Если бы вы оказались в Кении у засушливых берегов озера Туркана 1,9 млн лет назад, вы могли бы встретить первого известного нам гоминида, обладавшего попой{3}. Это существо было больше похоже на современного человека, чем на обезьяну{4}. Нос у него выдавался на лице и представлял собой хрящевой выступ, а не просто две дырки в голове. Лицо было плоским, с костистым надглазничным валиком и покатым лбом, глаза смотрели прямо. Гоминид умел ходить и бегать на двух ногах. И от тазовых костей к обоим бедрам у него тянулись выступающие ягодичные мышцы – плоть, образующая основу круглого, сильного зада.
Местность, в которой обитал этот гоминид, очень напоминала современную африканскую саванну с редкими деревьями и открытыми травянистыми равнинами{5}. Она относительно недавно сменила пышные, густые джунгли, где миллионы лет жили предки гоминида. Их строение было приспособлено к древесному образу жизни: ловкие, гибкие ноги и стопы, предназначенные для лазания по ветвям, обезьяноподобная морда, волосатое тело и огромные челюсти, которые позволяли перемалывать большое количество растительной пищи{6}. Попа у них была маленькой и плоской – ее и попой-то не назовешь. Но к тому времени, когда на сцену вышел интересующий нас представитель вида Homo erectus, тела гоминид уже приспособились к новому, равнинному месту обитания. Чтобы выжить в саванне, крупные ягодичные мышцы были необходимы.
Тысячелетия спустя, летом 1974 г., Бернард Нгенео медленно шел по тому же восточному берегу озера Туркана, пристально вглядываясь в темную песчаную почву{7}. Он был членом исследовательской группы, которую вместе с коллегами ласково называл «банда гоминид»{8}. В нее входили кенийцы, сотрудничавшие с экспедициями Ричарда Лики, знаменитого палеонтолога и защитника окружающей среды с неоднозначной репутацией. Члены «банды» были известны своим умением находить ископаемые человеческие останки, глубоко вмурованные в породы или затерявшиеся среди других костей и раковин. Буквально за два года до того Нгенео обнаружил под кучей окаменелых костей животных череп, который, как оказалось, принадлежал представителю ранее неизвестного вида рода Homo.
Нгенео устремил пристальный взгляд на скалу, покрытую галькой и окаменелыми ракушками, – миллионы лет назад здесь располагалось дно древнего озера{9}. Из породы выступало что-то многообещающее. Присмотревшись, Нгенео понял, что снова не ошибся. Он нашел окаменелость KNM-ER 3228 – правую тазовую кость, все, что осталось от самца гоминида, ходившего по берегам озера Туркана 1,9 млн лет назад, – древнейшую (и поныне) известную палеоантропологам тазовую кость. И хотя во время раскопок никто не придал находке Нгенео особого значения (это был лишь один из многочисленных фрагментов костей, найденных в то лето), с ее помощью ученые сильно продвинулись вперед в понимании эволюционной истории и назначения человеческой попы.
___________
Об окаменелости KNM-ER 3228 мне рассказал доктор Дэниел Либерман, профессор биологических наук и заведующий кафедрой эволюционной биологии человека в Гарварде{10}. Хотя в XIX веке ученые и занимались созданием псевдонаучных теорий о попе, пытаясь оправдать устоявшиеся расовые иерархии, большую часть века XX научное сообщество не уделяло этой части тела особенного внимания. За последние двадцать лет ведущим спецом в области биологии попы стал доктор Либерман. И он, по-видимому, больше всех остальных биологов интересуется окаменелостью KNM-ER 3228.
Познакомившись в 1990-е с находкой Нгенео, Либерман нашел ключ к ответу на вопрос, которым редко всерьез задавались эволюционные биологи и который на много лет стал исключительным предметом его внимания. Это, однако, был не вопрос о попах – по крайней мере, изначально. Скорее, это был вопрос о беге{11}.
В гарвардской аспирантуре Либермана учили, что люди бегают плохо, а способность к бегу не особенно важный адаптивный признак в эволюции человека. Считалось, что бег фактически является быстрой ходьбой, побочным продуктом двуногости, к которому люди не очень хорошо приспособились{12}. Чемпионы по бегу в царстве животных – это четвероногие с обтекаемой формой тела вроде антилоп и гепардов. Их строение позволяет им бежать галопом и отрывать от земли все четыре ноги, что придает этим существам легкость и маневренность. Так как бежать галопом на двух конечностях невозможно, у четвероногих животных всегда будет преимущество даже перед самыми быстрыми людьми{13}. Например, Усэйн Болт[7]{14} способен бежать со скоростью 10 м/с в течение нескольких секунд, а антилопа или лошадь – со скоростью 15 м/с в течение нескольких минут{15}. Люди многое умеют делать хорошо, заключили эволюционные биологи, но не бегать. Однако Дэниел Либерман в ходе своих исследований пришел к выводу о том, что эти представления могут быть неверны.
Однажды, проводя один из своих экспериментов, он наблюдал за карликовыми свиньями. Либерман смотрел, как те бегают на беговой дорожке, как вдруг к нему подошел коллега по имени Деннис Брамбл. Ученые стали наблюдать за свиньями вместе. Брамбл отметил, что их головы мотаются на бегу, вероятно, из-за отсутствия выйной связки. Эта широкая эластичная связка на затылке поддерживает голову при движении. У всех хороших бегунов из царства животных – лошадей, собак, гепардов, зайцев – выйная связка имеется. У животных, которые бегают плохо, включая шимпанзе и других человекообразных обезьян, ее нет. Обсуждая наблюдение Брамбла, коллеги вспомнили, что у одного животного, которое считается никудышным бегуном, выйная связка все-таки есть: у человека.
Брамбл и Либерман были заинтригованы. Оба читали недавно вышедшую статью{16}, автор которой пытался опровергнуть сложившиеся представления эволюционных биологов о способности человека бегать. В тот момент многие ученые просто не обратили на нее внимания. В статье способность к бегу была представлена важным адаптивным признаком, сыгравшим огромную роль в эволюции человека. Чем больше Брамбл и Либерман размышляли о выйной связке, тем больше задавались вопросом: вдруг в этой гипотезе что-то есть?
Пытаясь разгадать эту загадку, коллеги отправились в Гарвардский музей{17}. Они провели долгие часы, роясь в окаменелостях, чтобы установить, когда и почему у человека появилась выйная связка. Оказалось, что это произошло около 2 млн лет назад. Это был очень важный момент нашей эволюционной истории. На ее сцену вышел Homo erectus – первый предок человека, ходивший на двух ногах, а также – что важно – первый наш предок с большим мозгом.
Либерман и Брамбл обнаружили, что примерно в это же время – когда наши предки стали двуногими, – появились и почти все адаптивные признаки, позволяющие человеку бегать. Homo erectus стал первым гоминидом с укороченными и сгибающимися при шаге вперед пальцами на ногах; первым гоминидом со сводчатой стопой и мощным ахилловым сухожилием, при ходьбе и беге работающим как амортизатор; первым гоминидом с коленями, выдерживающими нагрузку, которая создается ударами стопы о поверхность; первым гоминидом, у которого растягивается поверхность бедра{18}. И у Homo erectus появилась попа{19}. Все эти факты указывали на то, что гоминиды могли перейти к двуногости в том числе и для того, чтобы бегать.
Это открытие подтолкнуло Либермана к подробному изучению роли, которую в беге играет попа. Он приступил к внимательному анализу анатомических различий между попами человека и наших ближайших родичей-приматов{20}. Ученый прикреплял на попы испытуемых электроды и заставлял их ходить и бегать на беговой дорожке: он хотел понять, какую именно функцию выполняет большая ягодичная мышца, когда человек переходит с ходьбы на бег трусцой. К 2013 г. Либерман прославился своими исследованиями настолько, что его пригласили сняться в юмористической телепередаче «Отчет Кольбера» (The Colbert Report). «Если вы посмотрите на попу шимпанзе, то сразу заметите, какая она малюсенькая, – рассказывал Либерман телезрителям об эволюционном значении попы{21}. – У шимпанзе совсем жалкие попы. У человека, наоборот, попа огромная! Большая ягодичная мышца – это самая крупная мышца в нашем организме, и мы единственные животные на Земле, у которых она такая большая{22}. Эта мышца является уникальным признаком, она отличает нас от других приматов – так же как белки глаз{23} и сводчатая стопа». Доктор Либерман попросил Кольбера пройтись, плотно прижав ладони к ягодицам, чтобы почувствовать, насколько попа расслаблена при ходьбе. Затем он велел ведущему немного побегать: «Вы чувствуете, как они сжимаются?»{24}
Меня Либерман заставил сделать то же самое. Правда, мне, чтобы прощупать мышцы, пришлось постараться и с силой вдавить пальцы в свой зад – он состоит не только и не столько из мышц. Я бегала кругами по своей квартире, мыски толкали меня вперед, поверхность бедер растягивалась, ягодицы сжимались. У меня едва ли получится два раза обежать вокруг квартала медленной трусцой, но доктор Либерман был уверен, что мое тело хорошо приспособлено к бегу. Доказательства этому, как он считает, можно отыскать в пустыне Аризона.
___________
Вот уже почти сорок лет, с 1983 г., предприниматель по имени Рон Барретт организует бега, которые называются «Человек против лошади». Если верить Барретту, история этих соревнований началась с пьяного спора в баре: подвыпивший член местного городского совета заявил, что хорошо подготовленный человек может обогнать лошадь, сидевший рядом за стойкой полицейский с этим не согласился и предложил собутыльнику поспорить на деньги. Они устроили импровизированный забег, который впоследствии стал ежегодной традицией. Идея простая: люди и лошади пересекают аризонскую пустыню, состязаясь в выносливости – человек с человеком, животное с животным и, что самое интересное, человек с животным.
Сегодня забег «Человек против лошади» организуют на горе Мингус, в 48 км от Прескотта. Это поросший соснами пик высотой почти 2400 м. Хотя соревнования проходят и на дистанциях 20 и 40 км, настоящий забег – тот, на который съезжаются лучшие бегуны и наездники, – это, конечно, 80-километровый сверхмарафон.
Раздираемая одновременно недоверием и любопытством, я поехала в Прескотт, чтобы воочию увидеть зрелище, которое доктор Либерман назвал «первобытная битва». Лошади должны будут затащить свои 600-килограммовые (а с наездником еще тяжелее) туши вверх по узкой скалистой тропке, балансируя на четырех копытах, каждое из которых меньше человеческой ладони. Люди пробегут полный марафон по той же тропе, после чего им нужно будет взобраться по крутой скале на высоту более 500 м – «колени к щекам», как выражается Рон Барретт{25}. И даже тогда это будет только половина задачи – до финишной прямой останется еще около 30 км. А вечером после забега участники устраивают барбекю.
О проекте
О подписке