Несколько слов о кризисе. Один из аспектов нашего бытия – это развитие. Если развитие прекращается, к 37–40 годам неизбежно настигает тоска, дни становятся похожими один на другой, становится очень скучно жить (конечно, все приводимые цифры носят характер версии и гипотезы).
Первый кризис может случиться в 20 лет. К 20 годам у человека вырабатываются какие-то связи, представления, и этот процесс заканчивается. Не все работают на творческой работе, где всё постоянно меняется, большинство существует в русле известного алгоритма. И когда этот алгоритм усвоен – наступает ступор. Жизнь превращается в быт.
Чтобы вывести человека из этого ступора, на некоторых тренингах пропагандируют необходимость все менять раз в 4 года: жену, детей, работу. Но при таком подходе вопрос о выходе из ступора не решается, так как человек остается функционировать все в той же эгоистической парадигме.
Подробнее о ступоре и о выходе из него в контексте темы общения с детьми см. в главе «От страдания к развитию и выходу из скорлупы (подробнее – о понимании "на кончиках пальцев")» из 2-й части статьи «Преодоление зависимого поведения»,
http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2068/).
В общих чертах о ступоре и о выходе из него см. в цикле бесед «Искра жизни: свет, сумерки, тьма»:
2. Мозг. Угасание в 37–40 лет. Эгоизм и тупик. Неутраченное внимание к совести, к ближним и к миру как возможность развития.
3. Мозг, угасание в 37–40. Только – любимое дело, а потом – тошно. Что-то большее, чем твои интересы. Благотворительность.
Есть прекрасная статья протоиерея Владимира Воробьева «Покаяние, исповедь, духовное руководство», в которой он рассматривает отношения в церковной среде. Когда люди только приходят, начинается бурное покаяние, слезы, им нравится молиться, а потом жизнь становится бытом, возвращаются какие-то мелкие страсти, вроде и хочется быть чадом известного духовника, но радость куда-то уходит. Они не спорят, просто стоят на своем. И для 90 % людей в нашей церкви духовная жизнь заканчивается через несколько лет.
См. подробнее мысли протоиерея Владимира Воробьева и комментарии к ним в беседе второй цикла «Горение сердца». Беседы также представлены в виде текста (расширенного по отношению к ним), имеющего то же название,
http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1789/.
Также – в главе «Преодолеть порог возможностей» из первой части статьи «Духовное руководство: духовник и его слово в картине мира человека»,
http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2124/.
Потому что, выражаясь применительно к теме данной статьи, нет возможности ту самую доминанту на лицо другого проявить в церковной жизни. Сделать шаг вперед, пересмотреть собственные представления и что-то изменить в себе. И эта первая критическая отметка часто совпадает с рождением первых детей. Пеленки, крики, новый опыт. Человек был готов захлопнуться в своей капсуле, в изоляции, предаться удовольствиям (растянуться перед телевизором с пивом), а ребенок вырывает из этих режимов. Люди вынуждены стремительно развиваться, вырабатывать в себе новые нейронные связи. Как правило, ребенок вырастает, жизнь снова становится бытом, входит в привычную колею.
И следующий кризис – 37–40 лет, как отмечает Михаил Зощенко в книге «Возвращенная молодость». Он пишет, что самые большие ученые к 40 годам сходили с дистанции. Приводил пример химика Дэви, который открыл несколько элементов из таблицы Менделеева, научную деятельность которого в 33 года оборвалась. Еще один ученый, известный химик в 35 лет писал друзьям: «…Не будь я женат и не имей я троих детей – порция синильной кислоты была бы мне приятнее, чем жизнь…» (основные открытия он сделал до 37 лет).
Многим людям действительно тошно жить после этого срока. Можно этот кризис сопоставить с учением академика Ухтомского. Он использует термин – двойник. Опыт действительно нужен, но Ухтомский подчеркивает, что опыт не должен заслонить эти вновь вытекающие реальности. Ну и нам кажется удобным сделать так, как мы хотим. Мы всему уже дали ярлыки, все определили, это нужно, а это – нет, это вкусно, а это – противно, и между нами и внешним миром вырастает стена собственных представлений, через которую пробиться практически невозможно. Даже если к нам обратится мудрец, мы будем не готовы его слушать.
См. подробнее в статье «Идеи академика А. А. Ухтомского в адаптированном для современного читателя виде в лекциях и текстах иеромонаха Прокопия (Пащенко)»,
http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/.
Так, на студенческих днях рождениях дома не хватает места, чтобы принять всех гостей. Потом потихоньку люди отсеиваются. Стоит поругаться или услышать хоть малейший намек на замечание – и близкого друга в следующий раз никто не пригласит. Так постепенно семья отсекает связи и начинает жить в своей капсуле. И поэтому, кстати, христианские авторы и говорят, что христианская семья (хоть свое семейное пространство и необходимо) не должна замыкаться только в себе. Мы должны учиться раздавать дальше любовь и радость, которые мы испытали.
А в 37–40 лет (цифра гипотетическая) этот кризис доходит до такого масштаба, что человек никаких перспектив уже особо не видит. Никаких выходов. Они есть – рядом с ним неистощимая в своем разнообразии жизнь, просто она от него закрыта собственными моделями, концепциями, эгоизмом, гордыней, самомнением (что он прочитал целых 20 книжек, и все знает).
Одной учительнице подарили замечательную книжку Фаддея Успенского «Записки по дидактике» – одно из лучших произведений по педагогике. Он пишет, каким должен быть учитель и как выстраивать общение с детьми. А учительница – обиделась: «Вы считаете, что я плохо преподаю?!» Хотя книжка – глубочайший опыт!
Так кризис 37–40 лет совпадает с периодом нестабильности наших детей. 17–20 лет – это первые приводы в полицию, внебрачные беременности, отчисления из института, правонарушения, зависимости… А у родителей наконец куплен новый диван, в холодильнике – шпикачки, в каталоге – миллион часов видео и боев без правил, даже майка куплена, чтобы кетчупом заляпывать, и вдруг… Грозит тюремный срок – 8 лет твоему ненаглядному чаду. Надо вставать с дивана, надевать костюмчик, решать вопросы, бегать, суетиться. И хотя это страшно – это вырывает людей из трясины, в которую они попали.
У одного духовного автора есть мысль: если не хочешь страдать, либо не греши, либо, согрешив, кайся, либо всегда смиряйся.
Многие не понимают, что такое смирение. Все считают, что смирение – это какое-то раболепство. Недавно вышла на русском языке книга Рэй Далио «Принципы», где один из богатейших людей мира, один из 100 самых влиятельных людей пишет, что ему понадобилось много лет, чтобы прийти к смирению. Однажды в период одного из экономических кризисов в США он сделал по телевидению громкое заявление. Сказал, что знает, как устроен рынок, и потому твердо заявляет, что дно кризиса еще не достигнуто, то есть, что кризис будет продолжаться. В результате того, что прогноз, озвученный во всеуслышание и с такой уверенностью не подтвердился, запустилась череда событий. Далио потерял почти все свои сбережения, от него ушли многие из его коллег. Он понял, что, идя по жизни, нужно смиряться.
У тебя есть своё мнение, тебе кажется, что оно идеально верное, но нужно своё мнение учиться постоянно сопоставлять с реальностью. Вот намёк на доминанту.
И если родители раньше были в своей капсуле, то они начинают активно искать выход. Так и больной после операции, так лежать – больно, так – тоже больно, и он находит какое-то положение, где не больно, и пытается в этом режиме уже лежать дальше. В центре «Сапёрный», где у нас проходили лекции «Горение сердца», я встречал самых счастливых родителей. Они прошли огонь, воду и медные трубы, но такой теплоты в общении я не видел никогда. Даже трудно представить, что они пережили, пройдя настоящий ад: тюремные сроки у детей, их срывы в наркотизацию. Но в результате этот кризис (святитель Николай Сербский считает, что если заменять слово «кризис» словами «суд Божий», то все будет понятно[84]) выявил то, чем люди действительно жили. Если никаких основ сформировано не было, кризис обнажает внутреннюю пустоту и неготовность к каким-то значимым поступкам. И кризис не закончится, пока человек не усвоит урок. И эти родители, пройдя весь этот путь, всю цепочку, понимают, что человек – это нечто более сложное. И тогда начинается новый этап развития.
Есть еще одна замечательная статья протоиерея Федора Бородина «Как вырастить счастливого ребенка»[85], в которой, помимо прочего, он рассказывает про одну супружескую пару, которая сознательно отказалась от детей. По словам человека, знавшего их (который и поведал о. Феодору об этой паре), в их квартире обстановка была такая, что больше получаса он не мог в ней находиться. [Впрочем, можно предположить, что если супружеской паре дети не даются по Промыслу Божию, этой паре Господь даст другую возможность развития].
И обратите внимание, в дальнейшем, когда начинаются первые признаки старческого маразма, это совпадет с необходимыми заботами о внуках. Только дети встали на ноги, хотелось расслабиться и отдохнуть – как пошли внуки. И ты опять не можешь впасть в спячку. Нам кажется, что жизнь начнется, когда мы всё в этой жизни определим и выстроим по нашему лекалу, но мы не понимаем, что это и станет точкой смерти. Развитие уйдет.
Данная глава является расшифровкой (несколько дополненной) лекции 2h цикла «Проблема отклоняющегося поведения: родственникам, родителям, педагогам». В данной части ставится вопрос об условиях, на основании которых может произойти «расширение» личности подростка, его уход от зависимого поведения (криминального образа жизни и прочих форм отклоняющегося поведения) и его обращение к «конструктиву».
Акцент в данной части делается на описании некоторых принципов работы центра свт. Василия Великого, доказавших свою эффективность (центр занимается социальной адаптацией подростков, находящихся в конфликте с законом; подавляющим большинством воспитанников центра, прошедших реабилитацию, не было совершено повторное преступление). Принципы центра носят универсальный характер и могут быть взяты на вооружение не только педагогами и социальными работниками, но и родителями, чьи дети (вроде, как бы) и не были замечены в реализации различных форм отклоняющегося поведения или криминальных деяний.
Первые две главы («Неуправляемое состояние и "аддиктивная личность"», «Иммунитет к зависимому поведению и религиозная картина мира») являются ответом на вопрос о зависимом поведении и неуправляемом состоянии, заданным одним из слушателей. Некоторые развернутые цитаты даются в сносках.
Во время перерыва прозвучал вопрос про неуправляемое состояние. В современной психологии есть такое представление, как аддиктивная система или, иными словами, аддиктивная личность… Современная психология в принципе пришла к тому, о чем давно писали святые отцы. В частности, что все страсти связаны друг с другом, и произвольное подчинение одной (когда ты по страсти добровольно совершаешь какой-то поступок), порабощает тебя всеми прочими страстями.
С точки зрения этой модели, нет социально приемлемых зависимостей. Сейчас говорят: «Уж пусть лучше играет, чем где-то шастает». Но вход в измененное состояние сознания (не важно на почве какой зависимости) рождает формирование склонности к возвращению в подобное состояние. А закрепившаяся склонность способна прорваться в иные, более агрессивные, чем компьютерные «посиделки» занятия.
См. подробнее главу «Аддиктивная личность / Аддиктивная система / Аддиктивный механизм» из части четвертой статьи «Обращение к полноте: Становление личности как путь преодоления зависимого поведения»,
http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1896/
Аддиктивную систему можно представить в виде некого резервуара. Человек, например, покурил марихуану или поиграл. Опять же, в играх нет ничего страшного, если они преследуют определенную цель, например, существуют обучающие игры с детьми. Страшно, когда игра становиться самоцелью, когда играют ради игры. Так у человека постепенно усиливаются предпосылки к формированию аддиктивной системы. Страсть, как наполняющийся из разных источников резервуар, постепенно усиливается, разрастается, питаясь ручейками, которые стекаются с разных сторон в центр. И это состояние измененного сознания стремится выплеснуться во вне.
Профессор Ц.П. Короленко и академик Н.В. Дмитриева отмечают, что религиозное переживание – мощный барьер к формированию аддиктивного поведения. «Религиозное чувство, – пишут они, – драйв любознательности и творчества лежат в основе духовного развития, творческого роста, самовыражения, познания себя и окружающего мира и, таким образом, в идеале препятствуют возможности выбора аддиктивного пути»[86]. [Помимо прочего, можно сказать, что через призму религиозного переживания человек воспринимает свою аддикцию как нечто примитивное].
Если человек не пытается победить в себе аддиктивную личность, то стремление выплеснуть во вне состояние измененного сознания может реализоваться по-разному: кто-то ударит другого, кто-то разобьет молотком вазу или телевизор. Все зависит от фантазии и наличия свободных средств.
В принципе в целом смысл христианского учения – преодолеть ветхого человека и стать новым. Преподобный Макарий Великий в своих духовных наставлениях поясняет, что древняя злоба, войдя в человека, сформировала внутри него человека ветхого, у которого тоже есть глаза, руки, ноги, но эти глаза ищут повода для греха, а руки и ноги – стремятся делать зло[87]. Как писал один наркозависимый: «Весь организм как придаток. Ноги – чтобы пойти за кайфом, голова – чтобы придумать, где достать деньги, руки – чтобы шприц держать»[88].
Соответственно, проблему невозможно решить просто через отказ от вещества. Человек, борющийся с алкогольной зависимостью, если не одолел аддикта внутри, еще не стал трезвым, даже если и перестал пить. Здесь в качестве аналогии можно упомянуть один эпизод из книги Пелевина «Чапаев и пустота». В ней, помимо прочего, рассказывалось, как один профессор по заказу бандитов перевел на доступный для них язык мысли Ницше с помощью следующего образа: «внутреннего мента грохнуть надо».
То есть аддикт, переставший пить, но не преодолевший «аддикта внутри», не становится трезвым, его можно считать «аддиктом без реализации».
См. главу «Отказываются ли люди, включенные в программу ЗМТ от своего наркотика и снижают ли они дозу метадона?» из первой части статьи «Подсадить нельзя вылечить?»,
http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1423/
Аддикт внутри может существовать и без алкоголя. Профессор Ц.П. Короленко ввел в мировую науку термин «аддикт без реализации». Человек, у которого просто забрали алкоголь, не становится новым человеком, а стремится выплеснуть свое аддиктивное состояние в каком-то альтернативном направлении, и здесь даже сами сеансы психоанализа могут стать иной формой зависимости. Человека все «достало», ему все тошно, но он приходит раз в неделю, рассказывает, что ему приснилось, и вовлеченность в сам процесс воспринимает как какое-то движение.
Здесь можно привести слова Виктора Франкла насчет того, что многие пациенты страдают «от отсутствия содержания и цели в жизни». Сами психоаналитики признают, что «такое положение дел объясняет многие случаи "бесконечного психоанализа", поскольку лечение на кушетке становится единственным содержанием жизни»[89].
О проекте
О подписке
Другие проекты