Часть III Студент

Студент

Милый Милиус, если бы только знал, как меня порадовала твоя маленькая записка. И даже дело не в том, что это были замечательные стихи, а они как всегда замечательные. Просто очень отрадно, что на свете есть человек, который думает обо мне, переживает и, я уверена, искренне любит меня. Не каждая женщина может похвастаться, что ей посвящают стихи, настоящие стихи, и это очень согревает мое сердце, когда уныние вдруг подбирается очень близко. Спасибо тебе.

Я хотела бы, чтобы ты знал – с «вольной жизнью» покончено, я уезжаю из этих мест надолго. Хочу начать новую жизнь и для этого решила выйти замуж. Думаю, ты удивлен. Можешь быть уверен, я удивлена не меньше твоего, но что ты хочешь, я была растерянна, немного напугана после того, что произошло на моей поляне. Я не смогла помочь людям, которые мне доверяли, и это очень гнетет меня, но я смогла выскользнуть из того кольца, которым нас обложили. Поэтому не беспокойся. Со мною все в порядке. Я попытаюсь начать новую жизнь на новом месте. Как все устроится, обязательно дам знать.

Кирия.

Милиус еще раз перечитал записку, аккуратно сложил ее и спрятал в нагрудный карман.

– Могла бы, по крайней мере, написать чуть подробнее, – пробурчал он себе под нос и, подумав немного, продолжил, – а, может, и не могла. Ладно, никуда она не денется, этот мир слишком мал для того, чтобы мы могли потеряться в нем. А вот что, интересно, случилось с Роном?

Действительно, уже больше месяца как сей молодой человек уехал по поручению Мила и уже должен был бы вернуться, но от него, как говорится, «не было ни слуха ни духа». Это несколько тревожило Мила, поскольку он чувствовал некоторую ответственность за судьбу этого мальчишки, чья дорога так тесно переплелась с его.

– Хорошо, – произнес вслух Мил, – если до конца этой неделе он не появится, я попробую разыскать его сам, даже если для этого мне понадобится проделать весь его путь. Ну не мог же я забыть все то, что мне преподавали лучшие следопыты Долины.

Не успел Мил произнести эти слова, как в комнату настойчиво постучались.

– Кто бы это мог быть, – удивился он и поспешил ее открыть.

– Сюрприз! – произнесла стоящая на пороге женщина под густой вуалью.

– Графиня? – изумленно произнес Мил. – Диана?

– А ты ждал еще кого-то, мой милый бард? – насмешливо произнесла графиня Шуаси, откидывая вуаль. – Ты позволишь мне войти? Или мы так и будем стоять на пороге?

– Да, конечно, – Мил отступил в сторону и, обведя рукой свое жилище, выспренно произнес, – добро пожаловать в жилище студента старейшего университета Ловерии, где удостоились учиться лучшие умы современности, такие как…

– Какое убожество, – сморщила нос графиня, входя в комнату и цепким женским взглядом оглядывая помещение. – Как тут можно жить?

– Вполне комфортное жилище, – обиделся Мил. – Между прочим, кое-кто так меня задержал в замке, что даже эта комната далась мне с большим трудом, поскольку в это время снять жилье можно уже только на окраине города в получасе ходьбы от университета. Мне пришлось ее буквально перекупать по бешеной цене.

– Но как ты тут помещаешься, ты тут и спишь, и работаешь, и принимаешь гостей?

– Тебе она кажется маловатой? Понятное дело, это не графские хоромы, но спешу тебя уверить, на самом-то деле в таких комнатах обычно живут по двое, а то и по трое студентов, ну, конечно, если они не дети вельмож или по крайней мере купцов. А для бастардов эта комната в самый раз.

– Ужасно, – покачала головой графиня, – но я не могу появляться в таких трущобах.

– Ну какие это трущобы, – примирительно произнес Мил, целуя ее руку.

– Наконец-то догадался, – фыркнула графиня. – А то мне на миг показалось, что ты мне уже не рад.

– Я не рад? Да я только что вспоминал тебя и твое обещание приехать на осенний бал. Правда, он будет только через месяц, и, конечно, я и не надеялся, что ты прибудешь сюда. Кстати, как ты нашла меня?

– Это было совсем просто, – невозмутимо произнесла графиня, внимательно осматривая каждый уголок комнаты, – мне стоило только заехать к коменданту, который, спешу тебе сказать, муж моей родственницы, про которую я как-то тебе рассказывала, и уже через несколько минут его подчиненный выложил все, что знал о тебе, в том числе и твой адрес. Так что, милый, я буду слегка за тобой приглядывать, – лукаво закончила графиня.

– Это очень мило с твоей стороны, – фыркнул Мил. – Я бы с удовольствием угостил тебя вином, но, к сожалению, мои друзья предпочитают пиво, и я, чтобы не отставать от них, пристрастился к этому напитку…

– И совершенно напрасно, мой милый, – проворковала графиня, непринужденно располагаясь на кровати Мила, – пиво – это напиток черни и никак не приличествует такой аристократической натуре, как твоя. Ну ничего, это дело поправимое.

Графиня повернула голову к дверям, хлопнула два раза в ладоши и громко крикнула:

– Эй, как там тебя? Зайди.

Рон, а это действительно был он, в дорожном сером костюме из мягкой набитой ткани, которая больше бы подходила какому-нибудь купцу, а не скромному слуге молодого барда, не поднимая глаз, вошел в комнату.

– Рон? – не сразу узнал его Мил.

– Да, господин Милл И’Усс, к Вашим услугам.

– Привет, дружище, как я рад тебя видеть, – Мил сжал его в своих объятьях, – с тобой все в порядке?

– Да, конечно, со мной все в порядке, – пробормотал тот, как-то опасливо поглядывая на графиню.

– Успеете еще поговорить, – нетерпеливо произнесла та, – бегом в гостиницу, где я остановилась, подойдешь к хозяину и потребуешь для меня две бутылки самого лучшего вина, корзину фруктов и копченостей. Да смотри, чтобы мне не пришлось тебя звать дважды.

Рон кивнул, виновато посмотрел на Мила и скрылся за дверью.

– Что ты сделала с ним? – осуждающе покачал он головой.

– Еще ничего, но пытаюсь выдрессировать для тебя слугу, а то стыдоба одна.

– Я не вельможа, Диана, и лакей мне не нужен. Мне больше по душе, когда меня сопровождает человек, которому я могу доверять.

– Ты, как всегда, говоришь вздор, мой милый. В этом мире, к сожалению, нельзя доверять почти никому, а уж тем более слугам. Лучше закрой дверь и иди ко мне, я так по тебе соскучилась…

– Кстати о твоем слуге, мне бы очень хотелось бы понять, что он делал в Вольсе, вернее, у Вольса, если быть точнее, – томно произнесла графиня, через пару десятков минут надевая платье и поворачиваясь к Милу, чтобы тот помог застегнуть на нем крючки.

– Я отправил его к Гарди, а по пути он должен был передать тебе письмо от меня.

– Да? Я в принципе так и поняла, только вот что он делал на дереве?

– На каком дереве? – удивился Мил.

– На таком огромном, в нем еще есть маленькое дупло, куда так удобно прятать записки. Ну вспоминай, Вы с Региной еще долго сидели возле этого дерева, когда она напросилась к тебе спутницей.

– Ну было там какое-то дерево, – недоуменно произнес Мил, – почему я должен был его помнить?

– Потому что в глубине кроны этого дерева есть одно очень полезное дупло.

– В котором живут пчелы, делающие неправильный мед, – фыркнул Мил, – я уже давно не верю в сказки, моя Диана.

– Может быть, – повела та плечом, – только вот в этом дупле иногда можно найти удивительные вещи.

– Да? И какие же? – безмятежно спросил Мил.

– Ну, к примеру, письмо на красивой синей бумаге, написанное изумительным по красоте шрифтом, начертать который мог только один человек.

– Ты не перепутала цвет, моя дорогая?

– Ну что ты, милый, – дрожащим от возбуждения и обиды голосом произнесла графиня, – ты можешь его прямо сейчас и посмотреть.

Она достала письмо из складок своего платья и протянула его Милу.

Тот невозмутимо взял его в руки, развернул и прочитал вслух:

Здравствуй, я осмелился написать это письмо….

Нет, не так, я не мог не написать это письмо, потому как мои чувства переполняют эмоции, справиться с которыми мне не только невозможно, более того, я просто не желаю с ними справляться, я не хочу даже пробовать сдерживать их в себе, а потому вынужден просто сидеть взаперти, чтобы ненароком не выдать их, и тем самым не скомпрометировать Вас.

Нет, не Вас, Тебя, ибо нельзя называть человека, любовь к которому просто сжигает тебя, на Вы, это неправильно, так не должно быть. «Вы» не про любовь, ей веет аристократическим снобизмом и гипертрофированным этикетом. «Ты» – ты любовь моя, моя желанная и недоступная. Еще недавно, когда мои губы касались твоих губ, я был на седьмом небе от счастья обладания твоими губами, и хоть эти поцелуи были робки и мимолетны, восторг овладевал каждой клеточкой моего тела. Мне хотелось воспарить с Вами, увести Вас туда, где никто не мог бы помешать насладиться этим чудным мгновениям поцелуя, когда Ваши самые нежные на свете губы дарили мне ласку и радость. Где никто не мог бы помешать Нам сомкнуть свои руки в объятьях, чтобы выразить ту радость обладания друг другом, которую Вы, как я надеюсь, хоть вполовину испытываете ко мне. Впрочем, я опять скатился на Вы.

Я знаю твой ответ, не говори его вслух, ибо слова могут разрушить очарование и сделать мне еще больнее. Я безумен Тобой, я знаю это без твоих слов. Но нет, это не безумство. Безумством было то время, когда я захотел тобой обладать, хотел покорить эту, как мне тогда казалось, надменную и неприступную женщину. Безумство было, когда ты, когда ты позволила мне это сделать. Вот что такое безумство. А сейчас это страсть, это неизлечимая болезнь под названием ЛЮБОВЬ. Я заболел этой сладкой и мучительной болезнью, и нет никакой надежды на выздоровление. Я болен, и я погибаю в этой страсти, и прошу тебя об одном – спаси меня…

– Ну да, это мое письмо к тебе, – недоуменно произнес Мил, поднимая глаза на графиню. – Только мне не совсем понятно, что оно делало в дупле некоего дерева.

– В каком смысле твое письмо ко мне? – растерялась графиня.

– В прямом, это письмо Рон должен был передать тебе, в храме, который как мне помнится, ты систематически посещаешь. Я только не понимаю твоего изумления, ты просила меня хоть изредка писать тебе, а когда я выполнил твою просьбу, пытаешься уличить меня в каком-то несуществующем обмане.

– Не лги мне, мой милый бард, – каким-то хищным тоном произнесла графиня.

– Вот уж и не собираюсь, – безмятежно посмотрел ей в глаза Мил. – Я никогда не говорил тебе, что я патологически честен? Иногда я укоряю в этом сам себя.

– Тогда, что это письмо делало в дупле дерева?

– Да я-то откуда знаю, это можно спросить у Рона, как только он вернется из долгого путешествия за вином.

– Думаю, что он уже вернулся и дисциплинированно ждет за дверью.

– Вот и славненько, я потом его порасспрошу, мне и самому интересен ход его действий.

– Было бы правильнее это сделать при мне, – с холодком произнесла графиня.

– Вот ещё. Уж со своим слугой я разберусь как-нибудь сам, – отрезал Мил.

– Хорошо, допускаю, что с этим письмом могло произойти недоразумение, но что ты скажешь про это письмо? – и графиня, словно фокусник, достала свернутый зеленый листок.

– А я что-то должен сказать? – удивился Мил.

– Еще бы, – разозлилась графиня.

– Это письмо написал я, и адресовано оно было совершенно другому человеку, мне очень жаль, что оно попало к тебе.

– Можно узнать имя этого человека? – хриплым голосом произнесла графиня.

– Вот уж нет. Могут у меня быть свои тайны?

– Нет, не могут, – почти прокричала графиня, – или ты сейчас говоришь мне правду, либо окончишь свои дни в одной уютной камере под замком Шуаси.

– Моя милая, я, к моему удовлетворению, не твой раб, не твой вассал. Я свободный человек, и если и ниже тебя по происхождению, то это нисколько не умаляет моих прав свободно распоряжаться своей собственной жизнью по своему усмотрению.

– Можешь мне поверить, мой дорогой, и более знатные люди находили свой последний приют в казематах Шуаси, – спокойным тоном произнесла графиня. – Я, к твоему сведению, если бы очень захотела, могла вытрясти всю правду с твоего мальчишки, но не стала этого делать в память о нашей дружбе.

В комнате повисла тишина.

– Любимый, не бросай меня, – чуть слышно прошептала графиня.

– Да я и не собирался. С чего ты вообще взяла? Выдумала себе невесть что и раздула из этого невероятную бурю, – погладил ее по щеке Мил.

– Правда?

– Ну конечно.

– И ты меня любишь?

– Но, Диана, как тебя можно не любить? Это невозможно в принципе.

– Врешь ты все, господин бард, – вздохнула она, поправляя на себе платье, – где там этот маленький негодник?

Она хлопнула в ладоши и негромко крикнула:

– Эй ты, как там тебя, Рон!

В дверь осторожно заскреблись, и Мил, подойдя к ней и открыв засов, впустил мальчугана.