Глава 4

Выйдя на улицу, Винни подошел к своей машине, закурил и спросил себя, как могло получиться, что «Винни и Сыновья» посадили на безупречный список своих клиентов такую несмываемую кляксу, как Эйч. Винни никогда не брался за дело, которое можно было бы проиграть. Это был его принцип, политика, стиль и кредо. Благодаря такой линии репутация фирмы оставалась безупречной, клиенты – элитными, а гонорары – звездными. «За двадцать лет наша фирма не проиграла ни одного дела,» – с законной гордостью объявлял Винни каждому новому клиенту. И вот – Эйч. Винни представил, как это будет выглядеть теперь:

– За двадцать лет наша фирма не проиграла почти ни одного дела.

– Почти? – удивлялся клиент

– Пустяки, не о чем и говорить. Нищий поэт… Сошел с ума… Убил собственную жену…

– Погодите, – настораживался клиент, – это не тот ли самый… Как его… За… Зу…

– Эйч. Эйч Вражков.

– И что же с ним сталось?

– Сидит, – скромно отвечал Винни.

– Но позвольте, – недоумевал клиент, – ведь он, вроде, был невиновен? В газетах еще писали…

Винни поморщился и открыл глаза. Разумеется, сидеть Эйч не будет. Он будет лежать в подходящей случаю клинике, из которой вряд ли уже когда выпишется. Любой психиатр после минутной беседы не задумываясь отправит его в лечебницу, и далеко не каждый решится его оттуда выпустить. Учитывая портфолио…

Впрочем, клиент, пожизненно гниющий в психушке, тоже реклама не из лучших. Поди объясни, что Винни облагодетельствовал беднягу, вырвав его из лап закона и передав в руки врачей. Неприятное уху слово «пожизненно» безнадежно все портит. Хорошо бы вообще замять это дело. Быстренько провернуть освидетельствование и тут же подать прошение. Придется, конечно, кое-кому заплатить, но оно того стоит. И, глядишь, через неделю об Эйче будут помнить лишь два санитара и, возможно, лечащий врач.

Докурив сигарету, Винни пришел к выводу, что не так уж оно все и страшно. Потери невелики. Немного денег, нервов и времени. Всего этого у Винни было в избытке. Он представил себе три кучки, казавшиеся просто крохотными на фоне несокрушимого пика его благополучия, и презрительно пожал плечами. Секундой позже с пика сорвался камень и стремительно поскакал вниз, увлекая за собой остальные. Когда лавина стихла и пыль рассеялась, кучки, отвечавшие за время, нервы и, особенно, деньги вызывали куда большее уважение.

Винни повертел головой, отыскивая, кто бросил камень. Тот появился из-за угла: непрошенный, запыхавшийся и розовощекий. За пазухой он тащил еще целую кучу камней. Кошмар любого юриста, владелец, редактор и по совместительству корреспондент желтого как лист «Юридического Вестника». Выходило, один из его внештатных корреспондентов только что заработал свои пятьдесят долларов.

– Чудный день, – издалека заорал редактор, – а я уж боялся, что опоздал!

Винни стиснул зубы.

– Напрасно, – ровным голосом ответил он, – я как раз вас поджидал.

– Вот как? – ухмыльнулся редактор. – Неужели я дожил до официального заявления?

Винни взял минутную паузу, глубоко вдохнул и решительно произнес:

– Именно. Записывайте.

***

БЕЗУМНЫЙ ПОЭТ УБИЛ СВОЮ МУЗУ

Вчера талантливый молодой поэт Эйч Вражков, страдающий прогрессирующим психическим заболеванием, в припадке безумия вытолкнул из окна жену, с которой счастливо прожил в браке более двадцати лет.

Трогательной нотой в этой трагедии прозвучал голос Вениамина Кольчужного, главы респектабельной адвокатской конторы «Винни и Сыновья». Господин Кольчужный, бывший одноклассник обвиняемого, не задумываясь, взял на себя расходы по защите нищего, как все поэты, безумца.

«Эйч болен, – заявил господин Кольчужный, – и наш долг – помочь несчастному. Его место в больнице, а не в тюрьме. Мы намерены добиться психиатрического освидетельствования и будем требовать немедленного перевода нашего клиента из следственного изолятора в медицинское учреждение соответствующего профиля.»

Приятно сознавать, что рядом с нами живут люди, для которых школьная дружба – не пустые слова. С тем большим негодованием редакция отметает многочисленные, надо признать, комментарии коллег адвоката, что господин Кольчужный опять сэкономил на рекламе.

<Юридический Вестник. №14432 от 17 мая 2006 года.>

***

Ранним пятничным утром – Винни, например, еще спал – конвой отвез Эйч на обследование в центральный институт судебной психиатрии. Следователь не возражал, а директор института был только рад помочь одному своему хорошему знакомому, вдруг обнаружившему, что у него разом появились дальний родственник по имени Эйч и десятипроцентная скидка в юридической фирме, обслуживающей его контору. В респектабельной юридической фирме «Винни и Сыновья», да.

Директор постарался, и Эйч прошел полное обследование. Он не пропустил ни одной лаборатории, ни одного специалиста и ни одной экспертизы. В завершение, директор уделил ему час своего личного времени.

Заключение, которое конвой доставил вместе с Эйчем в следственный изолятор вечером, гласило, что с точки зрения социологии Эйч есть совершеннейший монстр, неизвестно как сохранившийся в обществе и непонятно каким образом доживший до своих лет. С точки же зрения физиологии, психологии и психиатрии, специалисты были единодушны: Эйч абсолютно здоров и, будь он потолще, можно было бы сказать, что здоров, как бык. Окончательный вывод за подписью директора гласил, что, с точки зрения психиатрии, Эйч полностью дееспособен и, следовательно, может и должен как отвечать за свои поступки, так и нести за них наказание в полной мере.

***

Винни спокойно прочитал бумажку и вышел на улицу. Там он разорвал ее на клочки, развеял по ветру и еще долго бегал по тротуару, стараясь пнуть каждый, пока тот не лег на землю.

Его провели, как мальчишку! Какой-то недоделанный ублюдочный Эйч обвел его вокруг пальца! Притворился сумасшедшим! Конечно, хорошо притворился, кто спорит. С его-то опытом… Но Винни! Как он мог попасться на такую простую удочку! Поверил! Забегал, засуетился! Организовал экспертизу! О, господи, а эта статья в гаЭйче!

Но Эйч хорош! Интересно только, на что он рассчитывал? Ладно Винни, но неужели он всерьез надеялся обмануть врачей?

Зазвонил телефон. Взглянув на номер, Винни решительно отклонил вызов. Потом еще раз и еще. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас общаться с редактором «Юридического Вестника».

***

УБИЙЦА СИМУЛИРОВАЛ СУМАСШЕСТВИЕ

В продолжение материала от 17 мая. Редакция спешит сообщить, что дело приняло неожиданный оборот. Во-первых, обнаружилось, что Вениамин Кольчужный и его подзащитный были не только одноклассниками, но и соперниками. В свое время покойная решительно отвергла ухаживания будущего адвоката. Особенно пикантно эта деталь выглядит в свете того, что, не далее как вчера, компетентная медицинская комиссия признала Эйча Вражкова абсолютно здоровым. Теперь убийцу ждет суд и справедливое наказание. Вениамин Кольчужный от комментариев воздержался, и мы прекрасно его понимаем. Взяться защищать убийцу своей возлюбленной. Выбрать симуляцию сумасшествия как линию защиты. Потерпеть сокрушительное фиаско. Какими бы мотивами ни руководствовался господин Кольчужный в своих поступках, ему самое время задуматься о своей репутации. Потому что мы-то с вами, господа, уверен, уже задумались.

<Юридический Вестник. №14435 от 21 мая 2006 года.>

***

Прочитав эту статью утром, Винни решил, что все правильно. Такой идиот как он иного и не заслуживал. Зажмурившись, он услышал, как трещит некогда прочное здание «Винни и Сыновей», бережно и любовно возводимое долгие годы. Сыновья, уже начавшие было робко маячить на горизонте, теперь в ужасе бежали прочь, прикрывая опозоренные лица руками.

Винни покачал головой и отправился в изолятор.

– Здравствуй, Винни, – радостно приветствовал его Эйч. – Как наши дела?

– Отлично, – в тон ему отозвался Винни. – Лучше некуда.

– Правда?

– Конечно. Вот только обследование показало, что ты абсолютно здоров.

– Я же говорил.

– Ты прекрасно знаешь, что мы говорили не о плоскостопии. Ты здоров психически, дружище. Иными словами, ты убил Клару в здравом уме и твердой памяти. И это многое меняет.

Эйч молчал, внимательно глядя на Винни..

– Во-первых, – размеренно продолжал тот, – ты видишь меня здесь во второй и в последний раз. Далее, я лично буду на коленях умолять судью, чтобы тебе дали по полной. В третьих…

– Не надо в третьих, – перебил его Эйч. – Уходи сейчас.

– То есть?

– Я не убивал Клару. Если ты мне не веришь – уходи. Мне неприятно тебя слушать.

– Неприятно слушать? Бедный мог друг, потерпи еще минутку. Я кое что тебе объясню. Приятно тебе это или нет, но Клару убил ты, и следствие доказало это на все сто – какое сто! – на все двести процентов.

Эйч пожал плечами.

– Я любил ее. И я этого не делал.

Винни стиснул зубы.

– Может, ты не заметил? – зло бросил он. – Ну, вытолкнул по рассеянности, с кем не бывает.

– Уходи, – повторил Эйч.

И Винни ушел, хлопнув дверью.

Глава 5

– Не понимаю, – рассуждал он вслух, направляясь к своей машине. – Он точно это сделал, ублюдок. Нет, ну точно. Не может все так совпасть… Просто не может. Хотя, с другой стороны, не мог он этого сделать. Не мог и все тут. Черт! И как это может быть? Кто, скажите на милость, объяснит мне, как это может быть?

Он развернулся и поехал в центр. Директор центрального института судебной психиатрии оказался на месте.

– Хорошо, что вы объявились, – заявил он, крепко пожимая руку. – Не то пришлось бы мне вас разыскивать.

– Почему? – спросил Винни.

– Видите ли, – загадочно улыбнулся директор. – Не так все с вашим поэтом просто.

– Это я уже заметил, – сухо ответил Винни. – Почему и приехал. Так в чем проблема?

– Хм. Это, знаете, довольно сложно так объяснить. Вы читали «Топологию Разума» Флеминга?

Винни покачал головой.

– Нет? Жаль. Обязательно прочитайте.

– Непременно, – улыбнулся Винни. – Как только закончу «Капитал».

– Маркса? – недоверчиво уточнил директор.

– Его, родимого.

Директор несколько секунд изумленно разглядывал Винни, потом фыркнул.

– Ну разумеется, – сказал он. – Тогда я попробую объяснить на пальцах.

Он задумался, сомкнул пальцы рук и уставился на них с таким видом, будто и впрямь прикидывал, как половчее сложить их в понятную Винни фигуру.

– Так вот, – начал директор, неожиданно выходя из транса, – думаю, нет нужды убеждать вас в том, что лишь несколько вещей в мире превосходят по сложности человеческий мозг.

Винни с готовностью кивнул, но тут же спросил:

– И что же это за вещи?

Директор, по-видимому, ожидавший этого вопроса, поднял к потолку палец.

– Два человеческих мозга! – важно изрек он и расхохотался.

Винни вежливо улыбнулся.

– Два… человеческих… мозга! – стонал, стремительно багровея, директор.

Винни не выдержал и фыркнул. Директор, принявший это за согласие разделить веселье, тут же разразился очередным взрывом крайне, на взгляд Винни, нездорового хохота. Отсмеявшись, он достал из кармана платочек, тщательно вытер лицо и, осмотрев платок, бережно уложил на место.

– Ну вот, – невозмутимо продолжил он. – Существуют сотни теорий, объясняющих принципы работы мозга и столько же научных подходов к его исследованию. Разумеется, большинство из них – я имею в виду как теорию, так и практику – абсолютно искусственны, бездарны и ненаучны. Лично я выделил бы из этой массы две – от силы три – теории, имеющие некоторое право на существование.

Профессор задумчиво оглядел Винни.

– Впрочем, я не стал делать и этого, основав взамен собственную школу, принципы которой неукоснительно соблюдаются в нашей клинике, приводя, без ложной скромности, к абсолютно поразительным результатам.

Винни, по мере мимических сил, изобразил на лице восхищение. Оглядев плоды его усилий, директор кивнул.

– Тем не менее, как ученый, я не могу пройти мимо тех крупиц истины, что обронили менее удачливые коллеги.

Директор чуть заметно кивнул и продолжил.

– Одним из которых был немецкий исследователь Фридрих Браун. К сожалению, выбранный им род деятельности – а большую часть жизни он проработал патологоанатомом в дрезденской городской больнице для бедных – отложил неизгладимый отпечаток на его мировоззрение, чудовищно извратив психику и превратив одного из самых талантливых ученых двадцатого века в живодера, помешанного на механике и вивисекции. Собственно, примерно за это его в конце концов и повесили. Страшная судьба, да. Однако же, наука знает сотни таких примеров. Так вот, до последнего своего часа Браун относился к человеческому организму не как к чуду, равного которому нет в природе, а как к достаточно примитивному механизму, который можно починить, разобрать на запасные части, собрать заново или, прости господи, собрать по-другому. Говорят, один из его ассистентов сошел с ума после первой же операции, на которой ему довелось присутствовать. Впрочем, на лекциях Павлова студентки тоже падали в обморок. Но не будем отвлекаться. Помимо «Топологии» Флеминга, о котором я уже говорил, упоминания об опытах Брауна можно найти в любой приличной медицинской энциклопедии, выпущенной до 1935 года. Кстати, совершенно прелестное эссе о нем есть у Борхеса.

– Так вот. После нескольких лет неустанных экспериментов человеческий мозг оказался личным врагом Брауна: это была единственная деталь человеческого организма, отказывавшаяся работать посмертно. Очень скоро Брауна вообще перестало интересовать в человеке все что не было мозгом.

Директор подозрительно взглянул на Винни.

– Вы следите за моей мыслью? – осведомился он.

Винни поспешно кивнул.

– Отлично, – сухо заметил директор, – а то мне было показалось, что вы заснули.

– Ну что вы! – запротестовал Винни. – Мне очень интересно. Очень.

– Не сомневаюсь, – отрезал директор и продолжил: – Исследуя человеческий мозг Браун, разумеется, также придерживался сугубо механистического подхода. Для начала он, пользуясь его терминологией, «отделял зерна от плевел», то есть попросту изымал мозг из черепной коробки и утилизировал все остальное. Потом – препарировал мозг, помещал в питательную среду и буквально нашпиговывал электродами, превращая в эдакое жутковатое подобие иголочной подушки.

Директор передернул плечами.

– Каждый электрод, по Брауну, мог либо подавать мозгу входной сигнал, либо снимать выходной. Под входными сигналами Браун понимал нервные импульсы, поступающие в мозг от органов чувств, а также сигналы с участков мозгов, отвечающих за ассоциативное мышление, воображение, память и так далее. Выходам соответствовали…

Директор усмехнулся.

– С выходами у него возникли проблемы. Во-первых, их было на порядок меньше, чем входов. Во-вторых, сам Браун затруднялся объяснить, что тот или иной из них значит. Он потратил десять лет на то, чтобы это выяснить, и знаете что?

Винни с готовностью помотал головой.

– И результаты его работ были утеряны!

Директор шумно вздохнул.

– Это может понять только ученый. Десятилетия напряженной работы, сотни экспериментов, тысячи неудач – и все впустую.

Он повесил голову, но тут же ее поднял. Его глаза сверкали.

– Почти впустую! – победоносно объявил он. – Ибо остались его несравненные… Гениальные! Шедевральные! Графики памяти.

Директор взглянул на часы и нахмурился:

– Однако… Тогда, если позволите, я уже вкратце… Брауну удалось показать, что мозг хранит совершенно невероятное количество дополнительной – так сказать, служебной – информации, в том числе – записи, или логи, своей активности в прошлом. Воздействуя на определенный участок мозга заданной последовательностью электрических импульсов, Брауну удалось получить ответ, содержащий в себе эту служебную информацию. Браун уверял, что получил выходной сигнал, содержащий – в зашифрованном, разумеется, виде, – записи о всех действиях, совершенных мозгом: полученные входные сигналы, использованные связи, выработанные ответы. Иными словами, полностью восстановил последовательность внешних событий так, как их воспринял мозг. Более того, меняя последовательность входных импульсов, он сумел указывать мозгу интересующий его момент в прошлом с точностью до минуты. И, самое потрясающее, сумел доказать это.

– Вы хотите сказать, что это работает? – с изумлением переспросил Винни.

– Несомненно, – важно кивнул директор.

– То есть, вы можете заставить мозг любого человека выдать все, что происходило в опеределнный период времени?

– Нет, – сдержанно отозвался директор, – не могу. Во-первых, метод Брауна требует использовать импульсы такой силы, которой живой мозг просто не выдержит. Сгорит. А, во-вторых, большая часть работы утеряна. Мы все равно не сумели бы расшифровать полученную информацию.

– А… зачем же вы мне об этом рассказываете? – слегка растерялся Винни.

– Затем, – директор важно поднял вверх палец, – что кое-что мы все-таки можем. Мы знаем точку, на которую следует воздействовать, и знаем, как задавать интересующее нас время. Единственное, чего мы не знаем, это как расшифровать ответ.

– И?

– И это лучше, чем ничего. Настолько лучше, что широко используется на практике многими… Не буду говорить кем. Разумеется, о том, чтобы использовать результаты на суде в качестве доказательства, не может идти и речи. Но для общего, так сказать, развития и внутреннего пользования, метод подходит идеально.

– Подождите, вы же говорили, на живом человеке это не работает. Или вы хотите…

Директор вздернул подбородок.

– Вы с ума сошли. Я врач. Можно использовать импульсы меньшей силы. Разумеется, ответ будет содержать больше шумов, но, поскольку мы все равно не можем его расшифровать, оно и неважно.

– Но, – начал Винни, – я не понимаю… Зачем нам ответ, которого мы не можем понять?

Директор снисходительно улыбнулся.

– Только для того, – важно сообщил он, – чтобы выяснить, есть он вообще или нет.

– Ответ?

– Ответ.

Директор сочувственно улыбнулся.

– На самом деле, все просто. Мы последовательно нагружаем мозг испытуемого импульсами, каждый из которых соответствует какому-то моменту в прошлом, и измеряем силу ответа. После чего, собственно, строим график. Просто, как все гениальное. В моменты времени, когда мозг испытывал нагрузку, отличную от обычной, на графике будет весьма заметный всплеск. Или… – директор запнулся. – Столь же заметный спад.

– Спад? – удивился Винни.

– Ну да. Обычно они соответствуют периодам сна, но могут также говорить и о тяжелом психическом заболевании.

Винни молча ждал продолжения.

– В общем, чтобы не ходить вокруг да около… Забывчивость вашего клиента кое-что мне напомнила, и я…

– Да? – сказал Винни.

– И я построил для него график памяти на день убийства.

– И?

– И ничего. Точнее, почти ничего. Почти ничего в день убийства в период с семи вечера до половины восьмого. Выходной сигнал практически на нуле. Это означает, что он либо спал, либо…

– Либо?

– Либо, – продолжил директор, – бодрствовал, но его мозг выполнял меньше функций, чем обычно.

– То есть?

– Это возможно, если, например, кто-то другой взял на себя часть функций мозга. Например, принятие решений. Мозгу, соответственно, оставалось лишь выполнять команды. Вероятно, чужие команды.

– Чьи? – выдохнул Винни.

– Откуда же я знаю? – удивился директор.

– Но как это возможно практически? – спросил Винни. – Гипноз? Внушение? Нейропрограммирование?

Директор пожал плечами.

– Способы воздействия на человеческое сознание существовали и оттачивались веками. Инстинкты и наркотики, наследственность и воспитание, религия и общественное мнение. Привычки, наконец – все это тоже позволяет вам действовать, практически не принимая решений.

– Но это же все меняет! – оживился Винни.