Кто сотрясают твердь державы.
У вас на юге кровь бурлит
Подмыть наш северный гранит.
Вы, разбудив умы и силы
Меж лучших, может быть, людей,
Под разногласый гвалт идей
Россию вздыбите на вилы.
И русский бунт под злобный вой
Толкнёт вас к бездне гробовой.
 

XXXII

 
Привыкши лье французским мерить
Родную русскую версту,
Решил народным массам вверить,
Ты просвещённую мечту,
Налётом барским благородства
Прикрыть и варварство и скотство.
Но здесь опасней романтизм,
Чем пресловутый деспотизм.
Колодец вечности бездонный
Всех вас до срока поглотит,
Лишь дух народный разглядит,
Как царский зал качнулся тронный.
В кривой иллюзии плену
Вы потеряете страну». —
 

XXXIII

 
«Ты в риторической дуэли,
Должно быть, Пестеля поверг.
Когда ж нет плана в общем деле,
То слов напрасен фейерверк.
Программы эти, манифесты —
Всё суть бумажные протесты.
Вот только если сталь блеснёт,
Тогда настанет их черёд».
И Лунин, саблю обнажая,
Срубил огарки трех свечей.
Онегин колющих речей
Не бросил, тему продолжая,
Что хоть в них распри дух сидит,
Вопрос крестьянский всех роднит.
 

XXXIV

 
– Отмена права крепостного —
Вот непременнейшая цель.
Мечта Тургенева^[14] хромого
Да добрый пушкинский Ноэль^[15]
О том давно вещают миру,
Подчас рылеевскую лиру
Себе в подсобники беря,
Изводят кроткого царя. —
На это Лунин, улыбнувшись,
Дал изумительный ответ,
Вполне годящийся в памфлет:
Как Александровы чинуши,
Тому внимая, речь ведут,
Что баре по миру пойдут.
 

XXXV

 
Вот так в беседах вечерами,
В пылу охоты среди дня
Онегин с Луниным стирали
Оттенок скуки бытия.
Меж тем картины жизни летней
Всё неуклонней и заметней
От буйства к увяданью шли,
Страды отмеривая дни.
Тут в пику дружному союзу
Средь королевских древних зал
В балах Евгений увидал
Наталью^[16] – лунинскую музу.
Её красою поражён,
Он вспомнил блеск столичных жён.
 

XXXVI

 
Три года странствуя по свету,
Герой наш держит путь домой.
Огнём зарниц прощалось лето
С петлёй дороги столбовой.
Едва Евгений снарядился
Да в ворох мыслей погрузился —
Варшава, Вильно, Псков и вот —
У петербургских он ворот.
Где неприступная княгиня
Его похитила покой
Своей прохладой колдовской,
Чьё, как в бреду, шептал он имя.
Но помолчим пока о нём
Пред декабря суровым днём.
 

XXXVII

 
На сердце площади Сенатской,
У медной статуи Петра
В каре сомкнулся строй солдатский,
Блестят тревожно кивера.
Ценя заманчивость пролога,
Онегин, думая не много,
Решил, что взгляд со стороны
Лишён желанной глубины.
Гонимый прихотью небрежной,
Идёт он испытать судьбу.
Вдруг из саней скакнув к нему,
На полпути к войскам мятежным
Рылеев^[17] преграждает путь,
По-дружески толкая в грудь.
 

XXXVIII

 
– Евгений, милый, ты ли это?!
Ты тоже с нами в этот час?
Самодержавья песня спета!
Смотри, здесь гвардия за нас.
Сергей Петрович будет скоро,
Он наш диктатор и опора
На ниве будущих свобод,
Как Николая^[18] антипод.
Онегин криво ухмыльнулся,
Обвёл глазами строй полков:
«Рылеев, слушай, ты здоров?
Или у вас тут всяк рехнулся?
Уж коли правит Трубецкой^[19] —
Готовь свечу за упокой».
 

XXXIX

 
– Довольно скепсиса, Евгений!
Ужель брюзжать тебе не лень?
Россия много поколений
Ждала как манну этот день.
Мы свергнем путы самовластья
И проторим дорогу к счастью,
Ярём падёт у наших ног,
А слава нам сплетёт венок, —
Так пел поэт блаженный оду.
Евгений беспокойный взгляд
Метал в солдатский стройный ряд
И толпы праздного народа.
«Венок их ждёт, Рылеев прав,
Но в лентах траурных оправ», —
 

XL

 
Внутри ответствовал Онегин
С холодным разумом в ладах.
Терялось солнце в мутном небе,
Пробило полдень на часах,
Мороз прихватывал за уши
И Милорадовича^[20] слушал
Солдат восставших плотный строй.
Красноречив был их герой.
Глядел Рылеев суетливо
По разным света сторонам
И в сообразности мечтам
Вещал Онегину ревниво.
Тот хоть участливо кивал,
Себе задумчиво внимал.
 

XLI

 
С дурным предчувствием на страже,
Губу Евгений закусил.
«Постой, Кондратий, ты куда же?
Каких ещё вы ждёте сил?
Залог победы – наступленье!
К чему все эти построенья?
Смешно менять державный строй
Под миролюбия настрой.
Скажи ты мне, чего вы ждёте?
Уже над вами меч завис,
Он норовит сорваться вниз,
А вы всё грёзами живёте
И снова вязнете в речах,
Как в тайных встречах при свечах».
 

XLII

 
– Евгений, пафоса поменьше!
Не ты ль всегда нас остужал?
Тебе ведь ближе ласки женщин,
Чем ствол ружейный и кинжал, —
С прищуром отвечал Рылеев,
Глядя настойчивей и злее.
Онегин, глаз не отводя,
Смирял огонь внутри себя:
«Послушай, лирик безраздельный,
Любимец фавнов, нимф и муз,
На чём сошёлся ваш союз,
Что вы так глупо и бесцельно
Под пули ставите людей?!
Достойны ль вы своих идей?!
 

XLIII

 
Вы тяготились стариками.
Скажи, а чем вы лучше их,
Когда дрожащими руками
Солдат построили своих?!
И, замахнувшись на святое,
Вы победить решили стоя!
Ждать Трубецкого, вот так план!
Фатален ваш самообман».
– Сейчас, сейчас, – в одно мгновенье
Рылеев в холоде исчез.
Онегин поглядел окрест:
«Здесь ожиданье – преступленье,
Здесь нерешительность – беда.
Сейчас бы Лунина сюда!
 

XLIV

 
Сплотились бойкие натуры —
В них идеалы, смелость, спесь,
Но веской нет меж них фигуры,
Чтоб всех к единой цели весть.
Веков устои попирая,
Князей вождями избирают,
Как будто жил их видный князь,
Звездою лидерства гордясь», —
Примерно так судил Онегин.
Тут выстрел резкий прозвучал,
И вздох толпы обозначал,
Что оный вряд ли был безвреден,
С тем вялодейственный мятеж
Бескровный перешёл рубеж.
 

XLV

 
Сражённый в спину пулей подлой
От пистолетного огня,
Певец осанки благородной,
Пал Милорадович с коня.
Фортуна позабыла милость,
Звезда героя закатилась.
Солдат растерянных глаза
Сыновья застила слеза.
Свободы идол кровожадный,
Открывши счёт свой роковой
Бездумной бойни вековой,
Окрасил в кровь мундир парадный,
И полилась её река
С отца победного полка.
 

XLVI

 
Сгустились над восстаньем тучи,
Момент решительный настал:
Конногвардейский полк могучий
На изготовку к бою встал.
При палашах под стук копытный
Вал кавалерии элитной
На неподвижный строй летит.
Московский полк по ним палит.
Едва лишь стихли отголоски,
Рождает новый шквал огня,
Покорность духа отстраня.
Он повелительный и жёсткий
Не принимает тон властей,
И косят пули лошадей.
 

XLVII

 
Наскок отбит, и клич победный
Ряды восставших ободрил,
Но с ними только Всадник Медный
В кольце правительственных сил
Стоял один не обречённый,
И приближался вечер чёрный
Свободы тающих надежд —
Зачесть грехи её невежд.
Вот по приказу Николая
Скрипит на холоде лафет,
И генерал Сухозанет^[21]
Сигнал последний посылает:
Стреляют пушки холостым,
Но не страшит героев дым.
 

XLVIII

 
Один разящий залп картечи,
Второй и третий вслед за ним
Знак дали лающим наречьем,
Что строй гвардейский уязвим.
В каре разорванном солдаты
Стояли ужасом объяты,
Лежали россыпью тела,
Где по шеренгам смерть прошла.
И вот уж в хаосе Невою
Бежит разрозненно толпа:
Глуха, бессмысленна, слепа.
Солдат Бестужев тщетно строит,
Но залп за залпом в спину бьёт,
И ядра колют хрупкий лёд.
 

XLIX

 
Мечта хрустальная разбита,
Как льда оковы на Неве,
Брусчатка площади покрыта
Закланьем жертвенным стране.
Здесь люди, кони, сабли, ружья
Кругом разбросаны на стуже,
И коченеют позы тел
Знаменьем их трагичных дел.
Бредя сквозь сумерки, Онегин
Волной мурашек по спине
Разгром прочувствовал вполне.
Остановясь при невском бреге,
Он долго думал, как жесток
Сей вразумительный урок.
 

L

 
Прекрасно русское дворянство
В своих героях молодых.
В них нет потомственного чванства,
Им мелочность не бьёт под дых.
Они свободы идеалов
Не ждут в уступках запоздалых,
Им осторожные отцы —
Уклада ветхого жрецы.
Оковы рабства ненавидя,
Они уж дни ему сочли,
В отрыве чувства от земли
Им не дано ещё предвидеть
Сей торопливости итог.
Ведь жажда действия – их бог.
 

LI

 
Им дух Европы прагматичный
На сердце преданное лёг,
Он веет бранью романтичной
И кровь за воду выдаёт.
Не ждут от чести резолюций
Творцы великих революций,
Но счастье, что в России есть
Ещё порядочность и честь.
Настанет день, и чернь слепая
Возлюбит патоку идей,
В дурмане гнева и страстей
Не остановится у края,
Себя погубит и страну
И с глаз не сбросит пелену.
 

LII

 
Монарший трон ещё незыблем,
Опора властная крепка
Царя значеньем неизбывным
Для крепостного мужика.
Бунтуют взбалмошные баре
В гордыни пагубном угаре,
По неразумью, сгоряча
На Божий Промысел ропща.
А свет, сочувственно внимая,
Прогрессу преданным мечтам,
Судом мужчин, слезою дам
В душе сторонней принимает,
Что ревность помыслов благих
Ждёт оправданий дел лихих.
 

LIII

 
Холодный гений воли царской
На оправданья будет глух,
Осудит жгучее бунтарство,
Гоня повсюду вольный дух.
Крепя самодержавья бреши,
В их упреждении будет спешен,
Проникновенен и умён,
Ценя оглядчивость во всём.
Он, пламень трепетный свободы
В младых мечтах не угасив,
Им светоч мысли не простив,
На нескончаемые годы
В сибирскую рассыплет глушь
Живые искры пылких душ.
 

LIV

 
И наш герой пройдёт по краю,
Вкусив сырых узилищ гнёт.
Он на беседу к Николаю
В кругу немногих попадёт.
С ним лиры мстительные други
В застенках мрачные досуги
Вдруг пожелают разделить,
Чтоб чашу общую испить.
Спокойным тоном император
Начнёт пространный разговор
Про важность нравственных опор,
Про память царственного брата,
Про снисходительный уклон
Души, принявшей отчий трон.
 

LV

 
– Вы тоже враг монаршей воли? —
Смотря Онегину в глаза,
Царь Николай с оттенком боли
Вдруг так пронзительно сказал.
Евгений, не спеша с ответом,
Задался мыслью, чьим наветом
Был продиктован сей вопрос,
А государь продолжил спрос:
– Вы – отпрыск знатнейшего рода,
Наследник пращуров своих,
Руси подвижников благих,
У вас во всём видна порода.
Чертами строгими лица
Вы так похожи на отца.
 

LVI

 
Отец ваш был красавец знатный,
Пленитель девичьих сердец
И обаятельный, и статный,
В сраженьях истинный храбрец.
В делах немного легкомыслен,
Молвою к мотам был причислен,
Но образован и умён
И чтил божественный закон.
Хоть и сбивал он многих с толку,
Любя и шалость, и вино,
Скажу при этом вам одно:
Такой приверженности долгу
Нечасто встретишь на веку.
Я с ним служил в одном полку. —
 

LVII

 
«Я не силён, увы, корнями, —
Онегин паузу прервал, —
Но не виниться в сём изъяне
В пенаты эти я попал».
– Сегодня дружество опасно! —
Уж Николай продолжил властно. —
Хоть с вами дело тут темно
И козням злым подчинено.
Апологеты нравов модных,
Адепты западной мечты,
Опутав гвардии ряды
Сетями заговоров подлых,
Царю отмеривали дни.
Ужель вам родственны они?!
 

LVIII

 
Судя о пользе и о праве
И забывая Божий гнев,
Они страной решили править,
Свой бунт возглавить не сумев.
В своём разнузданном витийстве,
Мечтая о цареубийстве,
Давал ли кто из них отчёт,
Куда их злобы бес ведёт?!
Какой судьбы печальный жребий —
При их уме, при их душе
Нести изменников клише!
И только на тюремном хлебе
Под скорбный скрип кандальных уз
Вкусить ошибок горький вкус. —
 

LIX

 
«Мой государь, – сказал Евгений, —
Вам одному признаюсь я,
Что, преклоняя дух к измене,
Я, как и все мои друзья,
Всегда мечтал об общем благе
И для одной России ради
Готов был с ними встать стеной
За конституционный строй.
Не убоясь с косой старухи,
Мы в тяжком долга забытьи,
Как за святое дело шли.
Хоть были слепы мы и глухи,
Что Бог на вашей стороне,
Открылось на Сенатской мне.
 

LX

 
Республиканская химера
Державью русскому – беда.
Нам всем изменит чувство меры
И дух согласия тогда.
В словах твердя благоутробье,
Мы ввергнемся в междоусобье,
Где русской жизни рухнет храм,
Чертям на радость и врагам», —
Трагично заключил Онегин.
Тут Николай возвысил глас:
– О да! Я не ошибся в вас.
Давно родитель ваш на небе,
Но в вас сияет ум его
Как с апогея своего.
 

LXI

 
В летах ровесники мы с вами,
У нас на жизнь единый взгляд,
Души высокими словами
Воззренья ваши говорят.
Нам понимать друг друга просто,
Ведь вы не Муравьёв-Апостол^[22],
Что на столицу вёл полки,