2
Перевернутый король кубков

Сколько бы раз Чарли ни поворачивала ключ зажигания и ни била кулаком по приборной панели, двигатель не желал подавать признаков жизни. Наконец она сдалась и вышла из машины.

Ветер воронкой закручивался по Коттедж-стрит, обжигая щеки, бросая волосы в лицо. Переминаясь с ноги на ногу на стоянке «Экстаза» рядом с «Короллой», Чарли пыталась решить, что делать дальше. Вызов эвакуатора обойдется совсем недешево. Она совсем было собралась позвонить Винсу или даже вызвать такси, но вместо этого достала из багажника бутылку водки и, запрокинув голову, пару раз угрюмо отхлебнула прямо из горлышка, глядя на небо и жалея себя.

Те немногие листья, что еще оставались на ветвях деревьев, побурели, поникли и напоминали спящих летучих мышей.

Какая-то машина притормозила у знака «стоп». Выкрикнув в окошко непристойное предложение, водитель снова нажал на газ. Чарли в ответ показала ему средний палец, но он едва ли заметил.

Что ж, ей приходилось слышать фразочки и позабористее. Она всмотрелась в свое отражение в стекле и увидела темные волосы, темные глаза – и все остальное: грудь, ягодицы, живот, бедра. Зачастую люди вели себя так, словно воспринимали ее женственные изгибы как призыв к действию, забывая, что вообще-то всем и каждому с самого рождения приходится существовать в телесной оболочке, которую нельзя отбросить прочь, будто надоевшую пару туфель, или изменить, как тень.

Очередной порыв ветра взметнул в воздух горстку сухих листьев, хотя в большинстве своем они слипшейся массой лежали по краям дороги.

Тут Чарли пришла в голову блестящая идея отправиться домой пешком. Каких-то полторы мили, подумаешь! Пустячное расстояние, вполне можно прогуляться.

Но не для того, кто весь день – и большую часть ночи вдобавок – провел на ногах. «Храбр тот, кто во хмелю», – слишком поздно вспомнила Чарли известную присказку.

Она прошла мимо неосвещенного книжного магазина с осенней композицией в витрине: тыквы с вырезанными ртами, скалящими пластиковые вампирские клыки. Гниение пока почти не коснулось их оранжевых боков, а рядом расположились романы ужасов и традиционные жевательные конфеты «кэнди корн».

Окна всех домов были забраны ставнями. Зябко кутаясь в свое тонкое пальто, Чарли с сожалением думала о том, что Истгемптон не похож на соседние студенческие городки – Нортгемптон или Амхерст, – где было достаточно шатающейся по ночным улицам подвыпившей молодежи, оправдывающей наличие хоть одной круглосуточно открытой пиццерии или кофейни для любителей всюду успевать и многого достигать.

Царящая вокруг тишина оставляла Чарли слишком много времени для размышлений.

Шагая в одиночестве по темной улице, она никак не могла выбросить из головы сказанное Дорин: «Судя по твоим прежним поступкам – а люди разное болтают, – ты на кого-то сильно зла».

Она в сердцах пнула ногой расшатавшийся камень.

В детстве, помимо копны черных волос и карих глаз, Чарли отличалась также и скверным характером и попадала в одну передрягу за другой. Попутно она поняла, что наделена способностью детально анализировать и ситуацию, и людей. Ей нравилось докапываться до сути, выяснять, что тот или иной человек скрывает, – и становиться тем, во что они верили.

Ее мысли снова вернулись к Адаму. Что ж, вреда не будет, если она доведет дело до конца. Заодно отвлечется от гнетущей ночной обстановки.

Чарли выудила телефон и набрала сообщение:

«В «Коллекции редких книг Мортимера» в Колледже Смита есть один том, в котором, я уверена, содержится нечто важное. Могу тебе заплатить. Или, если хочешь, договоримся об услуге за услугу».

Сумеречники постоянно охотились за старинными книгами, в которых подробно описывались методы манипулирования тенями, даже убивали друг друга из-за них. Она предлагала Адаму непыльную работенку.

Он просто обязан клюнуть.

Сама Чарли на протяжении десяти лет занималась кражами то для одного сумеречника, то для другого. Она добывала им книги, свитки, а иногда и кое-что посерьезнее. И все это время скрывала свою личность, держалась в тени, время от времени для отвода глаз работала в ресторанах и барах и использовала Бальтазара в качестве посредника. Чуть больше года назад она внесла залог за дом и сумела убедить Поузи поступать в колледж.

А потом сама все испортила.

Иногда Чарли казалось, что внутри у нее имеется печь, в которой никогда не переставало пылать жаркое пламя. Еще год назад она могла бы играючи превратить все вокруг в пепел.

Адам не ответил. Может быть, он спит. Или под кайфом. Или просто не заинтересовался ее предложением.

Пряча одноразовый телефон обратно в сумку, Чарли краем глаза заметила тень, плавно скользящую от одного здания к другому. Это обстоятельство тут же отвлекло ее от воспоминаний о прошлом, но не в хорошем смысле.

О бродящих по свету бестелесных сущностях люди рассказывали такие же страшилки, как и о Слендермене или девушке с пауками в щеке, но Чарли было отлично известно, что мраки – не просто выдумки. Они возникали, если сумеречник умирал, а его тень оставалась на земле. Мраки вполне реальны и очень опасны. Воздействовать на них можно только ониксом либо огнем, и все на этом, – если, конечно, вы сами не являетесь сумеречником.

Зазвонил ее настоящий телефон, и Чарли, вздрогнув, вернулась мыслями в настоящее. Пришло сообщение от Винса:

«Все в порядке?»

«Скоро буду», – написала она в ответ и подумала, что следовало бы позвонить ему раньше, еще из «Экстаза». Тогда он приехал бы за ней и отвез домой. Для него в этом не было ничего особенного, но самой Чарли не хотелось от него зависеть. Потому что, когда он уйдет, станет только хуже.

От того места, где пруд Нашаваннак соединялся с прудом Резиновая Нить, – прямо напротив заброшенного мельничного комплекса, – донесся звук. Там определенно кто-то есть!

Чарли зашагала быстрее, сунув руку в карман и нащупав рукоятку складного тактического ножа, прикрепленного к ключам. Лезвие оставалось острым, несмотря на то, что с его помощью она вскрывала коробки с хлопьями и соскребала мастику со старых окон. Однако она представления не имела, как воспользоваться им для самозащиты. Как бы то ни было, рукоятка выполнена из оникса, а значит, способна ослабить тени.

Чарли заметила в переулке какое-то движение и в свете фонаря, горевшего над дверью одного из магазинов, различила кучу грязной одежды, белые кости и пятна крови на стене. Напрягшись всем телом, чувствуя, как тревожно засосало под ложечкой, она остановилась, стараясь осмыслить увиденное. Мозг услужливо подбрасывал разные варианты того, что это могло бы быть: выброшенный за ненадобностью реквизит из дома с привидениями, манекен, животное.

Но нет, останки были человеческими. Кто-то разодрал одежду и вспорол плоть, будто отчаянно пытался добраться до внутренностей своей жертвы. Чарли подошла ближе. Холод частично притуплял запах, но в воздухе все же чувствовалась могильная сладость. Голова мужчины была повернута набок, глаза открыты и остекленели. Грудная клетка разбита и частично выворочена, и из месива плоти, точно стволы берез, торчат зазубренные бледные кости.

У стены снова что-то замельтешило. Оказалось, что это развеваются на ветру клочки разорванной тени – совсем как ветхое белье на веревке. Налети порыв посильнее – и унесет прочь. А ведь этой тени надлежит быть столь же неподвижной, что и труп ее хозяина!

Лицо мужчины было так обезображено смертью, что узнать его Чарли смогла только по твидовому костюму, настолько мятому и грязному, будто его не снимали даже на время сна. Это же тот самый парень, которого Бальтазар вышвырнул из «Экстаза»! И который предложил продать Солту что-то, изначально ему и принадлежавшее.

Не далее как пару часов назад она ставила перед ним бурбон «Четыре розы», а теперь…

С противоположного конца переулка донесся какой-то звук, и Чарли резко вскинула голову, судорожно втянув носом воздух. На нее пристально взирал какой-то мужчина в длинном темном пальто и шляпе. У него были черные бездонные глаза, а с руками творилось что-то странное.

Очень странное.

Они целиком состояли из тени, вплоть до покрытых шрамами запястий.

Незнакомец направился к Чарли, чеканя шаг по асфальту. Инстинкт самосохранения велел ей немедленно убегать, а разум советовал замереть на месте, потому что бег лишь распалит желание хищника броситься в погоню. Она что же – в самом деле драться собралась? Нож у нее в руке вдруг показался до смешного маленьким, немногим лучше маникюрных ножниц.

В отдалении завыли сирены.

Услышав которые, мужчина остановился. Некоторое время они с Чарли смотрели друг на друга поверх лежащего на земле трупа, затем незнакомец отступил назад, скользнул за угол и скрылся из виду. От страха у Чарли закружилась голова, хмель разом выветрился.

Заставляя себя двигаться, она, спотыкаясь, вышла из переулка и быстро зашагала к «Юниону». Если прибывшая на место происшествия полиция обнаружит ее рядом с телом, то не оберешься вопросов – и вряд ли копы поверят рассказу о каком-то парне с тенями вместо ладоней. Особенно из уст Чарли, которую еще до достижения восемнадцатилетнего возраста дважды привлекали за мошенничество.

Ноги несли ее вперед, а голова шла кругом. С тех пор как двадцать лет назад в Боксфорде случилась резня и мир узнал о существовании сумеречников, Западный Массачусетс ими кишмя кишел. Ну прямо Силиконовая долина магии теней!

Начиная от Спрингфилда с его закрытыми оружейными заводами и заколоченными особняками до университетов и колледжей, своеобразных ферм в горных городках, загрязненных рек и болотистой красоты водохранилища Кваббин, Долина казалась весьма привлекательной из-за своей дешевизны и удачного расположения – достаточно близко как к Нью-Йорку, так и к Бостону. Кроме того, тут всегда очень терпимо относились ко всякого рода чудачествам. Где еще вы найдете коз, используемых для стрижки газонов, или оружейный клуб, проводящий ежегодную ярмарку в стиле Возрождения? Отправившись на короткую пешую прогулку, здесь вполне можно купить каркас кровати восемнадцатого века, изготовленный вручную горшок в форме вагины или даже дурь у ошивающегося на автобусной станции парня.

В наши дни ко всему вышеперечисленному можно добавить еще и посещение теневого салона, альтерационисты которого без труда избавят вас от любого порока – или помогут погрузиться в новый. Например, стремительно росло число желающих покайфовать. Чем больше в мире становилось сумеречников, тем большие изменения претерпевали города – сдерживающего оникса на всех не напасешься!

Как бы то ни было, убийство парня в твидовом костюме казалось исключительно ужасным. Кто бы ни был к этому причастен, он должен был обладать невероятной силой, чтобы расколоть тело человека, как скорлупу грецкого ореха.

Чарли сунула дрожащие руки поглубже в карманы. Привычный маршрут вдруг сделался пугающим, полным зазубренных теней, перемещающихся с каждым порывом ветра. Ей показалось, что она учуяла запах тухлого мяса.

Едва смея дышать, она миновала еще два квартала и, наконец, оказалась на своей подъездной дорожке.

Привычно звякнул колокольчик над дверью, когда Чарли вошла в уродливую желтую кухню съемного дома. В раковине стояла сковорода и две грязные миски, а рядом с микроволновкой – тарелка, накрытая другой, – ее с надеждой обнюхивала их кошка по кличке Люсимурр.

Винс обнаружился в гостиной; он спал перед негромко бубнящим телевизором, раскинув свое большое тело на обшарпанном диване. У него на животе лежала книга в мягкой обложке. При виде его на Чарли накатило чувство тоски – неприятное ощущение, когда скучаешь по кому-то, кто пока тебя не оставил.

Ее взгляд устремился туда, где должна была быть его тень, но наткнулся на пустоту.

Еще при первой встрече Чарли отметила, что с Винсом что-то не так: он как будто был немного не в фокусе, размытым по краям. Может быть, ее отвлекло то, что она сама была пьяна, или, что в отличие от прочих парней, которых влекло к ней, этот был чисто выбрит и в целом имел весьма презентабельный вид. Только когда она увидела его на следующее утро – он стоял в дверном проеме, и свет, казалось, струится прямо сквозь него, – она поняла, что у него нет тени.

А вот Поузи сразу обратила на это внимание.

Сейчас сестра сидела на потертом сером ворсистом ковре и, разложив перед собой карты, прищурившись, пялилась в экран ноутбука, где двигалось какое-то зернистое изображение. Одета она была в ту же пижаму с потертыми засаленными манжетами, что и когда Чарли уходила. И без лифчика. Свои светло-каштановые волосы Поузи завязала небрежным узлом на макушке. Единственным украшением, которое она носила не снимая, было кольцо с чередующимися золотыми и ониксовыми секциями. Общаясь с клиентами по «зуму», Поузи никогда не включала свою камеру, поэтому и наряжаться ей надобности не было.

Возвращения Чарли она, наверное, даже не заметила, продолжая читать карты Таро своим размеренным и весьма профессиональным голосом:

– Девятка жезлов, перевернутая. Она символизирует безмерную усталость. Стремясь отдавать всю себя без остатка, вы в конце концов обнаружили, что исчерпали все силы…

Ее собеседница, должно быть, принялась изливать душу, потому что Поузи замолчала, не договорив, и стала слушать.

Когда сестры были маленькими, мать частенько посещала экстрасенсов – и их с собой таскала. Чарли помнила, как пялилась на пыльные бархатные подушки и занавески из бисера в гостиной дома вдали от шоссе, и лежащую у нее на коленях голову Поузи, пока маме плели очередную ложь о ее будущем.

Однако их матери нужно было с кем-то поговорить, пусть ее и обманывали раз за разом, – никому другому она открываться не хотела. Экстрасенсы, медиумы, гадалки выступали в качестве психологов для тех, кто не готов признать, что нуждается в помощи. Они являлись кем-то вроде волшебников для людей, отчаянно нуждающихся в капельке магии, – до того как магия стала реальностью.

Хотя Чарли не верила, что у Поузи есть способности, не сомневалась, что в лице ее сестры клиентки обретали того, кто относится к их проблемам серьезно и искренне хочет помочь. А они в ответ подписывались на нее на «Патреоне» и делали пожертвование в пятьдесят долларов.

Чарли вернулась в кухню и, сняв верхнюю тарелку с нижней, обнаружила, что Винс приготовил тако с яйцом, положив сбоку нарезанный дольками авокадо, сдобренный соусами табаско и шрирача. Судя по посуде в раковине, он приготовил то же самое и для Поузи. Сидя на кухне за ржавым складным столом, Чарли жевала свою порцию и слушала, что вещает сестра:

– Король кубков, тоже перевернутый. Вы умная женщина, но, тем не менее, иногда совершаете необдуманные поступки.

Чарли содрогнулась – это уходили остатки адреналина. Пришлось на мгновение отложить вилку и сделать несколько прерывистых вдохов. Она попыталась сосредоточиться на голосе сестры и на знакомой истории, которую та рассказывала.

У большинства людей, просивших Поузи сделать расклад на картах Таро, имелись проблемы на любовном фронте. Некоторые хотели узнать, есть ли у них шанс понравиться конкретному человеку. Другие – одинокие – мечтали услышать подтверждение, что в том нет их вины. А чаще всего обращались те, у кого разладились отношения со второй половинкой: эти либо нуждались в заверении, что страдания их оправданны, либо, наоборот, в благословении на разрыв.

Мать Чарли и Поузи тоже чаще всего ходила советоваться о делах сердечных. Для женщин семейства Холл состояние влюбленности было сродни падению со скалы. Они были катастрофически не способны выбрать достойного мужчину, словно пребывали под действием некоего наследственного проклятия, которое было наложено на них с тех пор, как бабушка вышла замуж за одного ужасного парня. Она и по сей день отбывает заключение за то, что в конце концов пустила ему пулю в затылок, пока он смотрел телевизор, развалившись в кресле. Потом проклятие перекинулось на маму, которая, посадив дочерей на заднее сиденье своей «Киа» и велев им не шуметь, колесила по округе в попытке поймать своего благоверного – их отца – на измене. Какое-то время спустя у девочек появился отчим, но все снова закончилось плачевно – он сломал Поузи запястье. Это наваждение не обошло стороной и саму Чарли, чей бывший парень, погрязший в карточных долгах, убедил ее подавать налоговые декларации за умерших людей и забирал себе полученные деньги. Поузи любила повторять, что, чтобы влюбить в себя женщину из рода Холл, парню достаточно иметь дыру в голове, сердце или кармане.

Возможно, это соответствовало действительности, и в мужчине в самом деле должно было чего-то не хватать, чтобы разбудить в Чарли желание заполнить эту пустоту собой, исцелить, подобно эликсиру. Или, наоборот, она стремилась найти родственную душу в том, кто тоже что-то потерял.

Винс был парнем надежным. Крепким, трудолюбивым. По тому, сколь неохотно и с запинками он рассказывал о своих родственниках, нетрудно было заключить, что вспоминать прошлое ему неприятно, но Чарли, привыкшая ловить мельчайшие намеки, о многом догадалась сама. Мозоли на его руках появились сравнительно недавно, а идеально ровные зубы явно были результатом ношения брекетов. Винс знал все то, чему обычно обучают в колледже, и не имел никаких долгов. Напрашивался логичный вывод, что родом он был из состоятельной семьи.

Чарли не переставала гадать, не отвернулись ли они от него после того, как он лишился своей тени? Предприняв несколько попыток расспросить его об этом и неизменно получая уклончивые ответы, она оставила тему. В конце концов, не очень-то ей и хотелось слушать истории о лучшей жизни, от которой Винс теперь далек, как никогда.

Он-то был готов закрывать глаза на истинную суть Чарли Холл, которая как магнитом притягивает к себе неприятности и временами поддается приступам мрачной меланхолии, во время которых не хочется даже вставать с постели. И которая долгие годы пыталась избавиться от бесконечной круговерти мыслей посредством неумеренных возлияний, череды интрижек и ограблений. Говорят, что лишенный тени человек не способен испытывать эмоции столь же полно и глубоко, как обычные люди. Может быть, именно поэтому Винса и не беспокоит то, кто она на самом деле такая и что натворила.

Находясь дома с Винсом, Чарли пыталась быть одновременно и той, кто рассказывает историю, и героиней этой самой истории – девушкой, оставившей мошенничество в прошлом. Той, кому с тех пор ни разу не приходилось бороться с желанием свернуть с пути истинного.

И пусть Винс был чересчур внимательным слушателем, который, как Чарли зачастую подозревала, различал и ее боль, и стремление дикой, звериной части ее натуры сорваться с поводка. По крайней мере, он ее не отталкивал.

– Эй! – окликнула Чарли, теребя Винса за ногу. Она хотела, чтобы он лег с ней в постель, хотела чувствовать его дыхание в своих волосах и ощущать вес его руки, обнимающей ее. Это помогло бы ей отвлечься от мыслей о белеющих костях, засыхающей крови – и о мужчине с тенями вместо рук.

Винс открыл глаза, потянулся. Выключил телевизор. Подобно многим высоким мужчинам, он имел привычку немного сутулиться, пытаясь тем самым казаться менее устрашающим.

– Ты нашла еду, которую я для тебя оставил? – спросил он, проходя в спальню и проводя кончиками пальцев по ее спине. Она содрогнулась от желания, вдохнув запах отбеливателя, который льнул к его коже даже после работы.

– Ты хороший парень, – отозвалась она, и он улыбнулся в ответ, смущенный, но довольный.

Винс исправно оплачивал счета, выносил мусор и был добр к кошке. Даже если он и мечтал о другой жизни, то сейчас все равно был с Чарли. И не важно, что у него на сердце – как, впрочем, и у нее тоже.