"Сколько лет ему? Десять? Когда он начал владеть своей магией? Сегодня? Если сейчас такие результаты, то, что же будет через пять лет?" – эти мысли хороводом кружились в голове Шаха, пока он смотрел на танцующие смерчи, возвышающиеся грозными охранниками по бокам от взъерошенного маленького блондина. – "Может не нужно ждать, когда я вырасту?..".

– Я никому ничего не скажу, Белый. Даже больше. Я помогу вам сбежать. Помогу забрать Ганса. Но и вы должны помочь мне.

Откровенно враждебный вид Дамаска сменился растерянностью, так что даже утробно завывающие вихри начали стихать и уменьшаться в размерах.

– Чем?

– Возьмите меня с собой, – просто ответил предводитель Скорпусов.

Эта фраза настолько потрясла Белого, что вся его творимая волшба исчезла, оставив после себя лишь оседающую пыль. Пока он не начал ничего говорить Шах поспешил привести ему доводы, которые убедят мальчика.

– Я пригожусь вам, Белый. Я знаю не только керабский, геллийский, но и нуармутский языки. В Эссоре многие говорят на эссорском, его я тоже немного знаю. Ловкости мне не занимать. А если нужно применить силу, то и здесь на меня можно положиться. Я знаю, как без труда можно выбраться из Керибюса и добраться до Эссора. Я скажу своим ребятам, чтобы они запутали Воронов, и мы выиграем время. К тому же я могу читать и писать, это не так важно, но вполне может пригодиться. Тем более ни тебе, ни Черному ведь не известно письмо. И еще у меня есть идея, где мы можем на некоторое время спрятаться в Эссоре.

Дамаск был ошарашен. Лишь через минуту он смог выйти из ступора.

– Ты хочешь сбежать? Почему?

В его вопросе было столько искреннего непонимания, что Шах даже посмеялся.

– Поверь, Белый, причин, чтобы сбежать из Гильдии у меня куда больше, чем у тебя. Так вы возьмете меня с собой?

Всё происходило очень быстро, жизнь начала резко менять свой ход, и скороспелому магу тяжело было сейчас следить за ее событиями. Казалось, что всё идет по какому-то определенно заданному маршруту, и от него совершенно ничего не зависит. Шах мог помочь им выбраться из Керибюса. И то, что он может присоединиться к их троице, было так логично, так правильно.

– Да. Возьмем.

Белый сидел в тени огромной круглой колонны на каменных белых ступеньках центрального собора святого Имара и невидящим взором смотрел в мелькающую по площади толпу богато одетых горожан. В Верхнем Керибюсе всё выглядело иначе. Улицы были чище, здания величественней и живописней, фонтаны, памятники говорили о незаурядных талантах, живущих в этом восточном городе, омываемом океаном. Даже люди здесь казались красивей и здоровей. На бульварах, аллеях и площадях нередко можно было встреть стражников. Они рьяно оберегали покой своих достопочтенных граждан, владевших тугими кошельками. Всех подозрительных оборванцев, стража султана выкидывала взашей, через арку Благочестия, являющейся незримой чертой между миром богатых и бедных.

Сюда было сложно попасть кому-либо со Дна. Но так как именно отсюда шел основной доход для Гильдий, Атонах не скупился на приличную одежду для своих ушлых маленьких карманников. Сидя на паперти, Дамаск несколько раз уже натыкался взглядом на ребят из Шуш и Ангелов. В банду Ангелов входили самые прелестные дети, за невинными личиками которых прятались маленькие дьяволы, способные не только на воровство, но и на жестокие убийства – это была одна из самых опасных шаек Атонаха.

Глянув на белоснежный памятник святого Имара, расположенный прямо перед собором, названным в его честь, Дамаск заметил, как один из стражников выталкивает с площади Дена-бирмидена, старика лет ста, который под личиной страждущего больного, с наклеенными гнойниками из воска на лице и руках, просил милостыню. Это было очень доходное предприятие, и в хорошие дни он выручал по несколько десятков серебряных чагалтов. Возле собора святого, богачи охотней расставались со своими деньгами. И если бы не бдительное око стражников султана, наверняка Дену-бирмидену удавался бы выпросить намного больше.

Дамаск не особо привлекал внимание. Он был одет почти так же, как и эти богатые господа, серая шапка скрывала светлые волосы, а благородный цвет его голубых глаз, с которыми встречались стражники, заподозрившие мальчишку в богомерзких помыслах, мигом отметали предположение, что он принадлежит к касте воров или попрошаек.

Уже час с лишним Белый с нетерпением ждал возвращения Шаха. Он велел ему сидеть на этих выбеленных длинных ступенях, в то время как сам отправился к своей банде, чтобы дать им несколько распоряжений и забежать еще "в одно место". Дамаск уже порядком истомился и начал волноваться, не случилось ли что с главарем Скорпусов. Мысль, что он мог его предать, даже не возникала в голове мага. Единственным развлечением для него было разглядывание людей и маленькие шалости с помощью своей недавно обретенной магии. Дамаск легкими порывами ветра сдувал голубей и быстро бегающих маленьких серых пигалиц с черно-белыми полосками на загривке, которые разгневанно чирикали, когда их подбрасывало в воздух. Пару раз он задувал объемные юбки степенно вышагивающих дам с красиво «дырявыми» зонтиками в руках. Они громко визжали и, краснея спелыми яблочками, спешили убежать.

С площади влево уходила улица под странным названием – Послушница короля, где располагался огромный фонтан со стыдливо прикрывающейся обнаженной дамой в центре. Он находился довольно далеко от собора. Однако Дамаск, желая испробовать свои способности, решил расплескать воду из-под ног "королевской послушницы". Он сосредоточенно моргнул, надеясь вновь увидеть разноцветные энергетические полотна, как тогда в заброшенной бухте и в переулке Пекарей. Сразу это у него не вышло. Белый уже начал злиться, когда, наконец, перешел на странное для него зрение. Над фонтаном эфемерно дрожало голубое прозрачное покрывало. Дамаск весь вспотел, пытаясь дотянуться до него своим сознанием. И вот, когда это у него получилось, он усилием воли встряхнул энергетическое полотно, и вода взлетела на добрых пять метров в небо, заливая всех и вся вокруг. Поднялся невообразимый визг залитых с ног до головы людей. Стражники, патрулирующие на площади, рванули в сторону крика.

Дамаск довольно рассмеялся, наблюдая за воцарившимся бардаком. Воспользовавшись всеобщей суматохой, Ангелы бросились в толпу и начали нагло срезать кошельки с поясов добропорядочных граждан.

– Развлекаешься? – раздался за спиной насмешливый голос Шаха.

Белый повернулся и задрал голову кверху.

– Айда. Пора идти, – сказал главарь банды, хлопая Дамаска по плечу, с такой силой, что он чуть кубарем не слетел со ступенек.

"Поговорить что ли с ним на эту тему…" – пронеслось в голове бегом спускающегося Белого, который бережно потирал лопатку.

– В общем, план такой, – нагнав хмурого мага, бодро заговорил Шах. – Скорпусам я сказал, что на все вопросы по поводу золотых деток и меня отвечать, что видели нас в разных концах города. Кто-то будет говорить, что видел нас в Верхнем Керибюсе, кто-то в Нижнем, кто-то в порту, а кто-то в заброшенных шахтах. На самом деле мы два дня будем у бабы Розы торчать…

– У тебя совсем крыша поехала!? – перебил Дамаск, остановившись посреди площади. – Какая баба Роза!? Атонах к ней через день да каждый день ходит! Она же выдаст нас ему с потрохами!

Похоже, Шах останавливаться был не намерен. Он спокойно вернулся обратно к затормозившему магу и, схватив его за рубаху, потащил за собой, обходя встречающихся на пути расфуфыренно одетых мужчин и не менее аляписто напомаженных женщин.

– Не выдаст. Она на него в последнее время зуб точит. Видать, он с ней был не очень-то учтив. И теперь она называет его не иначе как похотливый козел. Как только я упомянул, что нужна помощь, чтобы укрыть золотых деток от Атонаха, ее одобрению не было предела.

Два быстро шагающих мальчика свернули на улицу «Сладких поцелуев». Им нужно было пройти ее до самого конца и выйти в переулок Банщиков, который вел к арке Благочестия.

– Она дала мне Дурману и бармидос, – продолжал Шах в полголоса рассказывать свой план. – С Черным проблемы вряд ли возникнут, а вот с Гансом придется повозиться. Он ведь постоянно со своей нянькой. А на нее столько защитных заклинаний навешено, что и не подойдешь. Ей достаточно активировать их, от нас и горстки праха не останется. Ганс постоянно при ней или при Атонахе, а это уже проблема.

Нам нужно их убрать обоих. Короче, суть в следующем. Я иду к няньке и отправляю ее в объятья сонных демонов с помощью Дурмана. Ты же идешь к Атонаху и проделываешь тоже самое при помощи бармидоса. Если няньку нам нужно обезвредить на время, то Атонаха желательно надолго, чтобы тревогу подняли как можно позднее…

– Нет. Я иду к няньке. Ты к Атонаху, – жестко произнес Дамаск, крепко стиснув кулаки.

Шах вопросительно посмотрел на Белого. Его предложение попахивало откровенной дуростью, а ведь главарь Скорпусов продумал всё до мелочей, нельзя было менять роли. Иначе их будет ждать очень громкое фиаско. И если Золотым ничего не будет, то Шаха порвут на орифламму.

Заметив выражения лица координатора побега, Дамаск тяжело вздохнул.

– Атонах как никто другой умеет читать по лицам. А я плохо умею врать. Он будет задавать вопросы, на которые я не смогу соврать. Весь твой план полетит к Кардашу. Чернокнижники сотрут мне память, и я даже не вспомню, что хотел сбежать.

На лицо Шаха легла печать глубокой задумчивости. Какое-то время они шли молча, среди разносившегося людского гомона и очень настойчивого зазывающего крика торговцев.

– Это сложно. Атонах не принимает у себя такую мелочь как я. Нужна очень веская причина, чтобы меня к нему пустили… Можно, конечно, сказать, что нам надо группу поменять. Мол, с Бурыми дела не идут. Но это как-то… Всё равно этого недостаточно для того, чтобы попасть к Атонаху. Этот вопрос и Ветер решит…

– Или можно послать к нему не тебя, а Черного, – предложил Дамаск. – А мы с тобой разберемся с нянькой.

Шах облегченно выдохнул.

– Тоже вариант. Как только заберем Ганса, отправимся в Дикую Розу. Вы будете там сидеть два дня, а я буду в это время заниматься тем, чем обычно занимаюсь. Еще попробую узнать, какие корабли отходят в ближайшее время из Керибюса, куда они идут и есть ли у них пара свободных мест. Если здесь план провалится, придется уйти вглубь страны и попробовать прибиться к какому-нибудь каравану.

Тяжелая черная дверь с коваными головами змей отворилась. Дамаск шагнул в сторону виллы.

– Эй! – послышался за спиной возмущенный вопль Шаха.

Белый обернулся и снизу вверх посмотрел на Дыру, который толкнул разгневанного главаря Скорпусов в пыль.

– Он со мной, Дыра!

Мужчина перевел на Дамаска свои капельные злые глазки и отрицательно помотал головой.

– Что значит, нет!? Я говорю…

– Да ладно, Белый. Я здесь тебя подожду, – прервал начинающего колдуна Шах.

Дамаск посмотрел на главного Скорпуса, который с самой своей серьезной физиономией напутствующе ему кивнул, призывая к разумным действиям. Белый уже направился по гравиевой дорожке, как вновь услышал голос Шаха.

– Ах, да! Постой-ка.

Юный маг непонимающе обернулся и еле успел поймать фиолетовый мешочек с золотой тесьмой.

– Передай это Черному. Он все-таки выиграл спор чертяга, – зло сплюнул на землю скорпус и незаметно подмигнул Дамаску.

Не намереваясь дольше держать ворота нараспашку, Дыра захлопнул черную железную дверь. Раздался металлический скрежет, и магический механизм запер замок. Белый забежал внутрь виллы главы Гильдий. Прошерстив первый этаж и наткнувшись на дворецкого по имени Дьярмо, высокого сухопарого старика с двумя клочками седых волос на круглом загорелом черепе, Белый выяснил, что Черный находится в зале Волшебства (на самом деле это было обычное помещение без окон, где доморощенным магам надлежало оттачивать свое мастерство).

Дамаск, что есть духу, забежал на третий этаж по винтовым мраморным лестницам и как только добрался до дубовой запертой двери, начал в нее барабанить. Послышались глухие шаркающие шаги, и через несколько секунд тяжелая дверь отворилась.

– Здравствуй, золотой. И ты пришел? – поинтересовался мягкий женский голос.

Дамаск с неудовольствием увидел в открывшемся проеме гладкое милое лицо няни Ганса, которая в свое время воспитала его и Бирма. У нее были добрые чуть раскосые карие глаза и мягкие улыбчивые губы. Она всегда носила огромных размеров накрахмаленный чепец.

– А… Чер… Бирм здесь? – стушевался Дамаск.

– Да, да. И Ганс здесь, – радостно защебетала няня, открывая дверь шире и впуская Белого внутрь.

В общем-то, зал Волшебства не очень напоминал зал, это больше походило на комнату с белыми грунтовыми стенами, каменным серым полом, большим добротным камином и прикрученным к полу столом с разноцветными колбами, большим графином воды и горшками с разнообразными растениями. На столе помимо прочего сидел смеющейся Ганс, держащий в руке изогнутую реторту, в которой бурлила жидкость кислотно-зеленого цвета. Перед ним стоял Бирм и как заведенный крутил своим черным длинным пальцем. Именно благодаря ему жидкость бурлила.

Дамаск сначала растерялся, когда увидел няню и Ганса, но быстро понял, что всё сложилось как нельзя лучше. Ничего неподозревающая женщина повернулась к только что пришедшему магу спиной и плавной походкой направилась к столу. Белый быстро вытащил из кармана мешочек, который кинул ему Шах, споро развязал золотые тесемки и вытащил две маленькие бутылочки. В одной из них была фиолетовая жидкость, а во второй желтый блестящий порошок. Подумав, что порошок это и есть Дурман, Дамаск сунул бутылку с жидкостью обратно в мешок, а оставшуюся откупорил.

Он быстро сократил расстояние между собой и няней и негромко воскликнул:

– Кайра!

Услышав свое имя, няня обернулась и, не успев ничего понять, вдохнула желтую пыль, которую Дамаск метнул ей в лицо из бутылочки, предварительно задержав дыхание. Женщина начала чихать, затем ее сильно мотнуло, веки упали на глаза. Она усиленно пыталась устоять на ногах, шатаясь из стороны в сторону, однако Дурман оказался сильней нее, и милая добрая Кайра опрокинулась на твердый каменный пол. Какое-то время ее тело сотрясали конвульсии, после чего она затихла.

– Белый, ты чего!? – возопил Черный, первый придя в себя. – Ты ее убил!?

Ганс тут же захныкал. Дамаск и сам был в ужасе от увиденного. Но ведь Дурман не убивает! Перепуганный маг подскочил к няне и прижался ухом к ее груди, пытаясь выслушать стук сердца. Прошли томительные секунды, прежде чем он услышал заветные глухие удары.

– Она жива! – вскакивая с пола, чуть громче, чем нужно, взволнованно сообщил Дамаск.

Он подбежал к ревущему Гансу и, вырвав у малыша реторту, подхватил его на руки.

– Ты был прав. Нам нужно убегать отсюда. Атонах устроил мне ловушку. Щербет мертв. Сейчас ты пойдешь…

– Щербет мертв!? – ошалело выкатив глаза из своих черных орбит, громко переспросил Бирм.

– Шшшшшш!!!! – яростно зашипел на него Белый, обернувшись на дверь. – Да, мертв. Сейчас ты должен пойти к Атонаху и сделать так, чтобы он выпил вот эту жидкость…

Держа одной рукой взахлеб ревущего Ганса, второй рукой Дамаск пытался вытащить из мешка бутылочку с бармидосом. Это у него плохо получалось, поэтому Черный вырвал у него мешок и сам достал оттуда снотворное. Казалось, он ничуть не удивился, а только повертел перед носом склянку с сиреневым содержимым, после чего недовольно спросил:

– И как ты это представляешь?.. Ганс, тихо! С няней все хорошо! Она спит!

Малыш тут же замолк.

– Я не знаю, – честно признался Дамаск.

– Ты не знаешь, и поэтому решил спихнуть это дело на меня?

Белый оскорбился. Всё, что он мог сделать сам, он никогда не перекладывал на других.

– Нет, просто я не смогу сдерживать себя в присутствии Атонаха. А ты сам знаешь, как его кабинет (да и он сам) нашпигован всякими артефактами. Мы никуда не убежим, если пойду я. Чернокнижники сотрут память и тебе, и мне, и мы снова будем жить в неведенье.

– Ладно, ладно. Я всё понял. Только надо придумать, как заставить его выпить это зелье.

Повисло молчание. Прошло минут десять, прежде чем Бирм подал голос.

– А зачем нам усыплять Атонаха? Всё равно он хватится нас только к вечеру.

– Нас-то может быть, а вот Ганса он проверяет куда чаще. К тому же если он обнаружит пропажу раньше вечера, мы ничего не сможем сделать.

– Тогда надо заставить его как-то выпить эту дрянь…

– Может подлить в его любимый кофе? – спустя пару минут предложил Бирм.

– Ну конечно! Зайди и скажи: "Отец, я тут решил за тобой поухаживать, вот кофе тебе сварил, которое умеют варить только тармийцы из ядовитых зерен, которые убьют тебя, если приготовить неправильно".

– Ну, предложи ты что-нибудь! – разозлился Черный, метнув на Белого яростный взгляд.

У Дамаска тоже идей не было. Но замысел с кофе зацепил его. Думая, о способах влить в Атонаха бармидос, он почему-то снова и снова возвращался к этому горькому неприятному напитку. Пока, наконец, его не озарило.

– Сейчас идешь на кухню, берешь чай, сок, неважно. Вливаешь туда снотворное. Направляешься с этим делом к Атонаху. Говоришь, что научился превращать один напиток в другой. Заставляешь его отпить чай, врешь, что сейчас превратишь его в лучший тармийский кофе, а пока ты врешь, он уже уснет!

Бирм широко улыбнулся, обнажив свои белоснежные блестящие зубы.

– А что дальше?

– Мы с Гансом будем ждать тебя на улице.

– Это я понял. А дальше-то что мы будем делать? Куда направимся? – допытывался Бирм.

– На месте объясню. Время не ждет.

Черный согласился. Выбегая из зала Волшебства, Дамаск резко остановился и замер в проходе, смотря на спящую няню. Он подхватил сползающего с рук Ганса, который отчего-то становился всё тяжелей и тяжелей, и глянул на Бирма. По нервным движениям темнокожего парня было понятно, что волнение растет его с каждой секундой.

– Что? – нетерпеливо спросил он молчащего Белого.

– Закрыть-то мы ее здесь закроем, но вот когда она очнется, то такой шум поднимет, что до самого Заршора будет слышно…

Бирм быстрым движением глянул за спину Белого, в зал Таинств.

– И что ты предлагаешь?

Мысли метались в голове, как рой взбешенных пчел. У Дамаска было ощущение, что он опаздывает, что если сейчас он что-то не придумает, то разверзнутся небеса, и его поразит молния. Маленький Ганс не издавая ни звука крепко вцепился в жилетку старшего брата и испуганно смотрел на Бирма своими огромными зелеными глазами.

– Ты ведь маг! Поставь заглушку на дверь! – почти радостно воскликнул Дамаск, окрыленный этой идеей.

– Ты дурак что ли? Какая заглушка? Я из тридцати четырех магических рун знаю только пятнадцать, а воспроизводить худо-бедно могу только три. Но даже с ними никакие заклинания у меня не получаются.

– И это я после этого дурак… – недовольно проворчал Белый, злобно зыркнув на Бирма из-под светлых бровей. – Ладно. Ты иди к Атонаху, а я что-нибудь придумаю.