Про дядю и батюшку

– Товарищи! – кричал председатель колхоза, Скобин Эдуард Степанович.

Утром Первого мая небо окрасилось в красный цвет – цвет советского знамени, что не могло не радовать рабочих и крестьян поселка. Глаза сверкали, руки держали транспаранты и флаги. Над небольшой площадью летал дух равенства и братства, предвещающий скорую победу над капитализмом.

– С праздником весны и труда вас, товарищи!

– Ура! – радостно закричали демонстранты.

– Ура! – орали Владимир Егорович, Тамара Егоровна и Алексей Денисович.

Все трое были счастливы, радостны и полны решимости догнать и перегнать все на свете. Были молодыми. Тамара махала воздушными шарами, которые ветер пытался вырвать из рук и унести в социалистический Китай. Или на Кубу. Такие ветры, решительные и дерзкие, в те времена гуляли по все стране.

Как только шум над площадью утих, председатель достал из кармана пиджака листок и, бросив короткий взгляд на земляков, принялся докладывать о результатах, с которыми колхоз пришел к сегодняшнему дню.

– Не буду скромничать, но нам есть чем похвастаться перед районом, – начал Эдуард.

По площади пробежали сыновья Тимофеевых и Васильевых, два сорванца, судьбу которых весь поселок уже решил – сядут. Славка Тимофеев прижимал к груди мешок с чем-то громоздким, похожим на гитару. Мишка Васильев прикрывал тыл своим худеньким тельцем.

– А ты чем можешь похвастаться? – толкнул Володя локтем Алексея в бок, глядя вслед убегающим пацанам, – Сколько душ человеческих спас за пятилетку?

– За свою работу я буду отсчитываться перед другим председателем, – улыбнулся Алексей.

– Это который всем председателям председатель? – подмигнул Володя.

– И всем генсекам генсек.

– Тихо вы! – зашептала Тамара и отвесила брату подзатыльник.

– Ой, да ладно, – отмахнулся тот, – Светлую Пасху все отмечают. А председатель в первую очередь.

– Слава Богу, сейчас не тридцатые годы, – поддержал друга Алексей.

– Каждому разговору свое место, – гнула свое Тамара, – вот приду к тебе в церковь и начну про Анжелу Дэвис рассказывать.

– Бог всегда все видит, – ответил Алексей, – а председатель – нет.

– Но мы-то с вами видим, товарищи, – донесся голос с трибуны, – что есть еще среди нас темные люди. Темные и неграмотные. Верующие в рай небесный и потусторонние, всякие там, силы. Да-да, товарищи. И вы все прекрасно знаете, о ком я говорю.

– Охренеть, – изумился Володя.

– В себя надо верить! – надрывался председатель, – В себя и в товарища! А в неземные чудеса верят только недобитые, враждебные нам, элементы!

Люди в толпе озирались в поисках «враждебных элементов», а находя, тут же отводили взгляд.

– Сейчас восьмидесятые или, все же, тридцатые? – удивленно спросил Алексей. – По-моему, командира немного занесло.

– И мы не позволим…

– Вчера же с ним обсуждали размежевание четвертого участка, – с горечью пробормотал Володя.

– Работа такая, – отозвался Алексей.

– …на двадцатом седьмом съезде ЦК КПСС…

– Что теперь будет? – прошептала Тамара.

– Да ничего не будет, – спокойно ответил Алексей.

– Еще как будет, – пообещал Володя, стиснув зубы.

– С праздником, товарищи! Ура!

– Ура! – восторженно подхватила половина демонстрантов.

Остальные промолчали. Друзья оглянулись и увидели, что толпа от них отдалилась – они стояли в круге как сочувствующих, так и не очень, земляков. Ветер выхватил шарики из рук Тамары и понес их в социалистический Китай. А может – на Кубу. Кто их поймет, эти ветра?

Вечером в калитку председателя постучали громко и уверенно.

– Степаныч, выходи! – донеслось с улицы, – Предатель!

– Это кто предатель? – возмутился хозяин и рывком открыл калитку. Как оказалось – зря.

Володя схватил его за грудки и прижал к забору.

– Тридцатые годы, говоришь? – заорал он, – Тридцатые?!

Алексей стоял рядом, даже не пытаясь успокоить разгневанного друга.

– Мы же вчера с тобой! Обсуждали! Как друзья! А сегодня что?

– Да отстань ты! – крикнул Эдуард и оттолкнул собеседника.

Володя сделал два шага назад и насупившись с презрением разглядывал «предателя».

– А ты что стоишь? – спросил тот Алексея, – Ты же Божий человек!

– Все мы Божьи люди, – заметил Алексей, и врезал Эдуарду в челюсть.

Председатель упал на землю и поспешил подняться. Опять же – зря.

Участковый долго смеялся, сквозь слезы разглядывая побитого председателя. Успокоившись, поинтересовался:

– Это же какая ты, получается, сволочь, если тебя даже поп отметелил.

Эдуард глубоко вздохнул, чтобы не сорваться.

– Что намерен предпринять?

– Да ничего не намерен. Получил по делу – нечего земляков перед другими срамить.

– Значит так?

– Так и не иначе, – твердо сказал участковый, – не до тебя сейчас. На вокзале у солдата кто-то автомат стащил. Занят я.

Эдуард встал.

– Я позвоню в район.

– Хочешь опозориться – звони.

Но председатель так никому и не позвонил. Ночью кто-то пробрался в его курятник и растерзал всю птицу. На земле, среди перьев и кровавых туш, остались волчьи следы, как предупреждение.

Еще не решив, на кого, но Эдуард затаил обиду.

Первое сентября и автомобильные гонки

А вот мне восемнадцать. Первое сентября. Первый курс. Первый семестр. Первый урок. Все первое, куда ни глянь. Даже моя парта первая, но в третьем ряду от окна. Поближе к двери, на случай пожара. Место соседа пока свободно. Позади меня и с боку сидят такие же, как я, новоявленные студенты. Большинство из которых задаются вопросом «для чего они здесь» и «что они ожидают от выбранной специализации». А специальность, не пожелай врагу – «Почвоведение, агрохимия и земледелие». Но я, по крайней мере, знаю, что такое сельское хозяйство и чем агроном отличается от агроэколога.

Мы ждем знакомства с нашим классным руководителем, который решил где-то задержаться. За окнами моего сельскохозяйственного института осень наводит свои порядки – листья тополей сохнут и желтеют. Прохладный воздух приятно бодрит. Солнце уже не спешит по утрам появляться на небе, а словно выжидает удобного момента, что бы соизволить показаться миру во всей своей красе.

Но вот дверь в аудиторию распахивается, а вместо преподавателя влетает наш ровесник – коротко стриженный, лопоухий, невысокий, одетый в спортивную форму, обутый в черные туфли. Тяжело дыша, он бегло осматривает присутствующих и плюхается за мою парту. Долго шарит по карманам и наконец достает сложенную вдвое тонкую тетрадку и ручку.

«Не хило он подготовился к учебе, наверно весь вечер собирался», сыронизировал я, осторожно косясь в его сторону.

Мой сосед тем временем взглянул на портреты классиков, почему-то презрительно ухмыляясь. Прогулялся взглядом по доске, потолку, посмотрел в окно. Затем обратил свой взор на меня, детально изучая и делая выводы. Я, не привыкший к такому вниманию, стал тщательно рассматривать ручку, вертя ее в руках так и эдак. Сосед, вдоволь налюбовавшись мной, повернулся к остальным одногруппникам, пристально глядя на каждого, словно выискивая родную душу. И видимо не найдя такой, обратился ко мне:

– Давай смоемся с пары.

В его глазах явно читались азарт и тяга к приключениям.

Я ожидал чего угодно, только не этого.

– В каком смысле?

– В прямом, – заверил он меня, – давай свалим отсюда.

– Год только начался…

– И уже скучно, – закончил лопоухий за меня фразу.

С этим было трудно не согласиться. Я беспомощно обвел взглядом группу. Все занимались своими делами – знакомились, изучали ручки, смотрели в окно. Преподаватель все не шел. Помощи ждать было неоткуда.

– Предки машинку подогнали к первому сентябрю, – продолжал сосед.

– Сентября, – поправил я его.

– Чего?

– Правильно говорить «к первому сентября».

– Тем более обкатать надо, – обрадовался сосед моей поправке, – сюда меня батя привез, обратно, говорит, давай сам. Только осторожно. Ха!

– Какая машина? – тянул я время.

– А хрен его знает, – он на секунду задумался, – вроде черная «Тойота». Я не успел разглядеть.

– Права есть? – осведомился я, – без прав – я пас.

– Взгляните, сударь, – с довольной ухмылкой он небрежно достал из кармана и деловито бросил на парту пластиковую карточку.

Что тут скажешь? Права. Настоящие.

Бунтарь, хулиган, шпана. Головная боль учителей и родителей. Выбитые стекла и синяки под глазами. И при этом – невинный детский взгляд. Про таких мамы говорят своим чадам: «он тебя плохому научит». В общем, он мне сразу не понравился.

– Погнали, – сказал я, и теперь уже в моих глазах явно читались азарт и тяга к приключениям.

В глазах всей нашей группы стояло удивление, когда «двое чуваков встали и по-тихому свалили с пары. Придурки».

Мы сели в темно-синюю «Тойота-королла». Предусмотрительно надели ремни безопасности.

– Ну что, сударь – торжественно произнес сосед, – разрешите сердечно поздравить вас с началом нового учебного, не побоюсь этого слова, года.

– А вы знаете, сударь, – включился я в игру, – что завтра нас вздернут на рее, а наши славные имена занесут в книгу позора.

– Бьюсь об заклад, что нас, скорей всего, четвертуют, а наши красивые головы наденут на шесты и поставят у входа в назидании таким же вольным стрелкам, как мы с вами.

– В любом случае по головке нас не погладят, – подвел я черту.

– Предлагаете вернуться в это скучное учебное заведение, которое называется институт? – он испытующе посмотрел на меня.

Я посмотрел в его широко открытые чистые невинные глаза, потом посмотрел вперед, через лобовое стекло новенького автомобиля. Смотрел на сложившуюся ситуацию. Смотрел в будущее. Нас, конечно же, не выгонят. Сделают замечание, пожурят, как следует. На первый раз обойдется. Но репутация будет подпорчена. Я вспомнил свою прежнюю жизнь – ни друзей, ни приятелей. Только старенький мопед. И надо же, первый кандидат в друзья оказался бесшабашным хулиганом, для которого нет авторитетов и моральный устоев. Мой здравый смысл видел в его искрящихся глазах погибель для меня. И единственного друга.

– Предлагаю окончить эту бессмысленную дискуссию, – оставил я в стороне здравый смысл, – и выехать, наконец, на встречную.

– На встречную? – уточнил лопоухий.

– Именно, – подтвердил я.

– Кто «против»? – спросил он, обернувшись назад.

На заднем кресле промолчали.

– Предложение единогласно принимается.

Он повернул ключ, машина ожила, радостно заурчала. Приятная дрожь пробежала по металлическому корпусу. Проверка дворников – работают. Радио – вещает. Сигнал – сигналит, мощно и яростно. Даже боковые окна, кто бы мог подумать, – исправно поднимаются и опускаются, послушно повинуясь соответствующим кнопкам. Не машина – красота на четырех колесах.

– Эпоха hi-tech, и все такое, – удовлетворенно проговорил лопоухий и нажал «газ»

Следуя послушно повороту руля, автомобиль не спеша выехал на дорогу.

– Поворотники было бы неплохо периодически включать, – заметил я.

– Ах, оставьте, – пробормотал лопоухий, пытаясь одновременно смотреть вперед, в боковые зеркала и зеркало заднего вида. Его коротко стриженная голова двигалась, как на шарнирах. Сосредоточенность на лице придавала ему вид умного здравомыслящего человека. Чего я бы не сказал в другой ситуации.

– Опыт большой? – спросил я, глядя на его неуверенные движения.

– Опыт – дело наживное, – практически ответил он на мой вопрос, – главное – состояние души.

– Не могу не согласиться…

Я посчитал уже седьмую машину, обгоняющую нас. Как же он на права сдавал?

– …но при такой скорости нас скоро догонят и обгонят наши одногруппники, отсидевшие четыре пары.

– А вот хрен им!

С этими словами он нажал на педаль газа.

Стрелка спидометра с 20 км/ч перескочила аж на 40. Неплохой результат, прогресс на лицо.