Йосэф бросил перо и в отчаянии уставился в окно, выходящее на тель-авивскую улицу Ахад Гаам. Всю ночь он просидел за столом. Стихи не получались, вдохновение не приходило, хотя то, о чём он собирался писать, Йосэф видел своими глазами. Погружающийся в воду, идущий ко дну шлюп, до отказа наполненный людьми, которым посчастливилось вырваться из ада, стоит и будет стоять перед ним, пока он жив. Но ему никак не удавалось сказать об этом в стихах. И если нужные слова не приходят – значит, есть причина. Но где её искать? Он – еврейский поэт. Его народ постигло величайшее несчастье, обвал, подобный горной лавине, а он не находит слов, чтобы об этом написать! Какой позор!
А не мешает ли ему то, что взрыв, погубивший корабль с беженцами, осуществили евреи, что это дело рук Хаганы́[4]? Об этом Йосэф и Джуди узнали, когда «Ифигения», едва ли не сутки простоявшая в акватории, наконец-то пришвартовалась в хайфском порту и они сошли на берег, где их ждал связной. Он-то и сообщил подробности.
Никто и не думал топить корабль. Цель диверсии состояла в том, чтобы повредить мотор. Тогда британцам не удалось бы отправить судно обратно в море. Но подрывники Хаганы не рассчитали силу взрыва и не учли крайнюю ветхость непонятно как доплывшей до Хайфы посудины. Это и привело к трагедии. Джуди сразу же дала оценку произошедшему:
– Я не могу винить наших бойцов. Виноваты англичане. Я уже говорила и хочу повторить: они – пособники нацистов. Несмотря на всю жестокость и фанатизм гитлеровцев, у меня нет никакого сомнения в том, что если бы страна Израиля была открыта для евреев, многих удалось бы спасти…
Йосэф и Джуди уже покинули территорию порта, и теперь они вместе с сопровождающим находились в подсобной комнате какого-то маленького магазина. За ними должны были приехать. Джуди собиралась продолжить свой комментарий, когда среднего роста плотный и, видимо, физически очень сильный человек вошёл в помещение. Неожиданно для Йосэфа, его жена бросилась к вошедшему:
– Даниэль!
Они обнялись. Знакомый Джуди не назвал себя, и Йосэф не сразу понял, что перед ним не кто иной, как Даниэль Э́вен, один из наиболее популярных руководителей ЭЦЕЛ[5], легенда еврейского подполья. Эвен, носивший раньше фамилию Штейн, был решительным сторонником вооружённой борьбы с британскими властями, хотя официальная политика Национальной военной организации – перемирие с англичанами, была определена ещё в начале войны непререкаемым авторитетом – покойным лидером ревизионистского движения в сионизме Зеэвом Жаботинским. Дошло до раскола. Желавшие продолжить борьбу с Британией выделились в отдельную ветвь. После того как её командир Авраам бен Яи́р был убит, предполагалось, что именно Эвен-Штейн возглавит новую группу.
О Штейне, видном функционере Бейтара в Нью-Йорке, Джуди никогда не рассказывала Йосэфу, хотя из всех её друзей этот был самым близким. Йосэф не знал, что Даниэля и Джуди связывают не только общие цели. Отчуждение, возникшее между ним и женой, он приписывал тому, что гордой и самолюбивой Джуди трудно смириться с его раздвоением, пусть и основанном исключительно на душевных переживаниях и воспоминаниях прошлого. На неё мало повлияло даже сообщение о гибели Эстер. А сам Йосэф по-прежнему был уязвлён запоздалым признанием Джуди. Ощущая себя пострадавшим, он не догадывался, что роли переменились и судьбу их отношений теперь решает не он. Джуди отсутствовала всё чаще. Уходя рано утром, она появлялась только к ночи. На вопросы отвечала коротко:
– Работаю с Даниэлем. Или дать тебе полный отчёт?
Снова Даниэль. Никогда ещё Джуди не была такой грубой. Йосэф почувствовал, как тоненькой змейкой начинает вползать в сердце ревность. Что это за работа, которая заставляет Джуди целые дни проводить с Эвеном? Йосэф догадывался, что их возвращение в Палестину, точнее – возвращение Джуди, было согласовано с Даниэлем. А как же иначе? Ведь ясно, что они с Джуди друзья. Но только ли друзья? А нет ли в их отношениях чего-то большего? Прошедший по спине холодок начал распространяться по телу. Неожиданно Йосэф подумал, что так, как он сейчас, вероятно, чувствовал себя в своё время доктор Гольдштейн. Он, Йосэф, увлёк, вернее, соблазнил чужую жену, а теперь сам оказался в роли обманутого мужа. Или пока ещё нет?
Необходимо было поговорить и выяснить отношения. Для себя Йосэф решил, что, если Джуди захочет развестись, он не станет её удерживать. И причина есть расторгнуть ктубу́[6]: у Джуди не может быть детей. Он-то думал, что жена ему преданна, что достоинства Джуди перевешивают её неспособность быть матерью. Решил, несмотря ни на что, остаться с ней. А теперь она с этим харизматичным Даниэлем. Ну как тут не сойти с ума?
Но выяснить отношения не удавалось. Джуди уходила от разговора. Чем она занимается, Йосэф так и не узнал. Вначале это удивляло и оскорбляло, но потом он решил, что Джуди в нём разочаровалась. После того как на «Ифигении» он своей несдержанной болтовнёй чуть было не сдал их англичанам, Джуди перестала ему доверять. Но всё оказалось хуже. Стоило Йосэфу лишь намекнуть Джуди о своих подозрениях, та не стала оправдываться и вилять. Сказала холодно, почти равнодушно:
– Если существует ктуба, то существует и гет[7].
Йосэф вернулся к столу. Наступило утро. Солнце уже заглядывало в комнату. Джуди не было. Первый раз она не пришла ночью домой. И после этого можно сомневаться? Верить тому, что у неё ничего нет с Даниэлем Штейном? Неудивительно, что стихи не получаются. Как он может сейчас писать? А если выйти на улицу? В кафе зайти, отвлечься?
Йосэф спустился вниз и сразу же увидел бегущего прямо на него мальчишку-газетчика:
– Еврейский террор! Вооружённое нападение на полицейский участок! Три человека убиты! Покупайте газету «Да-ва́р»[8]!
Йосэф схватил газету. Из короткого сообщения следовало, что нападение совершила противопоставившая себя организованному ишуву группа отщепенцев во главе с Даниэлем Эвеном. Двое полицейских, араб и англичанин, убиты. Погиб один из нападавших. Еврейское население Палестины решительно осуждает еврейский террор. В то время как Великобритания воюет с Гитлером, вооружённая борьба с британцами недопустима. Таково мнение еврейского руководства…
Так вот почему Джуди не пришла?! Но что с ней, где она сейчас?
Йосэф опустился на скамейку. Нужно было привести в порядок мысли. Итак, картина начинает проясняться. Джуди действует вместе с Даниэлем, и не в качестве рядового исполнителя. Все акты они планируют вдвоём. Ну, может, с кем-то ещё. А ему, Йосэфу, Джуди не доверяет. Держит в полном неведении. Вот это и есть настоящий разрыв. Ктуба, которая их пока ещё соединяет – голая формальность. Джуди хочет гет? Он даст ей гет.
Но если Джуди где-то в подполье с Даниэлем, значит, её тоже ищут. Не сегодня завтра придут к ним с обыском и учинят допрос. А то и арестуют: муж должен знать, где находится жена. А он не знает, ничего не знает. Но, может, это и к лучшему? И Джуди предвидела именно такое развитие событий. Застенки, пытки… Если будут пытать, он может не выдержать. В этом случае Джуди права, и надо признать, что она умнее и сильнее его.
Йосэф был на верном пути. Он действительно нащупал нить, которая вела к разгадке непонятного поведения жены, и не знал лишь об одном: о том, что связь Даниэля и Джуди возникла ещё во времена её первого замужества. В Даниэля она влюбилась, когда ей было восемнадцать: случайно оказалась на каком-то еврейском митинге в Нью-Йорке и попала под обаяние молодого темпераментного студента. После развода Джуди ожидала, что Даниэль захочет на ней жениться, но тот заявил, что это невозможно: настоящий борец, а Даниэль Штейн считал себя таковым, принадлежит национальному движению, и личной жизни у него нет. По крайней мере, до победы – создания еврейского государства. Поразмыслив, Джуди решила, что такая позиция ей подходит: ничего больше не остаётся, как стать боевой соратницей Даниэля. В этом случае последствия аборта – не помеха, а подспорье. Иногда её охватывала тоска. Она жалела, что скрыла от Даниэля беременность, но Штейн доказывал, что им хорошо и так, и Джуди приходилось соглашаться.
Когда её, уже известную журналистку, попросили опекать приехавшего в Америку еврейского поэта с берегов Балтики, Джуди была заинтригована. Красивый и романтичный Йосэф производил впечатление, а главное, подавал надежды. На Штейна невозможно было воздействовать, а Йосэф прислушивался к каждому её слову. Для доминантной, категоричной Джуди это было важно. Её тяготило полное подчинение, которого требовал Даниэль, временами страшили проявления его тяжёлого характера, а с Йосэфом было легко, и Джуди увлеклась. Её тронула печаль, пронизывающая его стихи. В её глазах этот поэт был одиноким байроновским героем, нуждался в поддержке и женском тепле, а в отношениях с Даниэлем уже давно не было новизны. Он снисходительно смотрел на увлечение Джуди, не веря в то, что она всерьёз заинтересовалась неизвестно откуда взявшимся стихотворцем. Не поверил и тогда, когда Джуди ушла. Сознавая своё влияние и силу, он ожидал её возвращения, но Джуди не возвращалась.
Расстроенный и разозлённый Штейн покинул Америку. Впрочем, в Палестину он собирался и раньше. Несмотря на то что Джуди уехала в Латвию и там вышла замуж, Даниэль не терял бывшую подругу из виду, и в сороковом, когда узнал, что Джуди в Тель-Авиве, сам её разыскал. У них было несколько встреч, и все они свелись к тому, что Даниэль настойчиво пытался вернуть Джуди. К этому времени Штейн, ставший Эвеном, уже был в подполье, порвав, как и Авраам бен Яир, с примиренческим крылом ЭЦЕЛ и новым лидером организации Давидом Разиэ́лем. Йосэф об этих встречах не знал: Джуди вела себя так, что ничего нельзя было заподозрить. Хотя тайные свидания добавили острых ощущений к её неугасшему чувству, ей не хотелось ни ломать свою жизнь, ни причинять Йосэфу боль. Её похожий на бегство отъезд в Нью-Йорк был в немалой степени связан со Штейном. Даже британская контрразведка играла здесь не самую главную роль. Нужно было исчезнуть из поля зрения Даниэля. В тот момент она и подумать не могла, что пройдёт немногим более года, и то место в её жизни, которое сейчас занимает Йосэф, снова займёт Эвен-Штейн.
Джуди не рассматривала свой союз с Йосэфом как временный. Её мужем был талантливый, интересный и к тому же состоятельный человек – мечта любой женщины. Она делала всё, чтобы Йосэфу было хорошо, брала на себя все заботы и надеялась, что увлечённый творчеством поэт не заговорит о детях. Однако Йосэф заговорил, и Джуди пришлось приоткрыть своё прошлое, утаив, что прерванная беременность явилась результатом связи со Штейном, о которой не знал её первый муж. И Йосэфу не надо было знать такую подробность, как не надо было знать и о существовании Даниэля. Всё остальное было правдой, и Джуди почувствовала облегчение. Только на следующий день, анализируя произошедшее, она поняла, что сделала непростительную ошибку, которая разрушит её жизнь. Встав под хупу с Йосэфом и скрыв проблему, она заложила под их отношения мину, которую сама же взорвала. Джуди понимала: Йосэф готов понять и простить многое, но тайну, которую, живя с ним, она так долго носила в себе, вряд ли простит. Но и Джуди чувствовала себя обиженной. Претензиям Йосэфа она противопоставляла его неостывшую любовь к Эстер, в немалой степени подточившую их связь.
О проекте
О подписке