Акт 2

Утренний вихрь и братские узы

Проводив матушку Илиаду до рыночной площади и убедившись, что ей помогут разложить товар, Арион наконец направился к зернохранилищу. Солнце поднялось выше, заливая долину теплым светом, и жизнь в Фитии кипела вовсю. Возле кузницы грохотал молот, отгоняя сонливость, женщины с ведрами спешили к колодцу, обмениваясь последними сплетнями, а из школы, небольшого домика у храма, уже доносился монотонный голос учителя Эвклида, пытавшегося втолковать дюжине непоседливых ребятишек основы счета и письма.

Арион шел размеренным шагом, мысленно перебирая дела на сегодня, как вдруг сзади раздался знакомый, полный неудержимой энергии голос:

– Ари! Подожди! Ну чего ты плетешься, как сонная черепаха? День же какой!

Обернувшись, Арион невольно улыбнулся. К нему, подпрыгивая и размахивая руками, несся Линос. Ветер трепал его непослушные темные кудри, щеки горели румянцем, а карие глаза сияли таким восторгом, словно каждое утро было для него открытием нового, удивительного мира (стихия Первого Эроса). Он подбежал и с ходу заключил Ариона в крепкие, почти душащие объятия.

– Пусти, Лин, задушишь! – рассмеялся Арион, чувствуя, как тепло разливается по телу от этой искренней, хоть и немного чрезмерной, привязанности друга. Ему, с его сдержанностью (стихия Четвертого Эроса), такая бурная демонстрация чувств всегда была немного непривычна, но приятна и он давно смирился с этим фонтаном эмоций, который представлял собой Линос.

– Не ворчи! – Линос отпустил его, но тут же схватил за руку. – Я придумал! Сегодня после работы… нет, какая работа! Прямо сейчас! Идем к Старому Дубу у реки! Говорят, там вчера видели редкую серебристую птицу! Представляешь? Серебристую! Мы должны ее увидеть! А потом можно будет искупаться, вода уже наверняка теплая! А вечером… вечером устроим костер, я притащу лепешек, а ты… ты расскажешь одну из своих историй! (Стихия Второго Сторге – творческое направление отношений и досуга).

Арион слушал этот поток идей с легкой улыбкой и привычным чувством легкой растерянности. Планы Линоса всегда были захватывающими, но часто совершенно непрактичными.

– Лин, ты же знаешь, у меня сегодня дежурство в зернохранилище, – мягко напомнил Арион, стараясь не погасить энтузиазм друга. – И к Старому Дубу ходить старейшины не велят, говорят, место неспокойное… (стихия Третьего Сторге – нерешительность, сомнения в правилах, страх неодобрения).

Лицо Линоса мгновенно омрачилось. Яркий свет в глазах погас, сменившись тенью обиды. Он отпустил руку Ариона.

– Опять… Опять работа, опять старейшины… Я думал, мы друзья! А ты… тебе важнее какие-то мешки с зерном, чем настоящее приключение! Ты совсем меня не ценишь! (Стихия Третьей Филии – ранимость, страх отвержения, недоверие).

Арион вздохнул. Вот она, обратная сторона неуемной энергии Линоса – его ранимость и острая потребность в подтверждении дружбы.

– Ну что ты, Лин, конечно, це… – начал было Арион, но Линос его уже не слушал.

– Ладно, иди к своим мешкам! – он демонстративно отвернулся, пнув попавшийся под ногу камешек. – Сам пойду птицу искать! И костер сам устрою!

Арион подошел и положил руку ему на плечо.

– Линос, послушай. Ты же знаешь, я бы с радостью. Но работа есть работа, ее нужно сделать (стихия Второй Агапе). Давай так: я постараюсь закончить пораньше, а потом мы обязательно сходим к реке, ладно? Не к самому Дубу, но где-нибудь рядом. Искупаемся. А вечером и костер будет, и истории. Идет? (Стихия Первой Филии – стремление сохранить дружбу, найти компромисс).

Линос колебался, глядя исподлобья. Но искренность в голосе Ариона и его спокойная уверенность в их дружбе подействовали. Обида начала отступать.

– Ладно… – он все еще дулся, но уже не так сильно. – Только точно придешь? Не обманешь? (Стихия Третьей Филии – все еще ищет подтверждения).

– Слово Ариона, – серьезно сказал тот, и Линос знал, что это слово крепче любого камня.

Лицо его снова просияло.

– Отлично! Тогда я пока помогу… э-э-э… помогу старому Мелетию дрова наколоть! – он с энтузиазмом бросился к пекарне, но тут же споткнулся о собственную ногу и чуть не упал, вызвав смех Ариона (стихия Четвертой Агапе – желание помочь есть, но исполнение может быть неуклюжим).

Арион покачал головой, глядя вслед другу. Да, с Линосом никогда не было скучно, но иногда его энергия и эмоциональные качели утомляли. И все же, без него жизнь в Фитии была бы куда более пресной. Он снова повернул к зернохранилищу, чувствуя знакомое тепло дружбы и легкое предвкушение вечерних посиделок у реки.

Акт 3

Тихий омут Кассии

Зернохранилище встретило Ариона прохладой и густым запахом зерна. Работа была привычной, но требовала внимания: проверить запасы, отмерить нужное количество для пекарни Мелетия, записать все в толстую учетную книгу под бдительным оком старосты Климена. Арион (стихия Второй Агапе) трудился молча и сосредоточенно, его движения были точны и экономны. Климен, суровый старик с руками, похожими на корни дуба, одобрительно кивал – на этого юношу всегда можно было положиться.

Ближе к полудню, когда основная работа была сделана, Арион вспомнил, что приемная мать просила его зайти к Эларе, деревенской целительнице, за снадобьем от кашля для младшего брата. Дом Элары стоял чуть на отшибе, у кромки леса, окруженный небольшим, но ухоженным садом, где росли не только обычные овощи, но и множество трав – пахучих, невзрачных, а порой и откровенно странных на вид. Внутри всегда пахло сушеными травами, медом и чем-то еще, неуловимо-лесным.

Элара, седовласая женщина с пронзительными темными глазами, была занята с другой посетительницей, поэтому Арион тихо присел на скамью у входа, ожидая своей очереди. Его взгляд скользнул по связкам трав, развешанным под потолком, по глиняным горшочкам с мазями и порошками на полках. Здесь, в отличие от шумной деревни, царила тишина, нарушаемая лишь мерным стуком пестика в ступке да тихим шелестом страниц.

За небольшим столиком в углу, при тусклом свете, падающем из узкого окна, сидела Кассия. Она была полностью поглощена своим занятием: аккуратно перебирала сухие листья какого-то растения, отбраковывая потемневшие или поврежденные, и складывала отборные в холщовый мешочек. Ее темные волосы были туго заплетены в косу, лицо – серьезно и сосредоточенно. Она, казалось, совершенно не замечала ни Ариона, ни других посетителей, существуя в своем собственном, упорядоченном мире (стихия Четвертой Филии – комфорт в уединении и сосредоточенности на деле).

Арион знал Кассию с детства. Она всегда была такой – тихой, немногословной, предпочитающей книги или работу с травами шумным играм сверстников. Ее ценили за острый ум и готовность помочь делом – если кому-то нужна была помощь с расчетами или точный рецепт отвара, шли именно к Кассии (стихия Первой Агапе – практическая помощь, основанная на знании и компетенции). Но близко подружиться с ней было сложно – она держала дистанцию, редко делилась своими мыслями, а уж тем более чувствами (стихия Третьего Эроса – чувственная закрытость, трудность в выражении симпатии).

Внезапно Кассия подняла голову, ее взгляд встретился с взглядом Ариона. В ее темных глазах не было ни удивления, ни приветливости – лишь спокойное, оценивающее внимание. Арион слегка смутился под этим прямым взглядом и кивнул:

– Здравствуй, Кассия.

– Здравствуй, Арион, – ее голос был ровным и тихим. Она снова опустила глаза на свою работу.

Пауза повисла в воздухе. Арион чувствовал себя немного неловко. С Линосом или Боросом разговор завязался бы сам собой, но с Кассией всегда было трудно найти общую тему, если только речь не шла о конкретном деле.

– Помогаешь Эларе? – спросил он, просто чтобы нарушить тишину.

– Перебираю лунник, – коротко ответила Кассия, не поднимая головы. – От кашля помогает. Но собирать нужно только в полнолуние, иначе сила не та.

Арион кивнул. Лунник… Он слышал это название в тех самых легендах, что рассказывали старики. Говорили, что при правильном приготовлении он не только кашель лечит, но и помогает видеть скрытое… Или это просто выдумки?

Он заметил, как пальцы Кассии на мгновение замерли над россыпью листьев, прежде чем она продолжила работу. Показалось? Или ее тоже занимали эти старые сказки, пусть она и скрывала это за маской практичности и логики? Вспомнилось, как однажды он видел у нее старый, потрепанный свиток с неразборчивыми символами, который она быстро спрятала, когда он подошел. Тогда он не придал этому значения, но сейчас…

В этот момент Элара отпустила свою посетительницу и жестом подозвала Ариона. Он поднялся, бросив еще один короткий взгляд на Кассию. Та по-прежнему была погружена в свою работу, аккуратно завязывая мешочек с перебранными листьями лунника. Тихая, собранная, немного загадочная – словно глубокий, тихий омут, в котором могли скрываться неведомые знания и тайные мысли.

Акт 4

Братское плечо, неловкая забота

Получив от Элары пузырек с терпко пахнущим снадобьем и подробные указания, как его применять, Арион вышел из дома целительницы. Солнце стояло уже высоко, припекая по-летнему. Пора было возвращаться к своим делам, но ему захотелось немного пройтись по тропинке, ведущей к лесу, чтобы развеяться после монотонной работы в зернохранилище и странного, немного напряженного молчания в доме Элары.

Не успел он отойти и на сотню шагов, как услышал позади знакомое пыхтение и тяжелые шаги. Обернувшись, он увидел Бороса. Тот, видимо, закончив свои дела у стражников или вернувшись с обхода леса, теперь догонял его. Кряжистая фигура Бороса, его широкие плечи и сосредоточенное выражение лица всегда внушали Ариону чувство надежности. Рядом с Боросом, что хулиганы, что дикий зверь – не такая уж и страшная угроза.

– Арион, – коротко кивнул Борос, поравнявшись с ним. Его дыхание было ровным, несмотря на быстрый шаг. – Закончил в амбаре?

– Да, заходил вот к Эларе за лекарством для малого, – Арион показал пузырек. – А ты откуда?

– С обхода. Все спокойно сегодня. Только лиса опять к курятнику Мелетия наведывалась, спугнул, – просто ответил Борос.

Они пошли рядом по тропинке, ведущей вдоль опушки. Некоторое время шли молча. Борос редко был многословен, но его молчание не было тяжелым или неловким – скорее, спокойным и основательным, как и он сам. Арион ценил эту его черту – с Боросом можно было просто идти рядом, и чувствовать поддержку без лишних слов (стихия Первой Филии – невербальное проявление доверия).

Вдруг Борос споткнулся о корень, торчащий из земли, и, чтобы удержать равновесие, резко взмахнул рукой, задев ветку старого вяза. С ветки с сухим треском отломился сучок и чувствительно хлестнул Ариона по щеке, оставив длинную красную царапину.

– Ай! – невольно вскрикнул Арион, прижимая руку к лицу.

– Ой! Прости, Арион! – лицо Бороса мгновенно исказилось тревогой. Он неуклюже шагнул к другу, его большие руки зависли в воздухе, не зная, как помочь. – Сильно? Дай посмотрю! Я не хотел! Этот корень дурацкий… (стихия Третей Агапе – искреннее желание помочь, но неуклюжесть и страх сделать хуже).

Арион улыбнулся сквозь легкую боль.

– Ничего страшного, Бор, просто царапина. Не волнуйся ты так.

– Нет, надо промыть! – Борос огляделся по сторонам с видом человека, решающего тактическую задачу (стихия Второго Сторге – применение навыков стратегии к бытовой ситуации). – Вон ручей рядом! И подорожник… где-то тут должен быть подорожник… Или лучше лопух? Элара говорила, лопух кровь останавливает… Или это был тысячелистник?

Он так растерялся и выглядел таким обеспокоенным из-за пустяковой царапины, что Арион не мог сдержать смешок.

– Борос, успокойся. Правда, все в порядке. Давай просто дойдем до ручья, умоюсь, и все.

Борос все еще выглядел виноватым, но подчинился. У ручья он неуклюже помог Ариону промыть царапину холодной водой, то и дело бормоча извинения. Его искреннее переживание трогало Ариона. Да, Борос мог быть грубоват и неловок в проявлении заботы, но его преданность и готовность защитить друзей были несомненны. Арион чувствовал: что бы ни случилось, на это "братское плечо" всегда можно опереться. И эта молчаливая уверенность стоила дороже любых красивых слов.

Они постояли немного у ручья, наблюдая за игрой солнечных бликов на воде. Тревога Бороса улеглась.

– Ладно, пойду, – сказал он наконец. – Надо еще загон для коз проверить у старейшины.

– Иди, конечно, – кивнул Арион. – И спасибо… за помощь с царапиной.

Борос лишь хмыкнул и, махнув рукой на прощание, своей тяжелой, уверенной походкой направился обратно к деревне. Арион еще раз провел рукой по щеке – царапина немного щипала, но это было неважно. Важнее было то чувство спокойствия и надежности, которое всегда возникало рядом с Боросом.

Акт 5

Легенды у костра

Вечер опустился на Фитию мягко, как пуховое одеяло. Дневная жара спала, сменившись ласковой прохладой, несущей с собой запахи цветущего жасмина и скошенной травы. Небо на западе еще хранило багряные и золотые полосы заката, но на востоке уже проступали первые, самые яркие звезды, словно бриллиантовая пыль, рассыпанная по темнеющему бархату.

Как и обещал, Арион, закончив дела, пришел к условленному месту на берегу реки, чуть ниже по течению от Старого Дуба, чьи ветви темным силуэтом рисовались на фоне вечернего неба. Линос уже был там, хлопоча у небольшого, весело потрескивающего костра. Рядом сидели Борос, сосредоточенно вырезавший что-то из куска дерева своим охотничьим ножом, и Кассия, которая, примостившись на гладком валуне, читала при свете огня небольшой, переплетенный в кожу свиток – вероятно, что-то из запасов Элары.

– Ари! Наконец-то! – Линос подскочил навстречу, его лицо сияло в отблесках пламени (стихия Первого Эроса). – Мы уже заждались! Смотри, какой костер я развел! И лепешки с сыром принес!

Атмосфера была уютной и мирной. Легкий ветерок шелестел в прибрежных ивах, река тихо журчала, унося куда-то вдаль блики огня, а над головой раскинулось бескрайнее звездное небо, которое в этот момент казалось особенно глубоким и таинственным.

К ним подошли еще несколько деревенских жителей: пара стариков, несколько молодых пар, привлеченных светом и теплом костра. Среди них был и старый Талос, всеми уважаемый сказитель, чья память хранила легенды и предания здешних и далеких земель. Его морщинистое лицо, обрамленное белой бородой, было спокойным и мудрым.

– Дорогой Талос, расскажи что-нибудь, – попросил Линос, не в силах долго выносить молчание. – Что-нибудь… захватывающее! Про героев и чудовищ!

– Или про мудрость древних, – добавила Кассия, отрываясь от своего свитка.

Талос усмехнулся в свою белую бороду, его глаза хитро блеснули в свете костра.

– И про героев, и про мудрость, и про чудовищ, что живут не только в дальних лесах, но и в сердцах людских… Всё это есть в старых преданиях о Четырех великих силах, что дарованы были миру в незапамятные времена. Вы их слышали не раз, но всякий раз в них можно найти что-то новое…

Он помешал палкой угли, и пламя вспыхнуло ярче.

– Говорят, когда мир был юн, а люди только учились жить вместе, боги, видя смятение в их душах, даровали им четыре искры своего божественного огня, четыре лика того, что мы зовем любовью, дабы упорядочить их чувства и стремления…

Молодежь придвинулась ближе. Они любили сказки Талоса, хотя давно уже воспринимали их не как описание реальных сил, а скорее, как поучительные истории, притчи о добре и зле, о страстях, что могут возвысить или погубить человека.

– Первой любовью стал Эрос, – начал Талос, его голос стал ниже и проникновеннее, – сила влечения, симпатии, искра, что вспыхивает между людьми. Она яркая, как пламя костра, согревающая и притягательная. Говорят, в древности люди, чьи сердца были полны чистого Эроса, могли одним своим присутствием вселять радость и зажигать ответную симпатию… Но если эта искра разгоралась в неумеренных руках, она превращалась в обжигающее пламя одержимости, сжигающее и себя, и других… (Линос (стихия Первого Эроса) слушал с восторгом, представляя эту яркую силу. Арион (стихия Четвертого Эроса) ощущал лишь легкое любопытство от описания такой бурной страсти.)