2

Когда мы приближаемся к Тинтагелю, рееви на стенах останавливаются, чтобы приветствовать нас. Камни на этой части замка осыпаются многие месяцы, и это первый знак слабости, проявленный с тех пор, как он был построен в правление короля Артура. Теперь ремонт – ежедневное занятие, и ослабевшие камни становится все труднее укреплять.

– Нам может вскоре понадобиться твоя помощь! – кричит мне один из рееви, когда мы проезжаем мимо.

Я напряженно киваю.

– Попросите лорда Элленби, – говорит им Самсон. – Я не могу позволить себе надолго потерять одного из моих лейтенантов.

– Мы не можем позволить себе потерять никого, – слышу я голос одного из рыцарей-бедеверов, Майлоса. – Самайн^[6] не наступит скорее положенного.

Он абсолютно прав. Две наши битвы с трейтре Мидраута^[7] безнадежно обессилили нас, и не только рыцарей. Другие подразделения присоединились ко второй битве в прошлом году и были сурово за это наказаны – в конце концов, они ведь не были бойцами, так что оказались легкими мишенями для монстров. Мы видели, что ни один трейтре не рисковал приблизиться к Олли или ко мне, потому что мы теперь знали, как сокрушить их, нащупав их величайший страх. Но у нас по-прежнему не было достаточно людей, чтобы проводить регулярные и полные патрулирования Лондона. Нашей единственной надеждой оставался праздник Самайн, когда мы могли рекрутировать много новых танов.

Когда мы обогнули стены замка и подъехали к воротам, подъемный мост опустился, чтобы мы смогли проехать. Пес, окруженный голубым свечением инспайра, залаял при виде нас, но его мягко отогнали, когда он попытался побежать навстречу лошадям. В замке уже хватало животных, потерявших своих хозяев, – венеурам не хотелось брать под опеку еще одного. Во дворе аптекари занимались группой сновидцев, приведенных паломидами. Раньше меня потрясал их вид, но теперь это стало обычным делом – отсутствие ртов, дыры в затылках, через которые изгонялись независимые мысли… Работа Мидраута: часть его неустанных усилий подчинить всех его собственному видению будущего.

Мы отвели своих лошадей в конюшни и обтерли их, прежде чем отпустить пастись на лужайках замка.

– Только не ешь сирень! – предупредила я Лэм, на прощанье похлопывая ее по крупу. – Аптекари здорово отругали меня за это в прошлый раз. Сирень им нужда для морриганов.

Лэм повернула ко мне уши, словно говоря: «Ладно, ладно, как скажешь», и я посочувствовала ей, как никому другому.

Самсон присоединился ко мне, когда я шла от конюшен к замку. Так не терпелось очутиться в рыцарском зале, где меня ждало мое привычное кресло рядом с ревущим огнем камина. Это прекрасное бодрящее средство перед ночным патрулем.

– Ты в порядке? – спросил Самсон, переходя на мою сторону дорожки, чтобы пропустить толпу рееви.

Его рука задела мою руку, и мои щеки вспыхнули. «Боже, Ферн, – подумала я, – держи себя в руках!»

– А ты? – отозвалась я.

Он чуть заметно улыбнулся при моем отказе отвечать на вопрос.

– Я прежде терпеть не мог просыпаться и возвращаться в Итхр.

– А сейчас?

– Нет, мне все равно этого не хочется. – Он улыбнулся. – Но мне и в Аннун приходить противно.

– Да… – протянула я. – Это похоже на то, что тебе приходится наблюдать за тем, как медленно умирает кто-то любимый.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты их поддерживаешь, это ясно, но на самом деле тебе хочется лишь помнить, какими они были, когда были по-настоящему живыми. Я сделаю что угодно, чтобы защитить Аннун, что угодно. Но мне хочется вернуться в тот Аннун, каким он был, когда я только стала рыцарем.

– Вот именно, Ферн. Именно. Иногда… – Он немного помолчал, словно не будучи уверен, что следует в этом признаваться. – Наверное, это ужасно, что мне иногда хочется, чтобы вместо Райфа умер я. Нет-нет, – быстро добавил он, уловив мою тревогу, – нет, я не склонен к самоубийству или чему-то в этом роде. Я просто… Это как раз то, что ты сказала. Мне нравится помнить Аннун прежним, а не таким, какой он сейчас.

Поднимаясь по лестнице, мы погрузились в молчание. Самсон распахнул дверь и пропустил меня вперед. Внутри Тинтагеля все было так же шумно и суетливо, как всегда. Как в улье, все негромко гудело активностью и целенаправленностью. Справа от меня находился госпиталь, где аптекари занимались сновидцами и танами, врачуя их. Слева Майси, капитан харкеров, склонилась над Круглым столом. На первый взгляд ничего не изменилось. Но страх и тревога висели в замке устойчивым облаком.

– И к тому же, – сказала я Самсону, когда мы снова пошли рядом, – не думаю, чтобы Райфу так уж понравилась эта идея. Как и мне.

Это было самой большой дерзостью, какую только я ему говорила. И мое сердце громко застучало, испугавшись, что я сделала ложный шаг, неправильно истолковав наши чисто профессиональные отношения. Но Самсон улыбнулся.

– Все в порядке, Ферн. Я не из тех, кто отступает. Я увижу все до конца.

– Это не так утешает, как тебе может казаться, – ответила я.

Рейчел, харкер моего возраста, вскинула руку, когда мы проходили по галерее, где она работала.

– Хорошие отчеты сегодня! – крикнул ей Самсон.

Она не ответила, снова склонившись над записями. Я вопросительно посмотрела на Самсона. Совсем недавно Рейчел просияла бы даже при таком маленьком комплименте капитана рыцарей. И как минимум попыталась бы вовлечь нас в разговор: она называла нас ее полком, как будто не была харкером, а мы не были рыцарями.

– Значит… – попробовала я вернуться к разговору, но Самсон остановил меня, коснувшись моего плеча.

– Иди вперед, ладно, Ферн? – сказал он и повернул назад.

Я задержалась посреди галереи, наблюдая за тем, как он подходит к Рейчел. И мне стало стыдно. Вот почему лидер – Самсон, а не я. Я инстинктивно отметила странное поведение Рейчел, но пошла дальше, – меня это не касалось, пусть даже я полагала, что мы считаемся подругами. Но Самсон… Самсона это обеспокоило.

Вот почему ты никогда ему не понравишься.

Я развернулась на пятках и быстро зашагала к рыцарскому залу. Мне и не нужно нравиться Самсону. Я не хочу ему нравиться. Да и в любом случае у него ведь есть подруга. Он сам мне это сказал несколько месяцев назад.

В рыцарском зале я оставляю ятаган в своем шкафчике и сдвигаю кресла в некое подобие круга в одном из углов зала. Сажусь в одно из них и жду, когда вернутся из патруля другие лейтенанты. Приходит Олли вместе с Наташей, командиром гэвейнов. Следом – Амина, командир ланселотов.

– Спасибо, что помогла сегодня, – говорит Наташа, устраиваясь рядом со мной. – В Сохо трудно оказалось.

Олли занимает место по другую сторону от меня и легонько пинает меня под столом.

– Нет проблем. Просто маленькая услуга.

– Это не так, – возражает Наташа, сжимая мою руку. – Я же знаю, что это не так. Правда, спасибо тебе.

Командиры дневных патрулей присоединяются к нам, держа кружки с теплым, молочного цвета соком лотоса, готовясь к трудной смене, и разговор переходит на сравнение докладов ночных патрулей. Как обычно в случаях, когда рядом нет Самсона, чтобы поддерживать порядок, мы тут же увлекаемся другой темой. Мидраут…

– …Я действительно думаю, что нам необходимо обратиться к духам…

– …Ты видел, что он на днях сделал с той группой сновидцев? Он как будто пытался воткнуть что-то в их головы. Один из аптекарей сказал мне…

– …Моя сестра вчера забыла имя своей воображаемой подруги. Я понимаю, это может показаться глупым, но я невольно думаю, что и это как-то связано с Мидраутом…

– Можем мы сосредоточиться? – перебивает нас Самсон, становясь рядом с нами.

Когда я смотрю на него под таким углом, то замечаю, что он выглядит совсем по-другому. Это не усталость, такое описание не подходит. Это… тревога? Страх? Разочарование? Возможно, все вместе. Я могла бы спросить Олли, что он думает, но он лишь как-то странно мне улыбнулся бы и спросил, почему меня так интересуют эмоции Самсона.

Я готова уже заняться записями о сегодняшнем патруле, когда одна из рееви заглядывает в зал.

– Ферн? Тебя вызывают.

– Вот повезло! – усмехается Наташа.

Вставая, строю ей гримасу.

– Хочешь поменяться? Я в любой момент готова поменять Джин на отчет.

– Желаю повеселиться! – кивает Олли, хватая мою авторучку и бумагу.

– Мне всегда весело, – сладким тоном отвечаю я, заставляя всех вокруг стола и даже рееви фыркнуть.

Рееви ведет меня в путаницу коридоров рядом с госпиталем, к комнате, что спрятана в конце одного из них. Я неохотно стучу и вхожу, не ожидая ответа. Внутри комната тесная и темная, единственный источник света в ней – маленькое, высоко расположенное окно. Два кресла стоят лицом друг к другу. Одно из них занято одной из самых моих нелюбимых особ в мире. Список, вообще-то, длинный, но она в самом начале.

У Джин тонкое лицо и тонкие губы, и на первый взгляд она совсем не похожа на аптекаря. Она сидит выпрямившись, хотя кресло располагает к расслабленности.

– Снова заблудилась? – спрашивает Джин. – Я думала, твой Иммрал должен приводить тебя туда, куда нужно.

– Не-а. Я все еще обычный человек.

– Ладно, садись.

Мы с Джин смотрим друг на друга с едва скрытой ненавистью, когда я падаю в кресло и поджимаю под себя ноги, прямо в ботинках, просто чтобы позлить ее. Эти сеансы проходят еженедельно, или почти еженедельно, и я прилагаю все свои силы, чтобы избежать их. Но это обязательная терапия для рыцарей и харкеров, сражавшихся с трейтре. Вот только в часах, проведенных с Джин, нет ничего терапевтического.

– Итак, тебя все еще мучают головные боли? – спрашивает Джин.

Я пожимаю плечами, это мой обычный ответ на любой из ее вопросов.

– Хорошо. – Она, вскинув брови, смотрит в свои записи. – А как насчет последних новостей в Итхре? Хочешь чем-нибудь поделиться?

– Я не смотрю новости, – говорю я.

– В самом деле? Ты не следишь за деятельностью Мидраута?

– Не-а.

– И тебе не кажется, что это немного небрежно? Слегка неуважительно по отношению к твоей силе?

Я смотрю ей в глаза.

– Нет, это тебе так кажется.

Джин поджимает губы. Потом наклоняется – нет, качается – вперед.

– Я не смогу тебе помочь, Ферн, если ты не откроешься.

– Я в порядке, – отвечаю я. – Мне не нужно, чтобы кто-то вроде тебя копался в моей голове.

Джин превращается в воплощение презрения и насмешки.

– Ох, конечно, только иммралам позволено такое!

Я встаю.

– Это все?

На этот раз плечами пожимает Джин, и я принимаю это за подтверждение. Я уже проскакиваю половину коридора, когда дверь за моей спиной громко хлопает. Вырвавшись на свежий воздух Аннуна, я иду к платформе, с которой лежит мой путь обратно в мою спальню в Итхре. Другим нравится дразнить меня из-за моей вражды с Джин, но, честно говоря, она сама все начала.

Я была немножко взволнована перед первым сеансом с ней. Наташа говорила мне, что ей Джин принесла немалую пользу. А мне так многое нужно было выпустить наружу. Но, войдя в одну из тех комнат, я мгновенно наткнулась на сильнейшую неприязнь с ее стороны. То, как она смотрела на меня, то, как задавала вопросы о том, чувствую ли я, что сделала все возможное, чтобы спасти от смерти моих друзей… Сначала я растерялась, мне было больно, но вскоре я нашла способ вернуться в свою зону комфорта – туда, где я могла огрызаться на людей, защищаясь знанием того, что им ничего не должна.

Иногда я скучала по той прежней особе. Это ведь так утомительно – понимать других и заботиться о том, что они думают. Утомительно постоянно испытывать чувство, что я вроде как подвожу людей, которые стали мне нравиться, которых я даже полюбила. И в этом смысле, полагаю, Джин действительно помогает мне. Куда больше, чем сама осознает.