Мина начинала беспокоиться. Не первый раз за время их короткого знакомства Винсент Вальдер заставлял себя ждать. Коллеги часто упрекали Мину в излишней напористости, советовали быть терпимее к собеседнику, если она хочет расположить его к себе. Сама Мина не была уверена, что все это так важно. Эффективность расследования зависит от чего угодно, только не от ее дружелюбия. Об этом Мине говорил ее вот уже почти десятилетний опыт работы в полиции. Тем не менее…
– Конечно, нет проблем, – ответила она, поудобнее устраиваясь на жестком стуле.
Опустив глаза в стакан с колой и мысленно отключив голос Винсента, пока тот разговаривал с женой, Мина вспоминала ящик, который они нашли почти с неделю тому назад. Он выглядел как реквизит для иллюзионного шоу в Лас-Вегасе – не хватало блесток, серебряных звезд или что там еще такое полагается. Так легко было представить ассистентку – женщину, потому что именно это их обычно сажают в такие коробки, – и мужчину-фокусника с длинными мечами в руке. И то, как он просовывает лезвия в сквозные отверстия под полные ужаса вздохи публики…
Мина, конечно, «прогуглила» и эту тему. Фокус с ящиком и ножами называли женоненавистническим. «Sword casket», «sword basket»[2] – у этого шоу было много названий. В первоначальном варианте это вообще был не ящик, а небольшая корзина с ребенком. Какая мерзость… Похоже, трюк давно стал классикой циркового искусства. Женщины и дети – вечные жертвы.
Но Мина согласилась на ужин в этом ресторане вовсе не из-за какого-то впопыхах сколоченного ящика. Причиной было скорее его содержимое – тело, которое им до сих пор не удалось опознать. Коллеги крепко увязли. Они испробовали все, что обычно делалось в таких случаях, и ничего не добились. Не сразу шеф Мины Юлия решилась прибегнуть к нетрадиционным методам.
Мина глотнула колы и перевела взгляд на участников конференции. Все, что угодно, лишь бы хоть на время отстраниться от ужасных воспоминаний, которые тем не менее ее не оставляли. Никто не мог упрекнуть Мину в излишней впечатлительности, просто случай и вправду был особый. Из одной стенки ящика торчали рукоятки мечей, из другой – кончики лезвий. Тело молодой женщины внутри походило на пронзенную насквозь марионетку. Мина зажмурилась – слишком поздно…
Следствие до сих пор не установило, кто она. Подозреваемых также не было. Ящик с телом отправили Мильде Юрт, но Мина не верила в успех судмедэкспертизы. Тут требовался иной подход.
Внезапно Мина обнаружила, что Винсент на нее смотрит. Очевидно, он уже закончил говорить с женой. Мина прокашлялась, прогоняя навязчивые образы.
– Прошу прощения еще раз, – сказал он. – Теперь я ваш. Судя по выговору, вы не местная. Похоже, работаете в Стокгольме. И приехали сюда, в Евле, в этот поздний, непогожий вечер, чтобы поговорить о трюках и человеческой психике с менталистом? Вам меня рекомендовали, вы сказали? Чертовски любопытно узнать, что все это значит.
Винсент склонился над столом, подперев щеку рукой, но Мина решила на этот раз выдержать паузу. Дать ему возможность заглотить приманку как следует.
– Видела, как вы ставили автограф на гвозде, – улыбнулась она. – Художнику не возбраняется подписывать свои работы, так?
Менталист как будто смутился, а потом рассмеялся:
– Гвоздь? Должно быть, это выглядело невероятно по́шло, но что мне на это сказать? Это то, чего ожидает от меня публика, особенно после того телешоу. Я всего лишь не хотел их разочаровывать. В конце концов, они заплатили за этот вечер деньги и потратили время.
Плечи Винсента опустились, он как будто расслабился. Похоже, градус напряжения и в самом деле несколько понизился, пусть ненадолго.
– И вы правильно заметили, – продолжала Мина. – Я не сидела бы здесь, если б это не было так важно. Мы расследуем одно дело, в котором я ничего не понимаю. До сих пор нам удавалось держать прессу на расстоянии, но это, так или иначе, вопрос времени.
Винсент отрезал кусочек гамбургера. То, что он воспользовался ножом и вилкой, несказанно обрадовало Мину. Возьми он этот жирный бургер в руку, она совсем не была бы уверена в том, что сможет продолжать эту беседу.
– Простите, – Винсент помахал вилкой с нанизанным на нее кусочком гамбургера, – но какое отношение это имеет ко мне?
Вместо ответа Мина достала из папки бежевый конверт и вытащила из него несколько фотографий. Те, на которых запечатлено пронзенное ножами тело, пролистала. Положила нужное сверху и зафиксировала кипу скрепкой. Большего менталисту видеть не нужно. Пока, во всяком случае.
– Вам знаком этот предмет?
Вилка зависла в паре сантиметров от его рта.
– Sword casket, – кивнул Винсент. – «Ящик с мечами». И все-таки… я все еще ничего не понимаю…
Кусок гамбургера наконец отправился в рот.
– Я тоже, – вздохнула Мина. – Просто хотела сказать… – быстро поправилась она, – мы с коллегами совершенно не понимаем этого преступника. И надеемся, что вы увидите здесь больше. Ну, с учетом ваших возможностей, я имею в виду… Это и заставило меня обратиться к вам за помощью. Скажем так, этот ящик, который обнаружили мои коллеги, не был пустым. Нам потребовалось время, чтобы снять ее с лезвий.
Винсент прекратил жевать и побледнел.
– Нам все еще неизвестно, кто эта жертва, – продолжала Мина. – И я думаю, единственный способ хоть как-то продвинуться в этом расследовании – понять, что творилось в голове злоумышленника. Не скажу, что изуродованные трупы – такая уж редкая находка. К сожалению, нет. Не настолько редкая, по крайней мере, как того хотелось бы. Но в ящике для фокусов?.. Такого в моей практике действительно не бывало. Кому могла прийти в голову такая мысль? Зачем? Об этом я и хотела с вами поговорить. Я видела ваше шоу. Вы и в самом деле умеете читать мысли других людей. Лучше, по крайней мере, чем это делает большинство из нас. Помогите нам понять, кто он.
Винсент откинулся на спинку стула и прищурил глаза.
– Но у вас ведь наверняка есть психологи-криминалисты. Что я, по-вашему, могу сделать такого, чего не могут они? Профиль преступника – не то, чем я занимаюсь каждый день.
Он обмакнул картофельную «соломинку» в майонез.
– Но вы ведь не только психолог, но и маг, а это то, чего в полиции уж точно никто не умеет. И потом… – Мина огляделась и понизила голос, – в последний раз преступник, которого наш психолог определил как «этнического грека средних лет из высшего общества», оказался женщиной-шведкой, работницей склада.
Тут Винсент рассмеялся так, что остаток картофельного ломтика выпал у него изо рта, и приложил салфетку к губам.
– И все-таки ваша просьба кажется мне странной, – произнес он наконец. – Полицейское начальство, насколько мне известно, не одобряет вмешательство в расследование гражданских лиц. И у меня нет никакого специального образования. Я и в самом деле изучал механизмы человеческого поведения, но моя наука основывается на базовой психологии, общих статистических моделях и моих собственных наблюдениях.
– А как, вы думаете, работают психологи-криминалисты?
– Я шоумен, мое дело развлекать публику. Никто не пострадает, если я где-то ошибусь в выводах.
– Кроме вас самого, – поправила Мина. – Вы достаточно доверяете своим способностям, чтобы рисковать собственной ладонью, которая в случае ошибки будет проткнута гвоздем.
Он слабо улыбнулся:
– И это то, чего я не должен делать… Но бог с ним, продолжайте… даже если я все еще не понимаю, чем могу быть вам полезен.
– Мы… – Мина запнулась, – наша группа занимает особое положение в полиции. Мы несколько выпадаем из обычной организационной схемы.
– В смысле?
– Ну… мой шеф Юлия – дочь начальника отделения, и…
– Понятно… – Менталист заговорщически изогнул бровь.
– Вы неправильно меня поняли, – поспешила объясниться она, подавив приступ внезапной злобы, которую Винсент, похоже, заметил. – Совсем не в этом смысле… Юлия – очень компетентный полицейский, прирожденный руководитель. И я не удивлюсь, если со временем она займет отцовское кресло. Но она, как и все мы, страдает из-за излишней жесткости, негибкости организации полицейского ведомства, скажем так… Если ей и удалось создать группу на особом положении, то, скорее, вопреки родственным связям.
– Только лучшие из лучших? – улыбнулся Винсент.
– Ну… – сухо протянула Мина, – было бы из чего выбирать.
– Специальная группа без специалиста нужной компетенции.
Мина все еще не знала, как ему это объяснить, и предприняла еще одну попытку.
– Каждый из нас по-своему талантлив. Но люди есть люди, и у любого полицейского начальника найдется тысяча причин, чтобы выставить за дверь неугодного человека.
– И за что же выставили вас? – Он все еще улыбался одними уголками губ.
– Я правда не знаю. Я напориста, умею мыслить нестандартно…
– Но?.. – Винсент потянулся за следующим картофельным ломтиком.
– Но группе, где я работала, было со мной некомфортно… не могу понять, в чем здесь дело. – Кашлянув, Мина продолжила: – Так или иначе, Юлия не возражает против вашего вмешательства в расследование. Что касается платы за ваши услуги, боюсь, она будет скромной. Зато вы получите возможность участвовать в действительно нужном деле.
– Более нужном, чем кривляние на сцене перед публикой, вы имеете в виду? – Винсент отодвинул от себя фотографии. – Вы путаете фантазии и действительность. Все мои трюки не всерьез, и мне жаль, что вы зря проделали этот путь. Но вы должны понять одну вещь. Я – шоумен, как я уже сказал. Я развлекаю народ. «Менталист» – вымышленный персонаж, не более того. То, что я делаю на сцене, там и остается. Со стороны может показаться, что я обладаю какими-то уникальными способностями, но на самом деле это может развить в себе каждый. Вы говорите о профиле преступника, убийцы к тому же. Но я ничего не знаю об убийцах. Повторюсь, что этим должны заниматься специалисты. Люди, которые, как вы выразились, «участвуют в действительно нужном деле».
Он избегал встречаться с ней взглядом, и Мина совсем не рассчитывала на такой поворот. Она ожидала чего угодно – того, что он сошлется на нехватку времени или на более важные дела. Она подготовилась к тому, чтобы поиграть на его профессиональной гордости, и никак не ожидала, что он станет лгать ей в лицо.
– Я все поняла. – Мина поднялась со стула.
Пришло время пустить в ход новую стратегию.
– Выходит, я ошиблась. Неудивительно, ведь вы были так убедительны на сцене… Прошу прощения. Я оплачу счет, и не будем больше об этом. Похоже, я оставила его на барной стойке возле сконцев…
– Они из Хельсинборга, – поправил Винсент, возвращаясь к гамбургеру. – Участники конференции по противопожарной безопасности. И я не стал бы мешать им, будь на вашем месте. Высокая женщина спиной к нам только что заговорила с мужчиной. В кои веки ей не приходится изгибать спину, чтобы собеседник не чувствовал себя слишком маленьким рядом с ней. Жаль только, что именно этот мужчина женат. Некоторые полагают, что для перехода в разряд холостяков достаточно снять кольцо. Никогда не понимал их логики. Женатого мужчину видно за сотню миль – по множеству разных признаков. Но эти двое не хотят, чтобы их разоблачили, и ей, похоже, это нужно не меньше.
Мина, как могла, сдерживала улыбку. Винсент словно не вполне осознавал, о чем только что говорил.
– И потом, счет нам больше не нужен. Я давно его оплатил.
– Сколько ступенек отделяют сцену от зеленой комнаты в театре Евле? – быстро спросила Мина.
Он сразу посерьезнел.
– Восемь. Но почему вы об этом спрашиваете?
– Их семь. Если не ступать на одну дважды.
Менталист разинул рот. Эта особа из полиции становилась все более интересной. Винсент не привык к тому, что люди разгадывают его секреты. Мина села, уже не скрывая улыбки.
– Профессиональный прием, не более того. – Она снова придвинула ему фотографии.
– Хорошо, вы победили, – отозвался Винсент. – Пока, во всяком случае.
Верхний снимок в кипе съехал в сторону, и глазам Винсента открылось нечто более интересное. Мина не успела его остановить.
– Черт… – Лицо менталиста исказила гримаса.
– Именно так.
Он сощурил глаза, словно стараясь привыкнуть к тому, что увидел.
– А это что? – Ткнул пальцем в предмет в пластиковом пакете рядом с телом.
– Часы жертвы. Стекло разбито. Стрелки показывают три часа, и смерть, похоже, наступила именно в это время. То есть в три пополудни…
Винсент замотал головой:
– Нет, не часы, вот это…
Он показал на линии на бедрах жертвы, как раз под тем местом, куда вошел клинок. Две длинные линии пересекались с короткими, образуя узор, похожий на лестницу. Как казалось Мине, по крайней мере.
– Порезы, – ответила она, – ножевые, похоже. Возможно, таким образом преступник рассчитывал терроризировать жертву. В предвкушении того, что должно было последовать за этим.
– Но с какой стати такая точность? – удивился Винсент. – И это настолько не согласуется с тем, как он искромсал ее потом… Не думаю, что это ради лишних мучений. Эти линии – символ.
– Символ чего?
– Ну… этот образ имеет символическое значение во многих религиях. В Библии, к примеру, где Иаков поднимается на небо по лестнице. Фрейд связывал лестницу непосредственно с половым актом. Только не спрашивайте меня, как именно. Хотя… думаю, здесь все проще.
Винсент повернул снимок на девяносто градусов и продолжал разглядывать «лестницу» в новом, горизонтальном положении. А Мина поймала себя на том, что больше не видит ступенек. Теперь линии образовывали римскую цифру «три».
Повисла пауза. Голоса из бара перебивали мысли.
Молчание нарушил Винсент:
– Не хотел об этом спрашивать, но…
Мина кивнула.
– Догадываюсь, о чем вы подумали. Если есть третий номер, то где первый и второй?
С утра голова работала плохо. Слепящий солнечный луч, прилегающая к коже мягкая поверхность простыни и слабое послевкусие снотворного – вот и все, что обычно воспринимал Винсент в эти первые секунды между сном и пробуждением. Блаженный вакуум и полная невозможность локализовать себя в какой-либо точке вселенной. Ощущение пространства, времени – это приходило позже.
Действительность вторгалась в его сознание постепенно. Звон фарфоровой посуды из кухни. Птица, защебетавшая, вопреки зиме, в домике, который соорудила для нее Мария. Голос сына Астона, то высокий, то низкий, так легко меняющий радостные интонации на гневные.
Винсент сел, откинув одеяло. Медленно, начиная с левой, опустил ноги на пол. Потом надел брюки и вчерашнюю рубашку, которую до того хотел бросить в стирку, хоть и носил всего один вечер. Верхнюю пуговицу проигнорировал, застегнулся на оставшиеся шесть. Так оно и должно быть. Он никогда не понимал, зачем на рубашки нашивают семь пуговиц. Похоже, эту модель разрабатывал психопат.
Когда Винсент вышел на кухню, там уже собрались все, кроме Ребекки.
– Иди пригласи к завтраку свою любимую доченьку, – сказала Мария, не глядя на мужа.
Как Винсент ни пытался, не мог вспомнить, когда слова, которые они говорили друг другу, не были нагружены таким множеством дополнительных смыслов и намеков. Ссоры, бытовые неурядицы и вечная подозрительность незаметно разрушили то, что некогда действительно было. Но когда именно это случилось, теперь установить невозможно.
Мария нарезала яблоки для Астона, озлобленно мешавшего ложкой йогурт. Зеленый чай в ее чашке давно остыл. Сонный Беньямин сосредоточенно чистил яйцо, второе лежало перед ним на тарелке. Две тарелки – одна для яиц, другая для скорлупы.
Винсент постучался в комнату Ребекки.
– Ребекка? Выходи, завтрак накрыт.
Он сделал это, хотя заранее знал, каков будет ответ.
– Я не голодна, – послышался голос из-за двери.
– Тебе надо поесть. Выходи…
Уже сев за стол, Винсент услышал, как открылась дверь за его спиной, а потом со стуком закрылась. Беньямин поднял глаза в направлении комнаты сестры, но ничего не сказал.
– Мама-а-а! – захныкал Астон. – Это слишком большие куски.
И оттолкнул от себя чашку с такой силой, что немного йогурта пролилось на стол.
– Но это не так, дорогой, кусочки такие же, как обычно. Сам посмотри…
Мария пальцем выудила из йогурта кусочек яблока. Она глядела на Астона сердито, но тот неожиданно рассмеялся:
– Йогурт не едят пальцами, мама. Это заняло бы слишком много времени.
– Но они и в самом деле слишком большие, – заметил Винсент, заглянув в чашку.
Он взял нож и принялся мельчить липкие кусочки яблока. Покосился на жену – та все еще злилась, облизывая палец. Винсент долго думал, что ему на это сказать. С Марией все зависело от того, насколько она в данный момент вменяема. Что успела подключить, приемник или передатчик. Иногда у Винсента получалось угадать, иногда нет.
– Чай стынет. – Винсент кивнул на чашку Марии.
Ответом ему был испепеляющий взгляд. Очевидно, сегодня угадать не получилось.
– Пусть мама режет. – Астон хлопнул ладонью по столу. – У нее кусочки красивее.
– Ты уже не маленький и сам можешь нарезать себе яблоко, – ответил сыну Винсент. – И тогда кусочки получатся такие, какие ты хочешь.
– Готовить завтрак – это ваша обязанность, – напомнил Астон.
– Уф, какой же ты еще малыш… – Ребекка плюхнулась на стул, демонстративно сложив руки на груди.
– Сама ты малыш! – закричал Астон, побагровев лицом. – Сама малыш!
– Мне пятнадцать, а тебе восемь, я почти вдвое старше тебя, – возразила Ребекка. – Поэтому малыш ты.
– Не-е-ет!
О проекте
О подписке