Но с другой стороны, оспаривать аргументы Энормиса ему тоже казалось бессмысленным. По логике выходило, что он прав, потому что Рэн себе даже представить не мог, что нужно сделать, чтобы одолеть Гроггана. Так что оставалось полагаться на того, кто делал хоть что-то.

Чародей, должно быть, поняв, что сказал достаточно, сменил тему:

– Когда ты отплываешь?

– Через три дня. Соберётся весь цвет местного пиратства.

– Пиратства?

– Корабли танов в те места не заплывают, только контрабандисты и пираты.

– Как тебе удалось их уговорить? Впрочем, без разницы. Просто будь осторожен, эти на всё способны.

– Я сделал так, что меня не тронут до самого последнего момента.

– Хорошо. Как только всё выяснишь, свяжись со мной.

– Подожди.

– В чем дело?

– Что ты делаешь в Холодных горах?

Энормис в ответ лишь улыбнулся уголком рта:

– То же, что и ты, только намного сложнее.

Окно мгновенно погасло, и вместе с этим всё окружающее погрузилось в тишину и темноту.

Рэн повалился на топчан, глядя в потолок.

«Он думает, что понимает меня, но до настоящего понимания ему далеко. Он не видел наших городов. Не видел планету народа Орумфабер, сбалансированную, чистую, подчинённую обоюдному закону единства множественности. Он не может помнить того, что помню я, не может понять то, что я понимаю, потому что он – человек».

Охотник нащупал пальцами нашейник, к которому за последнее время привык, точно к собственной коже, и одним движением сорвал его; комнату тут же озарил бледно-сиреневый свет его анимы. Вздохнув так, словно сбросил с груди трёхпудовый груз, Рэн прикрыл глаза.

«Мне уже начинает казаться, что они просто не созданы для гармоничного сосуществования друг с другом и с внешним миром. Что они с самого начала, несмотря на наличие разума, рождены для того, чтобы саморазрушаться, и пытаться их чему-то научить бесполезно. Новая ветвь эволюции животных…

А ведь это – мысли расиста. Пуэри никогда не рассуждали подобным образом. Значит ли это, что я и сам уже не имею права называться одним из них? Ведь мы различаемся не силой, не ловкостью, не наличием или отсутствием анимы и альтера: самое главное, принципиальное отличие – в головах, в менталитете; до тех пор, пока мы мыслим и поступаем по-разному, мы принадлежим к разным видам. Но как быть со мной? Да, я ещё не человек, но уже и не пуэри, так кто же я?

Если Эн прав, то мои отступления от собственных принципов и впрямь могут оправдаться – если нам удастся каким-то невероятным образом одержать верх над Грогганом. А отступления весьма значительны: убийство, воровство, обман – пуэри уже давно забыли те времена, когда им приходилось пользоваться подобными методами. Убить одних людей, чтобы спасти других – это прозвучало бы у нас, как анекдот… Пока я, вроде бы, всё делаю правильно. Отчасти потому, что выбор не такой уж и большой, отчасти – потому что ещё помню, как должен вести себя пуэри.

Но надолго ли меня хватит? Не знаю…»

Рэн повернулся на бок и ещё долго думал о том, что ему предстоит сделать, потом его мысли переключились на воспоминания обо всём произошедшем за последние полгода, с того момента, как они бежали с Одинокого Вулкана. Наконец, сон одолел охотника, но не принёс ни малейшего облегчения – снилось как раз всё то, что хотелось бы забыть.

– Эн, давай остановимся хоть на несколько часов.

Чародей, только что настроивший очередную ловушку, обернулся:

– Я тоже устал, но у нас на хвосте теперь висят не только Меритари, так что оставаться в одном месте надолго – непозволительная роскошь.

Охотник аккуратно уложил волшебницу на свой плащ и в очередной раз начал менять ей повязки.

– Она едва держится. Смотри, какая бледная. Пульс еле ощутим. Ей нужен отдых и уход, а не бесконечные прыжки через Астрал.

Энормис склонился над раненой и положил ладонь ей на лоб.

– Ты прав, – наконец, проговорил он, тяжело вздохнув. – Мы уже достаточно оторвались. Если я не восстановлю силы, далеко мы не уйдём.

Рэн бросил на товарища злой взгляд, но смолчал. Его очень беспокоило состояние Литессы – с момента ранения прошло уже несколько дней, а она так ни разу и не пришла в себя, несмотря на все целительские заклинания Энормиса.

А ещё его беспокоило то, с какой стремительностью менялся сам чародей. Поначалу раздавленный, теперь он больше напоминал лишённого души психопата – никаких эмоций, только сосредоточенность и холодный расчёт. Казалось, он нисколько не оплакивал ни Кира, ни Арджина, Литессу он перевязывал механически, без малейшего волнения. Тот ли это любознательный и открытый человек, что встретился пуэри у Каменного Советника? Эн не торопился начинать разговор, так что охотнику оставалось только догадываться, какие мысли проносятся в голове спутника, а так же какими последствиями они могут обладать.

– Где мы? – спросил охотник, продолжая хлопотать над Архимагессой.

– На южной границе Либрии. Недалеко от Квисленда.

Рэн бросил ещё один взгляд исподлобья: Энормис стоял рядом, внимательно наблюдая за его манипуляциями.

– Она выкарабкается, – произнёс чародей бесцветным голосом. – Это же Литесса. Нужно только время.

Пуэри не ответил. Затянул узел на повязке, обернул женщину в куртку, связал рукава между собой.

– Ты уже придумал, что нам делать дальше?

Вопрос не застал человека врасплох, во всяком случае, так показалось Рэну. Энормис чуть прищурился:

– А у тебя какие мысли?

– Я понятия не имею, – честно признался охотник. – Потому и спрашиваю. Всё оцениваю наше положение, и соотношение вероятностей говорит о том, что против Гроггана у нас бесконечно мало шансов.

Чародей отвернулся, делая вид, что обозревает окрестности:

– Я думал, этот этап мы уже проехали. Отступать нам некуда. Или мы его, или он нас.

– Это ставит нас в безвыходное положение, не так ли?

– Не совсем безвыходное. Шансы всё же есть.

– Он просто бросил болт рукой, – медленно процедил Рэн, глядя в спину спутника. – И едва не прошил Литессу насквозь.

– Но бежать нам всё же удалось, – возразил человек.

– Ценой жизней Кира и Арджина! Нас осталось трое, если не сказать – двое с половиной.

– А у Гроггана остался только один глаз, – бросил чародей, резко обернувшись.

Интонации, прорвавшиеся в его голос, заставили Рэна отвести взгляд. Энормис говорил так, словно одержал победу – чистое безумие, если попытаться соотнести потери сторон. Однако категорически возражать ему отчего-то не хотелось, поэтому охотник решил возразить мягко:

– Это ты так считаешь. Подумай, ты сам сказал, что за Грогганом стоит Тринерон. Хранитель, Эн, Хранитель! Дитя Творца! И мне почему-то кажется, что Грогган не лжёт насчёт этого.

– Он и не лжёт, – неопределённое движение плечами.

– У тебя есть, что противопоставить Хранителю?

Энормис отрицательно покачал головой, и тут же спокойно сказал:

– Но я найду.

– Твоя заносчивая уверенность пугает меня.

– Бояться стоит её отсутствия. Потому что без этой уверенности останется только лечь и умереть.

Рэн отвернулся, задумавшись. Настрой Энормиса и в самом деле вызывал опасения. Что это – проявление несгибаемости, силы духа? Или безумие, следствие нежелания смотреть правде в глаза? И в том, и в другом случае перспективы одинаковы, разница лишь в их окраске. Очень хотелось верить в то, что Эн знает, что делает, что он сохранил ясность ума, но, познакомившись с человеческой породой, пуэри сильно в этом сомневался. Не является ли такое поведение чародея результатом психологического надлома? ПОЧЕМУ он ведёт себя именно так, чем руководствуется в действительности?

Охотник понимал, что ему явно не хватает знания человеческой психологии на столь глубоком уровне. Следовательно, не стоит делать поспешных выводов, но придётся постоянно присматриваться к Эну, анализировать его поступки, подвергать сомнению каждое слово…

– Хочу попросить тебя кое-о-чем.

Пуэри, погрузившийся в собственные мысли, не сразу понял, что с ним говорят. Но, осознав сказанное, поднял удивлённый взгляд на спутника:

– Ты ведь не о ночном дежурстве, так?

Энормис, медленно обойдя разведённый костёр, сел рядом и заговорил:

– Нет. Как только Литесса пойдёт на поправку, мы разделимся. Не перебивай. Если мы останемся вместе, нам будет сложнее скрываться. Кроме того, рядом со мной сейчас опаснее, чем на расстоянии – это во-первых. Во-вторых, разделившись, мы сможем сделать больше.

– Постой. Что именно мы будем делать?

– Я объясню. Позже, когда Литесса придёт в себя. Суть нашего разделения в том, что я буду отвлекать внимание на себя и путать следы, пока вы будете заняты делом. Придётся изрядно попутешествовать. Я создам видимость того, что нас по-прежнему трое и поведу Меритари и Гроггана по ложному следу, чтобы развязать руки вам.

Рэн с сомнением покачал головой:

– А если твой план раскусят? Я, например, ничего не смогу противопоставить магической мощи Ордена, а уж Гроггану и подавно.

– Наибольшую угрозу представляю именно я. Не ты, даже не Литесса. Я. Если они отвлекутся на кого-то из вас, меня придётся выпустить из поля зрения – а этого они не допустят. В Ордене нет ни одного чародея старше семнадцатой ступени, так что единственный, кто может одолеть меня и Литессу – это Грогган.

– Не пойму, к чему ты клонишь.

Чародей пристально посмотрел на охотника, словно о чем-то ненадолго задумавшись.

– Придётся разыграть небольшой гамбит.

Пуэри поднял брови:

– Вот как? И кого же ты хочешь принести в жертву?

– От тебя я не требую никаких жертв. То есть почти никаких. Всё, о чем я тебя прошу – верить мне и делать, как я скажу.

С языка Рэна едва не сорвалось: «на каких основаниях я должен тебе верить?», но он вовремя проглотил эти слова. Так он только потеряет доверие и наверняка ничего не выяснит. Создавалось впечатление, что Энормис умышленно напускает тумана – но зачем ему это? Не проще ли сказать всё как есть?

– Рэн, – чародей вдруг заглянул ему в глаза. – Решай, или ты со мной до конца, или сам по себе прямо с этого момента. Я даю тебе выбор: довериться мне или удалиться на безопасное расстояние. В первом случае не жди никаких объяснений и ответов. Во втором – будь готов к тому, что вскоре тебя уничтожат вместе со всем Нирионом, потому что без тебя вероятность моего провала увеличивается.

– Звучит так, словно никакого выбора и нет.

– Это у меня его нет, потому что для меня важно только завершить начатое. А что важнее для тебя – я не знаю. Но тебе нужно решить это сейчас – свобода следовать своим принципам или попытка повлиять на судьбу мира.

Рэн молчал, изучая лицо ставшего таким чёрствым чародея. Тот проник до самой глубины, самой сущности сомнений охотника, но снова повернул всё таким образом, что сомнения эти казались необоснованными – зная характер пуэри, Энормис легко манипулировал его решениями через его же, Рэна, собственную моральность. И как раз это настораживало охотника больше всего. Конечно, в здравом уме ни один представитель народа Орумфабер не предпочёл бы своё сомнительное благополучие борьбе за существование целого мира. Но если маг способен на столь хитрые и бессовестные манипуляции, то насколько аморальными могут оказаться его задумки?

Вглядываясь в выцветшие карие глаза, Рэн понимал, что получив возможность выбирать, он автоматически лишился этой возможности. Выбор мгновенно стал очевидным. Энормис снова добился своего. И, непонятно почему, этот факт внушил пуэри надежду.

– До конца так до конца. Надеюсь, полагаясь на моё доверие, ты не станешь мне лгать, – как можно убедительнее произнёс Рэн.

Энормис в ответ лишь блекло улыбнулся:

– Обещаю.

Ветер трепал светлые волосы Тхенды, стоящего у борта корабля. Свежий морской воздух, насыщенный запахом соли, приятно щекотал ноздри и забирался под одежду, давая ощущение лёгкости. Взгляд пуэри упёрся в горизонт, линию, где синее море сталкивалось с белёсой полоской дымки, постепенно переходящей в ярко-голубое безоблачное небо.

Плавание продолжалось уже трое суток, и пока без происшествий. Селах, как и обещал, собрал самых матерых пиратов и наёмников, каких удалось отыскать в Расторуме за два дня. Услыхав про Солнечное сокровище, многие из них засомневались, но ситуацию спасла репутация Селаха – каждый знал, что этот пират за туманом не гоняется. Так что теперь на сравнительно небольшом «Спруте» к Солнечному архипелагу плыла почти сотня отъявленных головорезов, опасных даже по отдельности, а вместе и вовсе представлявших собой довольно грозную силу.

Рэн покосился на происходящее на палубе – матросы, управляющиеся с такелажем, горланили одну из своих любимых песен; за последние трое суток пуэри слышал её по меньшей мере десяток раз. Те, что не входили в основную команду, занимались своими делами: одни чистили оружие или тренировались, другие валялись в трюме, третьи просто слонялись без дела по кораблю. В первый день кто-то из новоприбывших затеял было игру в кости, но Селах быстро объяснил игрокам, что на «Спруте» не играют. Судя по всему, на судне так же существовал сухой закон, потому что пуэри, вопреки собственным ожиданиям, так и не увидел ни одного пьяного, а запас рома в трюме оставался в неприкосновенности. Очевидно, капитан опасался, что подобные развлечения подогреют и без того накалённую атмосферу, а потому старался свести к минимуму все конфликтные ситуации, способные внести разлад в его небольшое войско.

И правильно делал. Рэну пару раз пришлось избегать стычек с наёмниками, впадающих в ярость даже от непонравившегося им взгляда – и это при условии, что карту якобы знал только он! Поначалу пуэри пытался ненавязчиво объяснить, что для ссор сейчас не время, но довольно быстро убедился, что это бесполезно, а потому решил просто помалкивать и уклоняться от открытого противостояния. Он прекрасно понимал, что любое неосторожное слово, движение или отсвет от анимы, – и его личину раскроют. А этого допускать было нельзя.

Услышав рядом с собой движение, Рэн поспешил вернуться к своему образу.

– Первый раз на корабле?

Тхенда обернулся к заговорившему. Молодой пират в грязной чёрной бандане присел на фальшборт, жуя ещё не успевший очерстветь хлеб.

– Ага.

Парень в бандане немного отличался от остальных – то ли тем, что был гладко выбрит, то ли худощавым телосложением, нетипичным для привыкших к физическому труду пиратов – пуэри так и не понял. Но вёл себя его новый знакомец вполне дружелюбно – даже протянул ему хлеб:

– Будешь?

– Не, я пообедал, – Тхенда снова повернулся к морю.

Молодой пират пожал плечами и снова откусил от булки:

– Что, тошнит? Смотри, морская болезнь – не шутка. Я как-то плавал с таном Вильярдом, везли его знакомца из Кан-Терна, так тот блевал дальше, чем видел. Всю неделю. Чуть не помер, бедолага.

Тхенда снова повернулся к собеседнику и встретился с острым взглядом зелёных глаз. Пират, внимательно вглядевшись в лицо вора, даже перестал жевать на какое-то время:

– Да нет, не похож ты на болезного. Я – Эхел, – парень вдруг протянул пуэри тонкую ладонь.

Выдержав паузу, чтобы показать своё недоверие, Рэн пожал её:

– Тхенда.

– Да уж знаю, – усмехнулся Эхел. – На «Спруте» ты теперь самый знаменитый. На тебя все косятся.

– Потому что я – не моряк?

– Ага, а ещё потому, что ты первый, кто нашёл карту Солнечного сокровища. Ловко ты обставил Селаха! Мало кому это удаётся. Я бы даже сказал – никому из ныне живущих.

Тхенда пожал плечами, давая понять, что с ним тоже шутки плохи. Эхел помолчал какое-то время, не сводя взгляда с невозмутимого лица собеседника, и вдруг выдал:

– Ты же понимаешь, что как только мы доберёмся до сокровища, тебе воткнут нож под лопатку?

Пуэри тайком огляделся, чтобы убедиться, что больше никто их не слышит и повернулся к пирату:

– И как знать, не будет ли это твой нож.

Эхел нисколько не смутился откровенности вора, хлопнув себя по поясу:

– Не-е-е, у меня сабли. Да и не стал бы я так прямо говорить тебе, если бы замышлял что-то такое. Бойся лучше тех, кто об этом помалкивает.

– И многие об этом помалкивают? – Тхенда с прищуром улыбнулся.

– Да все. Все знают, что ты отправишься под пирс, стоит нам увидеть сокровище.

– Если там будет пирс, – ещё одна улыбка.

Эхел, закинув в рот последний кусок, задумчиво прожевал его и перегнулся за борт, чтобы отряхнуть руки, ничуть не побоявшись при этом выпасть наружу. Очевидно, он что-то задумал, но переходить к главному не торопился; Рэн почти не сомневался – вся откровенность этого паренька была как-то связана с собственным планом. Слишком уж хитро смотрел на него пират.

– У тебя всяко есть задумки, как обогатиться и при этом остаться в живых, – Эхел говорил в голос, но так, чтобы никто из снующих по палубе матросов не понял ни слова. – Это значит, что Селах снова разочаруется.

– У меня есть ещё один козырь, чтобы вынудить его соблюсти договор, – не стал отпираться Тхенда, решив сказать часть правды. – Но не более того.

– Ха, думаешь, я в это поверю? Ты хитёр, как королева ундин, и своего не упустишь, точно. Тут три варианта, – Эхел начал загибать пальцы. – Первый – ты считаешь, что Селах – человек слова. Но этот вариант мы только что отмели. Более гнилого пирата Южное море ещё не знало. Второй – карта была фальшивкой, и плывём мы вовсе не за сокровищем. Третий – ты умолчал о чем-то важном, что помешает Селаху тебя убить. А может, ты всё собираешься обставить так, что мы все там поляжем, а ты преспокойно заберёшь сокровище себе. Какой тебе больше нравится?

Нужно было отдать парню должное – соображал он неплохо. Рэн продолжал сохранять спокойное выражение лица, но чувствовал, что именно сейчас решается, доплывёт ли он до Солнечного Архипелага. Эхел благодаря своим догадкам в один момент стал опаснее сотни головорезов, и ему это не нравилось.

«Нужно срочно что-то делать».

– Белиберду какую-то несёшь, – отвернулся он, намереваясь уйти, но молодой пират ловко обежал его, преградив путь.

– Да не торопись ты так, – голос Эхела понизился, а глаза опасно сверкнули. – Я ведь могу с этими вариантами и к Селаху пойти. Давай-ка поговорим.

– Чего тебе надо от меня? – Тхенда скрестил руки на груди.

– Долю, чего ж ещё, – пират обнажил ряд ровных зубов.

– И как ты её получишь, гений? – в свою очередь усмехнулся вор. – Откуда тебе знать, что я тебя не обману?

Улыбка Эхела тут же увяла. Видимо, так далеко он не загадывал.

«Умный, молодой и нетерпеливый».

– У меня чуйка отличная, – бросил пират уже с меньшей уверенностью.

Кажется, теперь он понял, что у него осталось два выхода: сделать вид, что этого разговора не было, либо всё же рассказать о нем капитану. Рэну нужно было лишь склонить его к нужному решению.

– Послушай-ка, – сказал Тхенда устами пуэри, – ты, вроде, смышлёный парень. Напоминаешь мне меня несколько лет назад. Мой тебе совет – не суйся в то, чего не понимаешь. Селах не глупее тебя, он уж точно с меня глаз не спустит, как только мы сойдём на берег. Если хочешь получить добычу, советую тебе делать так же. Но ещё лучше – не лезь ко мне и не присоединяйся к остальным, когда они захотят меня убить. Не тронешь меня – останешься жив. По рукам?

Он протянул пирату руку, присовокупив к этому жесту одну из дружелюбнейших своих улыбок.

Эхел напряжённо переводил взгляд с ладони вора на его лицо, не решаясь на рукопожатие. Пират явно взглянул на Тхенду по-новому, и теперь думал – а не псих ли этот парень? Ну какой человек в здравом уме станет утверждать, что в одиночку справится с несколькими десятками пиратов?

– Э, да ты блефуешь, – наконец догадался он и чуть расслабился. – Думаешь, блеф тебя спасёт от клинков?