Полшага назад. Слова и рождение

Лучи солнца хлынули в окна. Инанна смотрела на стены своих покоев, на красочные драпировки, на бисерные панно. Ее обиталище было соткано из представлений людей, как должна жить богиня. Богиня любви. Богиня плодородия.

Узоры на стенах всегда менялись, представляя собой разные картины. Они никогда не замирали, как в жилищах людей. Иногда они отражали молитвы жрецов, иногда стенания людей, а иногда фантазии самой Инанны.  Сейчас узоры на стене рисовали  праздник, людской праздник… Вчера они показывали, кажется, колосящиеся поля вокруг города. Завтра они сложатся в другой узор. Отражения людских желаний быстро исчезли, рисунки сами стали двигаться, и показывать уже бескрайнее небо, путь на Луну, путешествия по звездам. Узоры растворяли стены и всё сущее, и из этих частей можно сложить что угодно! От ее трона до края вселенной. Гранит мог стать гранатом, лазурит – небом. Топаз – солнцем. Эти перевоплощения были прекрасны.

– Великая Инанна! – голос, который она слышала чаще других, прервал её понимания.

Инанна отвлеклась от созерцания картин и узоры обрели вид большого зала с людьми в белом.

На коленях стоял Жрец ее Храма.

– Инанна! Инанна! Не оставь меня! Я понимаю твои великие заботы в этот царственный праздник!

Инанна устало стала прислушиваться к голосу. Просьбы жрецов она иногда исполняла.

– Жена командующего городской стражей не может разродиться! Она умирает!

Инанна выдохнула: «И только-то… Не гаснет солнце, не обрушивается луна, не взрывается земля».

– У тебя, конечно, другие заботы, – стонал Жрец. – Но не омрачи великий праздник смертью роженицы.

Инанна взглянула на стену с узорами. Теперь она видела в огромном зале лежащую женщину. Ее лицо уродовала гримаса боли, и рот постоянно открывался. Вокруг неё толпились бабки, девки, жрецы. Рядом, на коленях мужчину в богатых одеждах держал ее за руку и испуганно смотрел на женщину. Инанна почувствовала страх, исходящий от этого «командующего городской стражи». Он боялся, что может потерять свою женщину, боялся другого будущего, без своей спутницы, без ребенка.

Сколько раз она видела эти сцены. Только они и интересовали ее в мире людей. Рождение жизни. Этот яркий всплеск божественной искры, освещающий и согревающий все вокруг. Первый детский крик давал жизнь и силы всем вокруг. Но рождение могло и убивать. И люди молились Инанне, чтобы она не допустила этого, чтобы мать и дитя не отправлялись в туда, в страну без возврата.

Женщина орала. Вокруг суетились, но помочь не могли. Женщина скоро умрет. И ее муж, сам отнявший много жизней, понимал это.

Инанна закрыла глаза и представила весь путь, который нужно пройти ребенку, трудный и опасный. Она увидела, как головка ребенка показалась на свет.

Воин плакал и смеялся, временам шипел на повитух и служанок, которые суетились вокруг новорожденного. И в его сердце жило несколько жизней. Его женщины, его ребенка и тоненький волосок его жизни.

Уа! – раздался крик ребенка.

Загомонили бабки, а воин стих. Затараторил Жрец в благодарностях. Но Инанна его уже не слушала. Она открыла глаза и устала вышла на балкон своих покоев, на вершине большого храма, построенного в ее честь, в утробе которого только что родилась новая жизнь.

– Мальчик, – Инанна еще слышала голос жреца, но все слабее и слабее.

Новый человек приобретал свою судьбу. Жрецы на коленях стали петь славу богини.

Инанна сидела на балконе и смотрела на город. Внизу слышалось пение и победный крик новой жизни, а в городе все явственнее нарастало движение праздника.

Шаг 3. Огненный день

Они стояли на улице.

Взрыв произошел в соседнем подъезде. Двор запрудил народ. Народ обсуждал разные версии. О взрыве газа, террористов до инопланетного вторжения. Баба Маша с первого этажа в цветастом сарафане и столь же цветастом платке всегда придерживалась необычных версий. Говорят, ее в молодости похищали инопланетяне, а после этого она двинулась умом. Хотя баба Катя считала, что её похищение было иного плана. Просто не несколько месяцев Машка загуляла с симпатичным иностранцем. И чтобы скрыть свой грешок придумала инопланетность своего исчезновения.

Максу нетерпелось подняться к себе в квартиру, но в дом никого не пускали. Суетились пожарные, таскали кишки от красных машин.

Заслоном стояли полицейские.

«Вот зашибись! – злился Макс. – Мало мне проблем, еще и взрывы мешают».

Парень же был спокоен и даже беззаботен.

«Все события предопределены, – тараторил он. – Я в бессознательном состоянии вижу эти предопределения, как, впрочем, и многое другое. Города на пример».

– Какие предопределения?! – в Максе вдруг снова вспыхнула ярость.

Полурослик беззаботно посмотрел на Макса, словно два ведра воды вылил. И ярость успокоилась.

– Ну как же! – затараторил он вдохновлено. – Любое событие подготавливается цепочкой предыдущих. И не одним событием, а именно несколькими. Это, как график некоторой функции. Линия не может просто сломаться. Ей нужна подготовка, плавное перетекание. Мы часто не видим этого. Это, как фонарик зажженный днем.

Парень посветил в небо фонариком.

Мы видим только яркое пятно лампочек. А луча не видно.

Нужно лишь представить, что кругом ночь, и ты увидишь луч. Некую последовательность…

Когда их пустили в подъезд, парень продолжал тараторить.

Они поднимались по лестнице, а Макс все время думал: «Когда же он отстанет». И наконец, остановившись перед своей дверью спросил:

– Как тебя зовут?

– Барт, – тут же отозвался парень. – Бартоломью. Если удобнее, можно по-русски – Варфоломей.

– Барт, – Макс упустил пояснения. – Слушай, я бы хотел побыть один.

– Да без проблем… – замялся Барт. – А водки у тебя нет?

– Водки нет, – сказал Макс, лишь встряхивая ключи в руке и не открывая дверь.

– Ммм, жаль… жаль! Ладно, пойду, – сообщил Барт. – Встретимся еще. Мы же соседи. Я в сорок седьмой живу.

И сбежал вниз по лестнице.

Макс открыл дверь и прошел в комнату. Кровать стояла у окна, вещи ютились по периметру. Максу нравилось засыпая видеть небо. Теперь на небо смотрел огромный кусок штукатурки, грохнувшийся с потолка. Возлежал огромной, неопрятной, серой кляксой поверх клетчатого пледа.

Макс выругался.

«Теперь еще и ремонт! А ведь могло и прибить!»

Он оглядел огромный шмат штукатурки вместе с частью оплетки. Глянул наверх. Абрис дыры напоминал Евразию.

«Вот почему меня тянуло на чердаке спать», – подумалось Максу. Он достал полиэтиленовые пакеты, предназначенные для похода в магазин или выноса мусора, раскладывал его по пакетам.

– Слушай, – раздался голос, – хотел спросить…

Макс обернулся, на пороге комнаты стоял Барт.

– Ух, ты? Чего это у тебя здесь.

– Да вот… Упало.

– Повезло тебе, – Барт улыбнулся. – Давай помогу.

Не дожидаясь согласия, присоединился к уборке.

Макс был рад – одному разгребать не хотелось. Но все равно буркнул:

– А ты как попал в квартиру?

– Открыто было.

Дверь Макс не проверил, когда заходил, а она действительно плохо закрывалась.

– А чего спросить-то хотел?

– Хотел спросить, не хочешь ли подработать?

– Убить кого-то надо?

– Сдурел что ли? Я мух-то редко убиваю! Я занимаюсь поиском вещей всяких, – Барт подыскивал слово, – необычных. Одному не спродручно. По деньгам, надеюсь, договоримся.

Похоже, Максу начало везти. Последнее время он еле сводил концы с концами, то подрабатывая грузчиком в магазине, то разнося листовки. На другое его не хватало, оттого и вопила бывшая жена. Он уже думал чуть ли не киллером стать.

Барт скидывал куски штукатурки в мусорный мешок.

– Fuck! – воскликнул Барт и отдернул руку. Из ладони текла кровь. – Током дернуло и порезался.

И он приложился губами к ране.

Макс разгреб мусор, в ошметках штукатурки стоял деревянный резной ларец, с трудом поднял предмет. По телу пробежала дрожь. Крышка не открывалась.

«Действительно, будто ток».

– Сокровище, – выдохнул Барт. – Попробуй, попробуй открыть.

– Не открывается. Замка нет. И порезаться вроде