3. КНИГИ ОРДЕНА ТАЛХОВ

1

Всполохи пламени лизали холодные стены узкого коридора, уходящего вглубь башни, и, не удовлетворившись безвкусным лакомством, бесплотными ящерицами убегали прочь. Чтобы вернуться и повторить все сначала.

Драго смотрел в спину провожатому, несшему факел, и вместе с другими вопросами, мучившими его, спрашивал себя, принадлежит ли тот к Ордену Талхов. Знать всех в лицо он не мог, особенно тех, кто окружал Старха, главу монашеского Ордена, но не верилось, что в его окружении имелись люди столь отталкивающего вида.

Когда Драго увидел человека, ожидающего внизу, у начала винтовой лестницы, его передернуло.

Высокий, мощный, как каменная глыба, он обладал приплюснутой физиономией то ли обезьяны, то ли бульдога. Маленькие поросячьи глазки были лишены ресниц, подбородок увечил черно-фиолетовый шрам. Лоб и щеки покрывала россыпь крупных, продолговатой формы бородавок. Казалось, на его лице благополучно и незаметно для хозяина устроились пиявки, обожравшиеся кровью настолько, что им было лениво отлепиться.

Урод ничего не сказал, даже не кивнул, призывая за собой, просто окинул подошедшего взглядом, пустым, как покинутая пещера, и повернулся, чтобы затем ни разу не оглянуться. Драго не сразу перестал о нем думать. Как же сочетается внешность провожатого с одним из тезисов монашеского Ордена, ратующего не только за духовную, но и за физическую чистоту?

Впрочем, это мелочь. Гораздо важнее предстоящая аудиенция с главой Ордена Талхов. Драго безуспешно пытался оценить собственное положение, прежде чем предстать перед самим Стархом. Признаться, было от чего зайти в тупик.

Драго входил в когорту монахов-воинов. Орден, несмотря на официальную политику смиренного паломника, несущего народу лишь просвещение и покаяние, скрывал остро отточенные зубы. Воины составляли в Ордене большинство. Часть из них, небольшая, возможно, пять-десять процентов, не только учились сражаться любым оружием или без него, не только тренировали тело, но и обогащали разум тем, что хранила библиотека Ордена. Именно из них в дальнейшем формировалась смена монашеской правящей элиты.

Этот переход осуществлялся постепенно, в несколько этапов, которые растягивались на долгие годы. Попасть в число приближенных к главе Ордена было делом сложным: зачастую одна ошибка перечеркивала многолетние усилия. Чаще необходима была выносливость, обычная выносливость того, кто поднимается по длинной-длинной лестнице, и даже природный ум, способность к обучению отступали на второй план.

Драго, принадлежащий к талхам с рождения, не задумывался над сутью этого многовекового монашеского образования. Он жил, используя преимущества реки, несущей его вперед, и не задавался вопросом, что будет, если в один прекрасный день попытаться плыть против течения или же просто свернуть к берегу. Не задумывался до недавнего времени.

В его сознании Орден вел свои истоки с начала Мира, рожденного Великой Катастрофой. Об этом знали даже крестьянские дети. До Великой Катастрофы не было ничего, одна Пустота, хранившая в своем чреве сжатое Время, которое сжималось все больше и больше, и, в конце концов, произошел взрыв, породивший ту самую Великую Катастрофу, преобразовавшую Мир. Мир, который с самого начала был чем-то устоявшимся. Еще в стародавние времена был Правитель Всех Заселенных Земель, бароны, крестьяне, ремесленники. И монашеские ордена. Главным из которых, самым мощным, самым просвещенным являлся Орден Талхов. Это казалось чем-то незыблемым, и спрашивать, правильно ли Орден скользит по воде жизни, казалось, по меньшей мере, абсурдным.

Драго шел дорогой, дарованной судьбой, познавая премудрость, которая позволяла не терзаться понапрасну вопросами, возникавшими у простых смертных. Благодаря не только природной гибкости, но и живому уму Драго был определен в воины еще с раннего детства.

Один из этапов продвижения вперед предполагал наличие Учителя. Обычно это был пожилой монах, опытный во всех отношениях, и в учениках у него ходила лишь небольшая группа – человек пять-семь. Если кто-то из молодых монахов преодолевал этот этап, его Учитель мог рассчитывать на то чтобы стать приближенным к главе Ордена. Таким образом, заинтересованность была обоюдная. Сами ученики были лишены какой-либо конкуренции. Они не знали по каким критериям кто-то опережает остальных, и они также не знали, какое количество человек пройдет этот этап. Оно могло быть разным: от одного до всех сразу.

Этап предполагал эпизодическое общение с самим главой Ордена. Либо с кем-то из его Совета – трех старцев, высказывавших собственное мнение по какой-нибудь важной проблеме, прежде чем глава принимал окончательное решение. Главный монах Ордена задавал ученикам разные вопросы, реже что-то рассказывал сам, и его редкие посещения превращались в своеобразный экзамен, оценку которого ученик мог никогда и не узнать.

Этап также предполагал часы, проведенные в библиотеке Ордена. Был Свободный час – каждый из учеников в сопровождении Учителя выбирал книгу на свой вкус и мог, не уходя, конечно, воспользоваться тем, что в ней заложено. И еще час Бдения. В отличие от Свободного этот час был единственным за все время ученичества. Он предполагал ночь, проведенную в библиотеке. Считалось, эта ночь наедине с древними книгами подпитает монаха необходимой аурой. Монах оказывался единственным стражем библиотеки на несколько долгих часов, пока обычный охранник, тоже старый опытный монах, удалялся вздремнуть. В некотором роде час Бдения являлся допуском на экзамен, после которого молодой монах мог пройти дальше. Либо свернуть на иную стезю.

Драго было тридцать лет – возраст, раньше которого монахи вообще не оказывались в учениках, но он уже приходил к Учителю три года. Драго был очень перспективным. Он догадывался, что ему первому из его группы будет предложен час Бдения.

К этому моменту до него уже дошли слухи, которые в детстве могли показаться лишь бреднями спятившего еретика.

До Великой Катастрофы, преобразовавшей Мир, не было никакой Пустоты. До Великой Катастрофы на Всех Заселенных Землях была иная цивилизация, более мощная и развитая. И ее создали такие же люди.

2

В библиотеке Ордена стояла тишина склепа, где само Время стерло в пыль даже кости покойников. Каждый шаг разлетался меж стеллажей, заставленных книгами, плотными комками эха. Длинные ряды, лабиринтами уходящие в темноту, казалось, расступались, давая осторожным, ирреальным звукам полную свободу.

Драго с благоговением рассматривал полчища старинных фолиантов, как будто порождавших запах Вечности.

Седовласый монах, Страж библиотеки, задержал взгляд на том, кому суждено было этой ночью пройти час Бдения. Драго почувствовал этот взгляд и придал своему лицу более правдоподобную отрешенность, как подобает истинному талху.

– Ты остаешься здесь один, – тихо сказал монах, и эхо, отпущенное на волю, робко зашелестело в самую сердцевину загустевшего меж стеллажей мрака. – Помни: эти книги – мозг Ордена, и на некоторое время он останется в твоей власти. Это великая честь. Но и великая ответственность. Помни также: в час Бдения нужно молиться Небу. Позже у тебя окажется достаточно времени, чтобы получить абсолютно все знания, что скрывают эти книги. Если на то будет воля Провидения.

Голос Стража, вкрадчивый, мягкий, хранивший обманчивость маленького огонька, который в любой момент мог превратиться в свирепое, ничем не скованное пламя, смолк. Несколько секунд где-то в глубине библиотеки эхо еще шуршало полами своего невидимого плаща, но тишина Вечности впитала и эти звуки. Седовласый старик поклонился и спустя мгновения растворился на выходе.

Драго остался один.

Минуту он смотрел вслед охраннику, как будто предполагал, что тот передумает и вернется. Молиться, сказал старый монах. Молиться, чтобы благоденствие коснулось каждого человека на Всех Заселенных Землях.

Драго не имел ничего против.

И все же его жгло нетерпение, настоянное на смутных, неудовлетворенных терзаниях. На терзаниях, порожденных тем, что он услышал два года назад от Лона, входившего в его группу учеников.

Вряд ли их можно было назвать друзьями – Драго держался достаточно обособленно. Предполагалось, что все талхи – братья, и дружба между отдельными учениками получалась чем-то излишним. Так или иначе, они общались друг с другом не чаще, чем с другими молодыми монахами, но все же новости, предназначенные не для всех ушей, Лон сообщал именно Драго. Он был сыном еретика, казненного, когда Лону исполнилось два года. Насколько это было связано с тем, что якобы знал Лон, Драго не мог сказать. Он просто слушал. Наверное, Лон рассказывал ему что-то секретное потому, что Драго выглядел более отрешенным, нежели другие, и, значит, казался более надежным. Драго слушал, давно усвоив к своим годам: любая информация не берется из ничего. Даже самая невероятная ересь. Драго любил анализировать, откуда и как возникали даже те мнения, которые он с самого начала относил к ошибочным.

Лон, хоть они и находились в келье одни, говорил шепотом:

– Можешь не верить, но до Великой Катастрофы люди жили уже несколько тысячелетий. Они создали невиданную цивилизацию, которая и рухнула в результате Великой Катастрофы. Выжило очень мало людей, – Лон помолчал. – Это знал еще мой отец.

Драго никак это не прокомментировал, лишь посмотрел на приятеля.

Лон вспыхнул, как будто Учитель услышал из его уст ругательство.

– Эти люди, до Великой Катастрофы, были такими же, как мы, очень похожими. Правда, они… говорили на сотне языков, и… и звали их странными именами, совсем не такими, как наши.

На этот раз Драго не смог удержаться от вопроса:

– Скажи, зачем людям, если они были такими же, как мы, понадобилось столько языков? Куда проще пользоваться одним.

С начала ученичества Драго старался критически относиться к любому, даже незыблемому утверждению, и втайне гордился этой чертой, хотя и стремился подавить гордыню.

Лон смутился, приоткрыл рот, и Драго подумал, что приятель выкрутится. Скажет что-нибудь типа: это одна из загадок Прошлого, которое современники несправедливо нарекли Пустотой. Лон тяжело, вымученно вздохнул.

– Не знаю.

Возможно, именно эта искренность зацепила Драго, заставила поверить, что такое может быть. Много месяцев спустя Драго вопреки себе сам коснулся этой темы в разговоре. Когда Лон услышал вопрос, не поговорить ли об этом с Учителем, он побледнел.

– Не выдумывай! Никому не говори об этом! Если что, я тебе тоже ничего не говорил, я отрекусь от своих слов, скажу, что на меня наговаривают. Мать как-то сказала: о том, что было до Великой Катастрофы, знают только Старх и его Совет. И самое близкое окружение.

– Почему они не скажут об этом всем талхам?

Лон замахал руками.

– Это нельзя знать всем! Если тебе суждено, и тебя приблизят, тогда и узнаешь.