Летиция и Наполеоне

Мария–Летиция Рамолино родилась в родовом семейном поместье (хотя, везде пишут – в Аяччо). Отец – Джованни Жеронимо Рамолино – предположительно вел свой род от графов Котальто, а мать Мария Анжела де Пиетро-Санта доказательно происходила из древнего рода князей Ломбардии. В их доме хранился их родовой герб, очень красивый, украшенный тремя серебряными башнями и тремя, тоже серебряными, поясами вокруг щита с лазурью и большое количество преданий о подвигах предков. Для подтверждения благородного происхождения ничего не надо было изобретать. И Наполеоне, по рассказам мамы, очень гордился такой бабушкой.

Глава семьи, бывший командир генуэзского гарнизона в Аяччо, занимал важный пост генерального инспектора путей сообщения всего острова. Умер рано, когда любимой и единственной дочери было только 5 лет. Довольно быстро после смерти отца ее мать второй раз вышла замуж за швейцарского офицера на генуэзской службе – Франсуа Феша (Фаеша). Как это отразилось на Летиции, данных нет, но хорошее домашнее образование она успела получить. Рано начала читать, разумеется, на итальянском и любила книги о знаменитых героях прошлого, греках и римлянах. У них в доме была отдельная комната для библиотеки (случай, совершенно уникальный на Корсике), которую она частенько и навещала. А по вечерам мама рассказывала ей истории о своих предках.

Вот таким образом уже в 13 лет Летиция и превратилась в романтичную девушку, грезящую о героях и подвигах. При этом внешне яркую и очаровательную. И очень рано (но это по нашим понятиям) выскочила замуж – в 14 лет, сразу влюбившись в красавца мужчину Карло, который отвечал ее представлениям о героях! Ну как же, был одним из руководителей независимой Корсики, победившей коварных генуэзцев.

А он остановил свой выбор на ней только после того, как ему отказали в руке богатой и знатной итальянской невесты из семьи Альберти. Их дочь он тоже успел очаровать (наверняка представившись как «Conte du Buonaparte»), но в данном случае она ничего не определяла. Потом дяде говорил, что развитие отношений не сложилось только из-за его молодости. Но мне кажется, это был только предлог. Ее родители навели справки на предмет молодого человека с Корсики и что-то им явно не понравилось. Может, дело было даже не в тщеславии и происхождении самого жениха, в молодости такое простительно. Скорее всего, они узнали про ближайшее будущее острова, а значит, и о незавидной судьбе его руководства. Французы, пользуясь связями купленного ими на корню посла Паоли в Версале Маттео Буттафоко, уже начали обработку самых влиятельных местных кланов, подготавливая свое военное вторжение и прельщая их обещаниями и деньгами (ну а на этом острове есть такой национальный обычай – тайна, сказанная вечером на ухо под страшным секретом, утром становится всеобщим достоянием).

И кандидатура молодого паолиста в качестве мужа дочери их, по-видимому, не устроила. Она не могла устраивать и родителей следующей невесты – Летиции (они же были представителями верхушки генуэзской общины на Корсике). Но вот с ней самой у него все сразу великолепно сложилось. И хотя ее матери и отчиму ни сам Карло, ни его сватовство не понравились, у них уже была своя жизнь. К тому же влюбленная девушка обладала твердым характером, сама все однозначно решила и никаких советов слушать не желала.

Приданое, по одним (самым оптимистическим) сведениям, за ней полагалось неслабое – то самое имение Милелли, где она родилась, с оливковыми рощами и виноградниками и плюс 175 тыс. франков (откуда такая версия взялась – я не понял, но очень похоже, что на нее Карло и купился). А вот по другому варианту (пессимистическому, но, похоже, реальному) – деньги в качестве приданого вообще не фигурировали, только земельные участки ценой в 7 тыс. франков. Примерно эта цифра соответствовала и величине его отцовского наследства. Никакого мезальянса, но с мечтой о быстром обогащении за счет супруги пришлось расстаться. К тому же с наследством все было еще и не быстро решаемо. Я не знаю, почему так произошло, возможно, потому что отчим скоро умер, и свидетельства всех договоренностей было трудно отыскать, а мать Летиции, как я сначала подумал, куда-то уехала (как иначе объяснить появление Джозефа Феша в семье Бонопарти?) Но потом в разных местах прочитал: а) она тоже умерла вскоре после смерти мужа – что оказалось неправдой; б) среди прочих встречала Наполеоне в его первое возвращение в Аяччо среди прочих родственников (как бабушка Феш – интересно, кто это фиксировал?) В общем, запутанная история, хотя, как вы уже знаете, Карло поместье Милелли все-таки отсудил, но только через много лет после свадьбы.

Их ранний брак (супругу тогда было 18, Летиции – 14) начался очень тяжело (наверняка был слишком ранним физиологически для молодой мамы). Трое первых детей, родившихся очень слабенькими, умерли в младенчестве (мне даже интересно представить, как мать в таком юном возрасте это пережила, неужели руководствуясь таким же принципом, как раньше в русских деревнях – Бог дал, Бог взял? Про отца даже не спрашиваю). Так что Наполеоне был не вторым после Жозефа (как часто пишут), а пятым ребенком.

Сразу после свадьбы молодые жили на два дома: в Корте (у родственников жены ди Казанова), где тогда Карло считался и секретарем, и доверенным помощником Паоли, и в Аяччо, на своих этажах в четырехэтажном доме клана Бонапарти, где даже приемы устраивали в зале, который Карло под это мероприятие перестроил. Ну а с приходом французов вернулись в семейное гнездо на постоянную жизнь.

Когда родился Жозеф (в Корте), их первый ребенок, который выжил, его отец еще был одним из лидеров Республики. Через несколько месяцев остров начали оккупировать французы, и Летиция принимает решение оставить совсем маленького сына кормилице и свекрови в Аяччо и присоединиться к патриотам, сражающимся за свободу. Она знала, что уже беременна следующим ребенком. И по некоторым данным, чуть не за руку привела в ополчение и своего мужа. (В это не очень верю – он же был в военное время все-таки кем-то типа адъютанта у Паоли, требовалось присутствовать на рабочем месте). По другим – они пришли в народное ополчение вместе, а она и Жозефа с собой взяла (тоже странный вариант, но упоминается часто; шла по горным тропам с ребенком на руках). И, наконец, оставив ребенка в Аяччо, беременная последовала за мужем, так как боялась выпустить его из-под своего контроля, уж слишком тот был любвеобильный и легкомысленный. Вот это – вполне возможно, но вы выбирайте любой, который понравился⁸.

Это ничего не меняет. Суть происходящего ясна и не вызывает сомнений: эта героическая и бесстрашная мать на самом деле рвалась принять непосредственное участие в сопротивлении, реально рисковала жизнью, с рвением ухаживала за ранеными. Вот что значит воспитывать девочку с детства на примерах героических эпосов прошлого. Напомню вам еще раз, она знала, что была опять беременна и должна быть осторожной, но все равно приняла такое рискованное решение и в трудных условиях военно-кочевой жизни не раз попадала в тяжелые ситуации.

Вот в это время как истинная корсиканка действительно не расставалась с кинжалом (наверно, так и родилась версия о ее свирепых горных генеалогических корнях). Но их точно не было – просто кое-кто из беллетристов отдал дань романтическим корсиканским традициям.

Но в этой схватке силы сторон были слишком неравны. После первых побед республиканцев над французским экспедиционным корпусом (см. в Приложении раздел «История Корсики») на остров высадилось больше двадцати тысяч регулярного войска, которое медленно, но верно начало его заглатывать, как удав свою жертву. И вскоре не осталось никаких очагов сопротивления, даже в самой дикой гористо-лесистой сердцевине Корсики. После окончательного поражения республиканцев многие соратники Карло вслед за Паоли покинули родину. Де Марбеф, ставший по приказу короля губернатором острова, предоставил им такую возможность. А другие – во главе с Бонапарти – покаялись, остались и даже пошли на активное сотрудничество с оккупантами, превратившись для патриотов-изгнанников в изменников (как-то, уже окончив учебу, Наполеон сказал: «Я никогда не прощу своему отцу то участие, какое он принимал в деле присоединения Корсики к Франции»).

В начале июля Летиция с Карло вернулись в Аяччо, а 15 августа родился Наполеоне. Очень похоже, что к этому моменту молодая мать уже сильно разочаровалась в муже, узнала по-настоящему его характер, пелена романтизма спала с ее глаз и безоглядная девичья любовь к Карло Великолепному прошла. Но она была католичкой, и раз Бог дал такого супруга, значит, это была его воля.

Другая проблема волновала ее теперь – она чувствовала себя виноватой перед преждевременно родившимся сыном – считала, что это сказались последствия ее беспорядочного питания и военно-кочевого образа жизни во время беременности. Он был очень слабеньким, с маленьким весом и большой непропорциональной головой (скорее всего, родился семимесячным). Жизнь его висела на волоске, поэтому близкие сразу поспешили его окрестить. И до двух лет постоянно переживали – ребенок не мог держать головку прямо.

Настоящие крестины состоялись только через три года 21 июля 1772 г., и крестными стали генеральный прокурор острова Лоренцо Джиубега и тетя Гертруда. С этими «настоящими» крестинами тоже достаточно темная история. Вроде бы церковники по каким-то причинам не хотели заносить в книгу ту дату рождения, которая сейчас считается официальной. Возможно, для оказания на них давления Карло и попросил взять на себя роль крестного отца генерального прокурора.

На них поприсутствовал и де Марбеф, на несколько часов освободившись от каких-то важных политических дел в Бастии, так что крестником Наполеоне он не был, как очень часто пишут. Насчет других детей – не знаю.

Все первые годы после рождения Наполеоне задача у мамы была одна – сделать все возможное, чтобы сын превратился в нормального и здорового малыша. А когда это получилось, неудивительно, что так тяжело доставшийся ребенок стал ее любимцем. И она истинно верила, что если Бог не дал этому крохе погибнуть, то исключительно ради его будущего величия. Верила сама и мальчику постоянно это внушала. Существует предание, что он был рожден матерью в церкви под громы пушек, и некоторые усматривают в этом определенный знак его будущей деятельности. На самом деле, по общепринятой версии, родовые схватки действительно начались в соборе во время молитвы, но про выстрелы пушек нигде сведений не нашел. Может, они по случаю праздника во время родов где-то и гремели, кто знает. Зато звуков реальных выстрелов и разрывающихся снарядов Наполеоне действительно наслушался еще тогда, когда был в мамином животике. Ну как, созревая в таких условиях, не стать военным?

Мать, выходив ребенка, одновременно уверовала в его великое будущее и начала подготавливать его к нему заранее. Якобы это она (сразу после рождения крошки Набулионе или Набули – корсиканский аналог имени Наполеоне) уговорила Карло отправиться в Пизу, чтобы экстерном заканчивать университет, а, главное, добывать документы, подтверждающие его дворянство, чтобы потом у детей не было проблем с обучением в лучших заведениях Франции. Мне в этот вариант не верится, не могла эта поездка быть инициативой такой уж супер прозорливой Летиции. Скорее всего, граф (уже знающийся о готовящемся указе короля насчет корсиканских нобилей) популярно объяснил тщеславному главе семейства, что шансы стать заметным человеком на Корсике у него будут только с соответствующим документом, причем отвечающем определенным требованиям (ну прямо по советской поговорке: без бумажки ты какашка, а с бумажкой – человек). И надо отметить, Карло с этим заданием справился, приложив все старание, и официальное подтверждение о своем дворянстве привез вместе с изображением герба (как потом мудро заметит Император Наполеон: «История – это лишь версия случившихся событий в нашей интерпретации»), а специалисты по гербам до сих пор очень ехидно комментируют это творение с орлом, которое ему отыскали, а, скорее, сфабриковали). И на такой волне успехов даже с задачей получения документов об окончании университета разобрался. Я думаю, это было гораздо проще: корсиканские дворяне давно проложили торную дорожку на юридический факультет университета Пизы. Там было много знакомых и у отца, и у дяди Люсьена (и вообще, его закончит больше сотни корсиканцев, в том числе и Жозеф Буонапарти с Карло-Андреа Поццо ди Борго, и первый – тоже ускоренным способом).