Я вновь вынужден взять слово, поскольку дальнейшие события требуют объяснения. Кто бывал в К., вероятно слышал эту странную историю про Чёрного призрака. Его явление, затем неожиданное исчезновение, вызвало среди местных жителей массу кривотолков и сплетен. На его поиски даже была брошена милиция, но они были безуспешны. Хотя ей было просто не до того, чтобы ловит какого-то оболтуса на коне, который никому особенно не досаждал и больше внушения и не заслуживал. Хоть местная газета разразилась по этому поводу фельетоном под названием: "Кто он – Чёрный призрак?". Которая тоже подвергла сомнению не только целесообразность поимки этого призрака, но и сам факт его существования, что, впрочем, не помешало в тоже время обвинить местные власти в нерасторопности и неразворотливости. Большинство местных жителей не верило в сам факт его существования и посмеивалось над этими слухами, но кое-кто доказывал обратное. Сейчас многое стерлось из памяти, и эта история перешла в область преданий, и из нынешних почти никто не верит в реальность его существования. Хотя под всеми этими слухами существовала реальная почва. Но вернемся к Чёрному призраку. Конечно, кто живет в К., не нуждается в разъяснениях по этому поводу, а несведущим объясню: Чёрный призрак это одинокий всадник на чёрном коне, в чёрной широкополой шляпе, бархатной маске и плаще. Конь его вороной, почти угольного цвета, с маленькой белой звездочкой на лбу, не раз спасал загадочного всадника от нежелательных для него встреч и был на редкость резв и вынослив.
Появился он в конце мая и исчез с наступлением холодов, как бабочка или перелётная птица. Его обычно видели поздно вечером или ночью. Ещё говорят, что он любил стоять на горе, что находится на северо-восточной окраине К.. Чёрная одинокая фигура на изрезанной карьерами скале. Почему-то почти всегда на восходе или заходе солнца, когда первые или последние лучи солнца обливали эту загадочную фигуру светом, и она тогда смутно напоминала бронзовую статую какого-нибудь принца или короля. Пожалуй, чаще всего таким его и запомнили, те, кто сталкивался с ним. Тайна его не была раскрыта, на разгадку её я наткнулся, разбирая те записки, что попали ко мне. Я их почти не трогал, лишь свёл воедино разрозненные факты, которые находились в разных частях его дневников, в единые рассказы. Названия им я дал сам, не стараясь быть не особенно оригинальным, не особенно изысканным, стремясь лишь к тому, чтобы точнее отразить их суть.
Желание записывать в дневник всё, что происходило со мной, возникло давно. Скорее оно не возникло, а я сам заставил себя это делать, пересилив свою лень, следуя благим пожеланиям воспитания своего характер. Сначала это было весьма неприятным занятием, затем стало даже некоторой потребностью, когда события принимали тот или иной захватывающий оборот. Порой это были заметки в несколько слов, как наблюдение или зарисовка характера, иной – целый рассказ, принимая законченный литературный вид. По истечении времени некоторые из них было любопытно перечесть, находя прошлое своё занятие не просто пустым время провождением. Сейчас я перестал излишне в себе копаться, что сильно угнетает, стал больше анализировать, зачатую отмечая любопытную причинно-следственную связь, о которой, при моментальном анализе, и не подозревал. В писании дневника есть свои достоинства и свои недостатки, самым основным из которых является старая истина: "Мысль изречённая – уж ложь". Истина порой теряется в словах.
Но вернемся к нашей истории. Единственно чем она привлекла мое внимание, то, что в её ходе я, несколько раз ошибался в предсказании дальнейшего хода. Само действия протекали в течение полутора-двух месяцев, перемешивались с другими событиями и явлениями, которые образовали в тот период плотный клубок, из которых эта история была лишь одним из звеньев. Я всё-таки решил её выделить из потока событий, хотя она не более любопытна, чем другие.
В этот день я приехал на кладбище, где обычно находил Карата, уже в девятом часу. Тогда я даже не предполагал, что нахожусь на пороге очередного приключения. Со мной происходят, как будто по чьей-то прихоти, самые невероятные события, порой кровавые, при всем том, что я не особенно стараюсь в них ввязываться, но словно какой-то чёрт толкает меня в самое пекло, словно это определено моей судьбой.
На кладбище я нашел хозяина лошади, пацана лет пятнадцати. Он видимо плакал, поскольку лицо его опухло от слёз, и он самым натуральным образом хлюпал носом. Он выглядел испуганным. Я попытался его успокоить и заодно выведал, что же всё-таки произошло. Оказалась, как почти всегда бывает в этих случаях, семейная драма с избиением близких родственников. Отец зверски избил пацана и наверняка расправляется с его матерью. Я не мыслил ввязываться в эту междоусобицу, поскольку в этих случаях виновным остается тот, кто стал разнимать дерущихся. Кроме того, деревушка, даже среди прочих деревень округи, слыла запойной, и драки были едва ли не единственным развлечением их жителей. Но я всё-таки решил поглазеть на то, что там происходит.
Было уже темно, когда я въехал в село. Я не имел никакого плана, да и это было первым моим посещением населенного пункта в качестве Черного призрака, уже пользующегося некоторой известностью.
Проехав темными переулками, я выехал на главную улицу. Её освещали два фонаря. Хотя они и светили тускло, но я не решился ехать по ней, поскольку мой маскарад: чёрный плащ, шляпа и маска, были достаточно приметны, и я непременно бы привлек чьё-либо внимание. Пока я находился в раздумье, на улице произошло следующее событие, привлекшее мое внимание: в одном из домов лопнуло стекло, и что-то тяжелое упало в палисадник. Осколки со звоном застучали по завалинки и отмосткам. Тотчас стали слышны крики и ругань. Скоро на крыльце возникла испуганная женщина, растрепанная и простоволосая. Она секунду находилась в замешательстве, затравленно озираясь, затем кинулась в мою сторону. Следом на крыльце возник мужик. Я его хорошо видел. Это был здоровенный бугаина, на редкость волосатый и чёрный. Мне он напомнил чем-то цыгана. Он был красив, даже притом зверском выражение, что было на его искаженном злобой лице. Курчавые, длинные волосы обрамляли высокий лоб, даже непомерное употребление спиртного, что уже отражалось на его физиономии, ещё не испортили его былой красоты, и не подорвало могучий его организм. В молодости он видимо был изрядно смазлив и сейчас оставался довольно броским малым. В руках у него было ружьё.
– Стой, сука! – крикнул он. – Ты от меня не убежишь, паскудная тварь!
Следом посыпались такие отборные ругательства, что подобные наверняка можно услышать только в тюрьме или на флоте. От крика ли или оттого, что женщина, наконец, заметила меня, ноги у неё подкосились, и она грохнулась в дорожную пыль, не добежав до спасительного переулка десятка шагов. К этому времени чернявый зарядил ружье и стал целиться в неё. Необходимо было что-то предпринять. Я дал шпоры коню и выскочил вперёд, в надежде отвлечь его или хотя бы прикрыть лошадью женщину. В следующий миг я увидел, что он уже целит в меня. Я, за мгновение до выстрела, успел бросить коня в сторону, что и спасло меня от верной смерти, но плечо и бок обожгла боль. Я смял цыгана конем, который неожиданно возник у меня на дороге, но сознание моё стало мутиться, и я едва держался в седле. В это время на улицу выехала милицейская машина. Я заметил её краем глаза. Встреча эта для меня была нежелательна. Пора было уходить, и, уже теряющего сознание, конь перенёс меня через изгородь. Я лишь почувствовал, что лечу куда-то. Удар был тупой, словно кто-то бросил мешок с зерном, сознание зарегистрировало это, словно со стороны и сразу же погасло. Когда я пришел в себя, мне показалось, что прошла вечность, но в действительности я находился без памяти от силы минуты две-три. Плащ мой намок и напитался кровью, рука сильно болела. Земля приятно холодила, и сознание стабилизировалось. Я оглянулся. Лежал я в высоком прошлогоднем бурьяне у самой изгороди. Машина стояла от меня в полусотни метрах на самой обочине, от неё, прихрамывая, шел чернявый и один из милиционеров. Они остановились у самой изгороди, и чернявый стал показывать, куда ускакал Карат. Двое, из приехавших, сели в машину и уехал. Один из милиционеров держал в руках ружье. Он осмотрел его и разрядил. Другой, старший лейтенант или капитан, я не мог рассмотреть его звание, сказал:
– Пройдёмте, и вы покажите документы на оружие, – и, проходя мимо, спросил. – Как это произошло, что вы стреляли в него?
– Он напал на мою жену.
– Соседи позвонили в милицию и сообщили, что вы избиваете её, я не верю, что он напал на вас.
– Нет, этот чёрт наскочил на неё вон из того переулка.
– Почему у вас оказалось в руках ружье?
– Просто оно у меня в кладовой стоит, и я схватил его, – замямлил тот.
– Что оно у вас стоит заряженное?
– Нет, но у меня там патронташ.
Они минули меня, и разговор стал плохо слышан, но я успел увидеть, как цыган показал огромный волосатый кулак жене.
Скоро вернулась машина.
– Ты веришь в небылицы про Чёрного призрака? – спросил один из приехавших.
– Не очень-то, хотя следы на огороде безусловно лошадиные. Балуется кто-нибудь, но эта сволочь всё врёт. Что-то здесь не так, – и они скрылись в избе.
Довольно скоро они уехали, забрав цыгана. Я дождался, пока всё успокоится. Встал. Меня сильно качало, голова кружилась и слегка поташнивало. Я выбрался из огорода и пошел в сторону К. Кто бы меня встретил тогда, скорее всего решил бы, что я сильно пьян. Кровь почти перестала идти, лишь немного сочилась, и изредка рубиновые капли срывались в дорожную пыль. Рука сильно болела, и боль почти парализовала правую сторону. Путь мой лежал сначала по полю. К этому времени луна взошла, и было довольно светло. Слева отчетливо просматривались горы с редким березняком по склону и скалы в расщелинах, которых ясно видна была трава, и бурыми пятнами проступал лишайник. Впереди уже маячил сад, сквозь редкий кустарник, когда я услышал знакомое ржание. Карат мчался мне на встречу. Казалось, что он летел по воздуху. Мне показалось, что не конь мчался мне на встречу, а сам дьявол, хотя я ни на йоту не верю во всю эту чертовщину.
Подбежав ко мне, он дружески укусил меня за плечо, ткнулся в лицо тёплыми, влажными губами.
– Ты у меня молодец, – сказал я, погладив его по большой мохнатой морде.
Почему-то меня любят животные и дети, иногда женщины, которые меня хорошо знают.
С трудом, забравшись в седло, поехал я в сторону дома. Боль перестала уже быть острой, перейдя в тупое подергивание. Каждое движение причиняло неимоверные страдания. Меня тошнило от езды, и я едва не валился на землю от слабости. В пути пришлось сделать две остановки, чтобы прийти в себя. Одну из остановок я сделал на гряде старых хакасских могильников. Я долго сидел, опершись спиной о стелу, и смотрел на небо, думая о бренности всего живого. Всего что нас окружает. В сущности, жизнь наша не длиннее жизни мотылька, а мы, суетясь, не замечаем этого. Те, кто лежит под этими камнями, стали уже частью вечности. Они тоже жили и боролись, копили богатства, которое время стерло, как не нужный хлам, оставив только эти могильники, которые, быть может, будут ещё стоять даже тогда, когда наши могилы не только порастут травой, но и сравняются с землей, не оставив о себе даже такой памяти, как эти курганы.
О проекте
О подписке