Нет, Вы не подумайте ничего плохого, я и не собирался отклоняться от выбранного маршрута, просто дал себе немного пофантазировать, что я герольд, а, может, и даже тайный посланник, выполняющий важную и секретную миссию. А, может даже, и отважный рыцарь, спешащий по делам своего сюзерена.

Фантазер? Скажите лучше болван, так будет более справедливо, хотя, наверное, слишком мягко. Представляю, какими эпитетами наградил бы меня мой отец.

Эпитетами, надо же, а ведь еще полгода назад я даже и не знал значения этого слова. Да что там значения, я самого слова-то такого не знал.

Да, извините, господин Милл И’Усс, я несколько увлекся. Как я сказал, с самого начала все пошло не совсем так, как должно было. Прежде всего эти купцы. Ну ладно они были бы только скупы, при их-то профессии это неудивительно, но быть к тому же еще и такими глупцами и трусами?

Извольте объясню. Они изначально отказались от профессионального конвоя. Согласен, штука несколько дорогая, хотя если учесть, сколько они потеряли…

Далее они наняли в проводники людей, вид которых лично мне с первого взгляда показался подозрительным. И как бы Вы ни называли меня плохим физиономистом, я не удивлюсь, если узнаю, что они были заодно с напавшими на нас бандитами.

А что, неплохой бизнес – сдавать по пути глуповатых купцов. Я это придумал, когда сидел взаперти у этих самых разбойников. Думаете, я неправ? Ну Вам, конечно, виднее.

Ну и, наконец, сами они оказались самыми настоящими трусами. Я имею в виду купцов, конечно. К тому времени как разбойники повязали всю охрану и уложили меня, от наших купцов простыл и след.

Я помню, меня закинули на лошадь, словно какую-то тряпичную куклу, потом я несколько раз терял сознание, приходил в себя и видел только петляющую дорогу, снова терял сознание, пока это все, наконец, не кончилось.

Так я оказался в самом настоящем разбойничьем лагере. Не будь мое появление в нем столь экстремальным, мне бы это показалось даже забавным, но не в этот раз. Меня обобрали до нитки, сняли с меня сюртук, допросили и заперли в яме. Надо отдать должное, меня попытались накормить, но мне хотелось только пить. А от еды меня тошнило.

Они не настаивали, влили в меня какой-то гадости, от которой боль ушла, а взамен ей пришел сон без сновидений. Но по крайней мере я не чувствовал больше ни боли, ни тошноты.

А затем все как в старинных балладах, появились Вы и с величественным видом высвободили меня из этого плена. Ещё мгновение, и мне вернули все мои вещи, в карманах лежали письма, несколько помятые, но целехонькие. Мне бы стоило, конечно, показать их Вам, но голова еще не совсем хорошо соображала от удара, да к тому же события развивались довольно стремительно.

Вы вручили мне письмо для барона Гарди, небольшой сверток, дали провожатого, хлопнули по плечу, и я отправился в путь.

На самом выезде нас окликнула атаманша, которая напутствовала моему провожатому как лучше ехать и велела оберегать меня. Меня, который лет на пять старше него самого. Затем внимательно посмотрела мне в глаза и произнесла: «А ведь ты не совсем здоров, милок», взялась за мою голову своими холодными ладонями, посмотрела ласково в глаза, щелкнула по носу, и я вдруг понял, что так хорошо я никогда себя не чувствовал.

«Что, лучше? – засмеялась она. – Знаю, что лучше. Услуга за услугу, передай этот флакончик барону Гарди, скажи от девы, чей портрет висит в его спальне, и попроси за этот флакончик оградить от нескромных глаз этот самый портрет. А еще лучше вообще убрать его с глаз, если только он не может совсем его уничтожить».

Потом она кивнула моему провожатому, и мы тронулись в путь. Странная это была дорога, почти все время узкими тропами, молча. За все путешествие мы едва обмолвились парой десятков слов, я было думал, что мой напарник вообще немой. По крайней мере изъясняться он привык больше жестами. Я даже имя его не узнал. Только один раз за все время, что мы были в пути, нам удалось поспать на сеновале и поесть горячей пищи. Это когда мы заночевали в каком-то лесном домике, хозяин которого сам был похож на какое-то лесное существо, а не на человека. Там мы всласть выспались и наелись и снова отправились в путь.

Оставил он меня следующим вечером у трактира на землях барона Вольса со странным название «Единорог», на вывеске которого была изображена толстая корова с одним рогом. Пошептавшись о чем-то с трактирщиком, он объявил, что на этом его миссия окончена, а поутру мне следует направляться на запад в сторону замка, который и есть Вольс. Далее по тракту от замка я и попаду в Шуаси, ну а дальше найдутся добрые люди, которые подскажут дорогу.

Не говоря больше ни слова, он развернул лошадь и был таков.

Трактирщик заставил показать меня все мои бумаги и, прочитав их, объявил, что с ними я могу свободно перемещаться по графству, не опасаясь ничего, после отправил меня на кухню, где меня накормили и уложили спать.

Утром я направился к замку, памятуя, что где-то там находится искомое дерево. Дерево-то я нашел без труда, местность, благо, была уже знакома, а вот дупло я искал очень долго и когда спустился вниз, то оказалось, что там меня уже ожидает лейтенант личной охраны госпожи графини.

Когда он вежливо поинтересовался, что я делаю на дереве, я не нашел ничего лучшего как ляпнуть, что решил немного поразмяться и поискать птичьих гнезд.

Вот-вот, лейтенант тоже выразил сомнение, что я могу в это время найти что-нибудь в гнездах. Потом внимательно на меня посмотрел и неожиданно для меня спросил о Вашем здоровье. Я было обрадовался, что меня узнали, и вроде проблемы как бы решатся сами собой, помня, как Вас все уважали. Но не тут-то было. Прочитав предъявленные ему бумаги, лейтенант предложил мне следовать за ним, предупредив, что будет со мной, если я попытаюсь сбежать.

Дорога до замка не заняла много времени, и я, к своему удивлению, предстал перед светлыми очами госпожи графини. Она выразила свое удивление моим появлением, но знаете сударь, мне показалось, что она ничуть не удивлена. Я даже подумал, может, это ее трактирщик предупредил, опять же зачем это ему.

Когда я передал ей письмо от Вас, она очень долго его читала, поминутно меняясь в лице, вот тогда я по-настоящему испугался и вспомнил все те страшные вещи, какие про нее говорили.

Ну на вроде того, что в подземельях замка находятся страшные казематы, в которых томятся все неугодные ей люди. Ну там еще вроде как пыточная камера, короче всякие страсти.

Прочитав письмо, она пригласила лейтенанта, с которым очень долго о чем-то вполголоса разговаривала. Затем позвонила в колокольчик и прибежавшим слугам повелела меня отмыть, поскольку от меня, так сказать, неприятно пахнет. Можно подумать, я какой вельможа.

Меня действительно отмыли и одели в чистое, но при этом отобрали все вещи, которые у меня были. В том числе и Ваше письмо к господину Гарди и сверток, который я всегда носил за пазухой.

После этого меня привели в маленькую комнатку, где сидели два здоровенных дознавателя. Я их как увидел, так сразу от страха весь вспотел. Они стали по очереди на меня орать, угрожать всякими пытками и даже разложили на столе какие-то страшные предметы, которые, по их словам, неплохо развязывают языки даже у прожженных бандитов, а не только у таких сопляков, как я. Честно говоря, я так перепугался, что вообще перестал что-либо соображать, только икал и все время потел.

Нет-нет, меня не пытали. К счастью, дальше встряхивания за грудки дело не двинулось. Так ничего от меня и не добившись, они посадили меня на лавку, дали кувшин с водой, который я так весь и выпил.

Дождавшись, когда я успокоился, они вдруг начали со мной говорить нормальным тоном, называть ласково дружок, хлопать по плечу, говорить какой я крепкий малый. Не знаю, что они от меня хотели услышать в ответ, я единственно твердил, что путешествую по делам господина Милл И’Усса, о чем свидетельствуют отобранные у меня бумаги.

Они вроде как закивали, мол, понятно все. И вдруг выкладывают на стол Ваш сверток, разворачивают его, а там…

Честно говоря, я и не понял сначала, что там такое. Так они в два голоса разъяснили. Это, говорят, такая штука, которую в простонародье называют «амулет». И не просто амулет, а атрибут черной магии, за который меня при желании можно сжечь на костре или, по меньшей мере, затравить собаками.

Вот тогда я, сударь, испугался очень сильно. Вы уж простите, но я как рассуждал: никто меня не может осудить, если я выполнял волю своего господина, на то он мой господин и есть, даже если у меня в кармане лежит вольная. Но вот быть обвиненным в колдовстве… тут я смалодушничал. Чего уж там, мне бы молчать или сказать, что знать ничего про эту вещь не знаю, так нет, я признался, что вместе с письмом должен был передать эту штуку барону Гарди и флакончик с жидкостью тоже, он как раз взял его в руки, дознаватель в смысле.

Они переглянулись между собой, позадавали еще немного мне вопросы, для чего эти вещи были нужны барону, как он их собирался использовать. Я на это только пожал плечами. Я ведь и взаправду ничего этого не знал. Да они сильно и не настаивали, назвали меня курьером, закрыли в каком-то каменном сыром и очень холодном помещении, напоследок пообещав, если я ничего больше не вспомню, наутро подвесить меня на дыбу и вогнать раскаленный прут в… Ну, Вы понимаете куда.

Да нет, ничего этого они не сделали. Но ночь я провел не очень хорошо.

Утром меня отвели к графине, которая несколько рассердилась, что ночь я провел в этой камере, и холодно сказала дознавателям, что ее совершенно не интересует тот бред, который тут написан. А выяснить они были должны совершенно не это, а за чрезмерное усердие им самим придется пару ночей провести в этой камере. Короче, она их прогнала, но пригрозила мне, что сама во всем разберется, и потом уж всем несдобровать. После этого меня накормили и отвели в комнату, где была мягкая постель, в которую я и завалился.