Записка передана столь же осторожно и сложена так же, как предыдущая. Ариэлла пишет мелким, изящным почерком, аккуратно выводя букву за буквой. Я читаю ее послание в туалетной кабинке, прислонившись затылком к кафельной плитке в стиле вестибюля метро. И ничего не понимаю.
Думаю, нам не следует больше встречаться.
Ни пояснений. Ни поцелуя, вообще ничего. Я стискиваю зубы, пытаясь понять, почему эта коротенькая строчка, состоящая всего из шести слов, так меня бесит. Лишь шесть слов, но сколько в них смысла! Может, она написала их не по своей воле? Есть только два возможных объяснения перемены в поведении соседки. Либо я не нравлюсь ее мужу и он заставил жену написать мне эту чертову записку, либо Ариэлла сама пожалела о первом послании, том самом, которое спрятала под тарелкой у меня на кухне.
Впрочем, каковы бы ни были намерения Ариэллы, записка не помешает мне докопаться до истины. Напротив, теперь я еще больше заинтересована в том, чтобы лучше узнать соседку и выяснить, какие тайны она скрывает. Меня уже не остановить. В конце концов, она сама намекнула мне, что у нее происходит нечто странное и она угодила в какую-то передрягу. А сегодня пришла к нам заплаканная, с опухшими глазами, словно с кем-то поскандалила. Но с кем – с телохранителем или Матео? А вдруг причина в другом? Зачем тогда было приходить? Только чтобы передать записку? Неудивительно, что я прямо-таки сгораю от любопытства.
Я неотрывно смотрю на скупые слова, пытаясь понять их скрытый смысл. Что Ариэлла хотела мне сказать? «Помоги»? «Они знают»? «Нам нужно быть осторожнее»? «Дела плохи»? Подозреваю, она имела в виду совсем не то, что написала. Это крик о помощи, попытка привлечь мое внимание.
Я кладу записку в кошелек, спрятав ее за первой, выхожу из туалета и возвращаюсь в тускло освещенный бар. Джеку эту не понравится, но я не из тех, кто прячет голову в песок. Соседка сама обратилась ко мне, организовав нашу первую встречу. Мои жизненные принципы и бизнес-модель основаны на том, что женщин необходимо поддерживать, и Ариэлла нуждается во мне как никто другой. Я ее не брошу.
В баре людно и жарко. Трейси и Барбс стоят у входа рядом с такси, готовым отвезти меня домой. Я пробираюсь через море тел, локтей, плеч, голов и, оказавшись у двери, открываю ее, впуская в пьяную духоту бара поток холодного воздуха. Трейси и Барбс садятся в машину, а я случайно зацепляюсь сумочкой за ручку двери. Вернув сумочку на место, поднимаю глаза и окидываю взглядом толпящихся в баре посетителей. И тотчас замираю, затаив дыхание. Там, прислонившись к барной стойке, стоит охранник Ариэллы или кто-то очень на него похожий. И следит за мной.
– Скорее! Он сейчас поедет! – кричит Трейси из автомобиля.
Я смотрю на такси и снова поворачиваюсь лицом к бару. Мужчина не отводит от меня взгляда. Мрачный, ничего не пьет, ни с кем не разговаривает. Он явно здесь один и совсем не смущается тем, что его заметили. Даже сейчас, когда я буравлю громилу взглядом, он как ни в чем не бывало продолжает на меня пялиться, и в этом кроется какая-то угроза или предупреждение. Трудно сказать, точно ли это телохранитель Ариэллы. Сегодня он впервые предстал передо мной без очков, но было так темно, что я его почти не разглядела. Вполне возможно, что на меня глазеет какой-то невоспитанный урод, не знающий правил хорошего тона. Но я вдруг понимаю, что, если он и впрямь один из них – тех, кого Матео нанимает для слежки, – это означает, что отныне я должна быть очень-очень осторожной.
Сообщать о беременности всегда непросто. Если вы с мужем пытались зачать ребенка, можно радоваться и праздновать победу. Да, все получилось: привычный секс без особой страсти сделал свое дело, и гонка за малышом осталась позади. Но когда беременность наступает неожиданно и вы с мужем не успели как следует обсудить эту тему, его реакция может оказаться совсем другой. Он тихо сглотнет и скажет: «Ну, и что будем делать?» И теперь ты уже не будущая счастливая мать, а обуза, носящая в чреве того, кто испортит все ваши планы.
Но еще сложнее сообщать о беременности любовнику. Мужчине, играющему важную роль в твоей жизни, пусть он и не член семьи. Человеку, который приходит в кабинет твоего мужа и заверяет подписью коммерческие сделки. Тому, кто не может шлепнуть тебя по попе, пока ты готовишь ему и своему мужу кофе.
Я встречаюсь с Джеком на берегу реки, в местечке, куда приезжают только с семьей, чтобы пожарить барбекю и покататься на байдарках. Мы паркуемся на небольшом расстоянии друг от друга, и он несет два стаканчика кофе под дерево, где мы отдохнем и расслабимся вдали от посторонних глаз. Мы нежно целуемся, изо рта у него пахнет мятной жвачкой. Устроившись у него между коленей, я прислоняюсь затылком к его крепкой груди. Так мы сидим какое-то время, наслаждаясь совместным одиночеством. Я отпиваю кофе, а Джек что-то говорит о проплывающей мимо яхте и добавляет, что хорошо бы сидящие на ветках птицы на нас не нагадили, а еще отмечает, что на мне сегодня красивый джемпер, а волосы у меня приятно пахнут. Он целует их. И тогда я говорю:
– Я беременна, Джек.
Как же глупо звучат эти слова, когда их произносишь. Ни дать ни взять героиня фильма, дождавшаяся «подходящего момента». Впрочем, в жизни так оно и выглядит, и, наверное, поэтому в кино устраивают из этого столько шума. Паузы между словами длятся мучительно долго, раздражая зрителя. Сидишь и думаешь: и что же он ей ответит? Буркнет себе под нос «твою ж мать»? Или обнимет эту женщину и скажет, что очень-очень счастлив? Ну как настолько личный, интимный, естественный момент стал таким шаблонным?
Я прикусываю зубами стаканчик кофе и жду, что Джек ответит так, как умеет только он. Это даже немного волнительно. Ведь поведение мужчины в такой ситуации сразу задает тон его будущему отцовству. Если он пробормочет «твою мать», я его брошу. Если обрадуется и скажет «да», полюблю еще сильнее.
– Я знал, что так и будет, – говорит Джек.
И как это понимать? Я еще не готова заглянуть ему в глаза. Гораздо легче любоваться рекой, природой, зеленой листвой и наблюдать за людьми, пришедшими на пикник.
– Знал?
– У нас довольно страстный секс.
– Согласна. – Тут он прав. Всепоглощающий. Умопомрачительный. Хочется еще и еще. Но это не обязательное условие для беременности. – Это моя вина. Забыла принять пилюлю.
Джек делает глубокий вдох, и я готовлюсь услышать долгий выдох, который будет означать, что он очень расстроен. Но вместо этого он задерживает дыхание, и я тянусь к нему всем телом.
Слова наконец срываются с его губ:
– Как же я этому рад.
Я поворачиваю голову, чтобы увидеть его лицо. Джек смотрит вдаль, на реку, а мне хочется поцеловать его в губы. Он признался мне в любви через месяц после нашего первого поцелуя. Мы лежали на кровати в номере отеля с миской горячей соленой картошки фри и смотрели «Нетфликс». Я протянула ему картошинку, а он случайно укусил меня за палец. Я отдернула руку и пососала больное место. Он нежно-нежно поцеловал мой палец и сказал: «Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?» Нет, я не знала. Но реакция моего организма на признание напоминала лихорадку наркомана в погоне за очередной дозой. Слова Джека молнией пронеслись по телу, изголодавшемуся по любви и ласке. Я целовала его долго и страстно, шепча в губы, что тоже его люблю.
– Рад? – переспрашиваю я теперь.
Он неспешно кивает и опускает на меня взгляд.
– Но как же быть с Чарльзом? – размышляю я вслух.
Джек долго на меня смотрит, а я пытаюсь понять, думает ли он о том же, что и я.
– Я буду вынуждена сказать ему, что он отец ребенка, но это не значит…
Джек кивает:
– Знаю.
– В общем, мне пришлось…
Он резко втягивает воздух, словно от боли, и закусывает уголок губы.
– Ты правда хочешь этого ребенка? – спрашиваю я.
Джек кладет ладонь мне на затылок и гладит по голове.
– Я хочу тебя.
Я прислоняюсь к нему, тепло от кофе разливается по животу, спину согревает тепло любви, а ноги купаются в тепле солнечных лучей, которые словно нарочно проникают сквозь деревья. Все правильно. По-настоящему. Все будет так, как я хочу.
Наша яхта называется «Леди Удача». Из вазы на столике выглядывают желтые и белые розы, а огромный австралийский флаг развевается на ветру. Корпус отполирован до блеска, и в теплом интерьере витают запаха лака, резины и кожи. Кики и Купер тотчас бросаются в уютные, обитые бархатом каюты, носятся из стороны в сторону, скидывают с диванов подушки и разбрасывают коврики. Но Чарльзу, похоже, все равно. Мотор заведен, и шкипер, парень по имени Скотт, расплывается в узкой нервной улыбке.
Я киваю ему:
– Рада знакомству.
Знает ли он, что случилось? Что мы бежим от человека, которого я считаю опасным. И что мой муж тоже может представлять угрозу. У Скотта доброе, молодое лицо не испорченного жизнью парня, слишком юного, чтобы решать подобные проблемы. Как Чарльз с ним познакомился? Я начинаю понимать, что знаю о муже меньше, чем думала.
– Скажите, если вам что-то понадобится. – Скотт засовывает руки в карманы, но тут же вынимает их оттуда.
– Спасибо.
Все полностью готово к отплытию. Один из холодильников доверху набит едой, а второй, поменьше, – элитными алкогольными напитками. Нашу яхту можно назвать роскошной в полном смысле этого слова. Но сегодня меня ничто не радует. Ни бархатные подушки королевского синего цвета с вышитым логотипом в виде букв «Л» и «У», по названию судна, ни библиотека, расположенная сразу за камбузом. На яхте целых четыре уровня и несколько гостевых спален внизу, но сейчас, пока Кики и Купер резвятся в жилой зоне, я могу лишь стоять на главной палубе, тупо смотреть на яхт-клуб «Воклюз» и без конца спрашивать себя: где сейчас Джек и когда мы вернемся домой?
– Мамочка, тут так классно! – визжит Кики. – Сто лет не каталась на нашей яхте!
– Я тоже.
Разглядываю детали главной палубы: украшения из дерева ручной работы, огромный плазменный телевизор, отдельные каюты со стеклянными кофейными столиками, золотыми вставками и предметами мебели в морском стиле. На декоративных островках разложены книги в окружении гигантских ракушек и кораллов. Кажется, я еще не оправилась от пережитого потрясения. За розовой дымкой маячит голова Ариэллы. Ариэллы, падающей замертво в собственном саду. Я роняю рюкзаки и тяжело выдыхаю, чувствуя, как голова пульсирует от напряжения. Не помню, когда я последний раз пила воду, ходила в туалет, ела. Перед глазами все плывет, к горлу снова подступает тошнота. Я измотана до предела.
Скорее всего, Чарльз набил рюкзак всяким барахлом. Побросал туда все, что попалось под руку: белье из разных комплектов и летнюю одежду, хотя на улице холодно. Яхта приходит в движение. Кики и Купер бегут обратно на палубу, хватаются за поручни и с интересом выглядывают за борт. Мы покидаем Сидней и направляемся в открытый океан. А где-то там, за горным склоном, дом Ариэллы кишмя кишит полицейскими.
Достав смартфон из кармана куртки, я быстро открываю ватсап и нахожу имя Джанни – так я назвала Джека, чтобы Чарльз ничего не заподозрил. Любимый так и не ответил на мое последнее сообщение, отправленное сегодня утром. Я написала, что в доме Ариэллы что-то происходит. Затем – что приехала полиция. Ответа не последовало, хотя рядом с сообщениями светится иконка Джека и стоит пометка «просмотрено». Почему он меня игнорирует?
Не знаю, как Джек воспримет следующее сообщение, и все же надеюсь, что он хотя бы отзовется.
Мою соседку Ариэллу застрелили, и Чарльз, по-моему, как-то в этом замешан. Он везет нас с детьми на яхте в Квинсленд и не говорит, куда именно. Шкипера я вижу впервые. Ты должен мне помочь. Боюсь, у нас проблемы.
Я покусываю щеку в ожидании, что на экране вот-вот появятся две синие галочки. Но сообщение остается непрочитанным. Подняв глаза, вижу стоящего передо мной Чарльза и сразу закрываю ватсап. Взгляд мужа полон злобы.
– Кому ты пишешь? – спрашивает он.
– Никому. Проверяла, нет ли сообщений от Джорджии.
– Дай сюда смартфон.
Секунду-другую я колеблюсь, и Чарльз резко подается вперед, сверкая глазами и обдавая меня своим вонючим дыханием. От него пахнет несвежим кофе с легкой примесью никотина. Я давно не видела мужа так близко. Из ноздрей у него торчат седые волоски. Чарльз мне противен. Я протягиваю ему мобильный, мысленно моля небеса о том, чтобы он не открывал ватсап. А вдруг Джек ответит прямо сейчас?
Чарльз требует сообщить ему пароль, набирает его и листает эсэмэски. В ватсап он заглянуть не догадался. Я нервно облизываю губы, боясь, что он вот-вот меня подловит.
– Если кто-то знает, что мы здесь, наши дети в опасности, – заявляет Чарльз. – И это твоя вина, Эмма.
– Тогда объясни мне, что происходит, – мямлю я и делаю шаг назад. – Что ты сделал с Ариэллой?
– Я сделал?! – горячо шепчет он и косится на детей. – С Ариэллой?! Что ты несешь, Эмма?
– Наша соседка мертва, а мы в бегах. Выглядит подозрительно, тебе не кажется?
Муж слишком зол, чтобы сосредоточиться и на мне, и на смартфоне, а потому молча продолжает листать сообщения, но ничего не находит и… швыряет мобильный за борт. Я представляю, как аппарат с шумом ударяется о воду и опускается на дно. И словно тону сама. Ведь это был мой единственный способ связаться с Джеком.
Качаю головой и с вызовом смотрю на Чарльза:
– Зачем ты выкинул телефон?
– Чтобы заткнуть твой болтливый рот. Я отвечал за безопасность Матео и его жены. Так что теперь мы в полной заднице. Ты и представить себе не можешь, с кем по соседству мы жили, Эмма. Ублюдок никогда не оставит нас в покое.
– Значит, надо сообщить в полицию.
Чарльз вскидывает руку, как будто хочет ударить меня, но резко разворачивается и бросает:
– Не лезь. Сам разберусь.
О проекте
О подписке