Цитаты из книг автора «Иэн Бэнкс»

Глаза пробегали по строчкам, но текст был сухой, скучный, крайне заумный, смысл скользил по поверхности сознания, словно капли влаги по коже плеча, смазанной маслом для загара.

любое место, в котором есть хоть что-то сносное, с течением времени вызывает ностальгические чувства, потому что память сохраняет хорошее и отбрасывает плохое.

Уверяю тебя, милый мой, – процедил Слейтер сквозь зубы, – если он ежедневно в течение получаса загружает башку дерьмом, то и от его убеждений будет вонять за милю, разве не так?

Знай свои сильные стороны, не нападай на превосходящую силу. Таков был его философский принцип, военная философия. К этому, пожалуй, можно было бы добавить признание того обстоятельства, что жизнь абсурдна, несправедлива и – в конечном счете – бессмысленна.

А при таком раскладе – да кто вообще сказал, что они психи, если поступают не так, как следовало бы по мнению какого-нибудь Джона Смита? Думай они, как Джон Смит, ну и были бы этими Джонами Смитами, а все радости жизни достались бы кому-нибудь другому.

Я всегда считал, что люди голосуют за новое правительство не потому, что поддерживают его курс, а только из-за жажды новизны. Им кажется, что новое – это всегда лучшее. Да люди вообще тупые, но тут-то умственные способности и ни при чем, это скорее дело настроения, минутной прихоти, нежели умения взвешивать «за» и «против».

Теперь я понимаю, что против воды не устоишь; вода в любом случае возьмет верх – не подмывом, так просачиванием, в час по чайной ложке. Единственное, что можно сделать, – это на какое-то время преградить ей путь, отвести в сторону, ненадолго принудить ее к тому, чего она совсем не хочет. Все удовольствие – в утонченности компромисса между тем, куда вода желает течь сама (под влиянием силы тяжести и рельефа местности), и тем, чего хотите от нее вы.

Наверно, кабинет скрывает какую-нибудь тайну. Отец и сам не раз на это намекал – туманно, конечно, лишь для того, чтобы меня раззадорить, чтобы я мучился догадками, чтобы он знал, что я хочу спросить. Разумеется, я не спрашиваю, поскольку внятного ответа все равно не получу. Если он что-нибудь и ответит, то наврет с три короба, потому что, если скажет правду, тайна перестанет быть тайной, а он, как и я, чувствует, что чем дальше, тем больше утрачивает влияние на меня, и ему это решительно не нравится. Я уже не ребенок. Только эти жалкие остатки фиктивной власти позволяют ему думать, будто он контролирует то, что считает должным отношением «отец – сын»

катехизиса было опасно. Вдобавок там изложена правда о том, кто я такой, чего я хочу и что чувствую, и было бы жутковато услышать, как о тебе говорят именно в тех выражениях, в каких ты сам думаешь о себе, когда максимально честен и несчастен, – равно как было бы унизительно услышать то, что ты сам думаешь о себе, когда полон надежд и витаешь в облаках

Уже по одной этой причине повторение