрызганная по белому снегу вперемежку с кусками мозгов, вызвало в Андрея легкую тошноту. Он брезгливо перевернул убитого и убедился только в том, что не совсем точно попал в сердце, при повороте бандита. Он распорол окровавленный рюкзак и вытащил из него хлеб и банки консервов, пачку чаю, соль. Из других рюкзаков он так же взял только хлеб и консервы, чай и сахар и соль. В одном из них было и соленое сало. Он тут же отрезал приличный его шмат и с жадностью съел.

Вечером он написал донесение Левченко о происшедшем, но не стал брать продукты и остался дожидаться дальнейших распоряжений.

Трое бородачей с автоматами с ними один безбородый в папахе и толстый милиционер стояли на спуске крутой горной дороги на окраине аула и о чем-то весело разговаривали. Неожиданно один из боевиков вскрикнул и стал заваливаться. Двое других упали молча. Опешивший безбородый в папахе стал лапать кобуру с пистолетом под левой рукой. Пуля пробила ему легкие наискосок, едва не задев сердца, сверху в низ. Он упал лицом вниз, ощутив только то, что падает куда-то и, увидев только летящую на встречу с ним землю, ощутил тупой удар и потерял сознание. Милиционер был убит на склоне, по которому он кинулся, было бежать со страха.

Подоспевшие боевики и местные милиционеры открыли беспорядочный огонь по склону, на котором никого уже не было. Кюйсун уже давно шёл по едва заметной тропе на противоположном скате горы, ступая по обветренному от снега склону так, что практически без собаки его нельзя было бы найти. Преследовать его никто не решился.

У него была уже хорошая репутация чёрта.

Взбешенный Левченко брызгал слюной и возбужденно махал руками:

– Ты знаешь, что убил главу администрации аула, да ещё и милиционера?

– Нет, – устало ответил Кюйсун. Он хотел спать с мороза и после плотной еды.

– Ты что не видел в кого стрелял?

– Почему. Там было три боевика, один гражданский и милиционер.

–Т ы уверен?

– Если ваши криминалисты не знают, сколько крови может быть в одном человеке, то пусть поучаться ещё немного. Считать до пяти я научился еще в первом классе. Не велика наука. Боевики их просто унесли.

– Ты уверен?

– Я этого в папахе несколько раз видел в обществе боевиков. Они все там повязаны друг с другом. Поищите на кладбище, там должны быть свежие могилы.

– Если что будет не так, то ты пойдешь под суд.

– Я зря не стреляю, – лениво огрызался Андрей.

– Ты что, собираешься ещё их судить?

– Я не господь бог, а единственный способ избавиться от этих людей, которые помешаны на крови, – выбить их как волков. Если вы не поняли это, то ещё будете долго нянькаться с ними.

– Какой ты умный, однако, – Левченко уже стал успокаиваться. – Ты наворотил дел и с такими взглядами на жизнь тебе место не в органах, а на улице.

– Я не мент, а охотник.

– Заметно. Как тебя ещё не убили?

– Я охотник, а Вас на моем месте просто не может быть.