Что ж, господин Зарецкий являлся реалистом. Как и ее отец. И не хуже ее отца знал, как часто валятся с пьедесталов "сэры Ланселоты".

– Послушай, Ручьёв, – мягко сказала она, – Я сейчас абсолютно не склонна наблюдать драматические или театральные жесты. У меня был напряженный день, я устала… и хочу, наконец, воспользоваться преимуществами своего нынешнего статуса – когда не нужно никому давать отчета…

– И соблюдать протокол, – негромко добавил Ручьёв, убирая руку.

– Именно, – кивнула Анна, – К тому же, если ты испытываешь потребность каяться, – тонкая улыбка, – Покайся лучше перед несчастной дурочкой, принявшей твою куртуазность за любовь.

Счастливо, Серж, – коротко бросила она напоследок, распахивая дверь квартиры.

После чего захлопнула ее за собой.

* * *

4. Где наш герой ступает на весьма зыбкую почву, заключая сделку… с Сатаной.

Едва за Анной захлопнулась дверь квартиры, Ручьёв с силой врезал кулаком по стене и издал звук, напоминающий глухое звериное рычание.

Стерва, законченная стерва… За какие такие грехи он наказан, вынужденный любить столь прожженную стерву?

…А ведь он ее любил… чем безнадежнее, тем сильнее.

Любил… и вместе с тем ненавидел. Ненавидел за то, что готов был перед ней всячески унижаться, ненавидел за то, что она управляла им, как дрессированным пуделем… ненавидел за то, что не мог перестать ее любить.

А следовательно, и мучиться.

Ибо Анна, как ему сейчас казалось, попросту не способна была прощать. Ни малейшего промаха, ни малейшей ошибки.

Либо ты безупречен, либо…

либо вой с тоской на Луну – больше-то ничего не остается.

Конечно, за руль своего "Фольксвагена" он сел в прескверном расположении духа.

И ничего удивительного не было в том, что спустя четверть часа он оказался на волосок от того, чтобы провести сегодняшнюю ночь в камере предварительного заключения.

Спасла Ручьёва его реакция – в последний момент он сумел-таки резко ударить по тормозам, въехал передним правым колесом на тротуар, но пешехода – бородатого мужчину в серо-зеленом камуфляже, с какой-то затрапезной котомкой за спиной, – Ручьёв не сбил, лишь задел бампером.

Тем не менее тот упал на асфальт.

Ручьёв, выскочив из "Фольксвагена", подбежал к нему. Мужик уже поднимался на ноги и озирался, словно бы не совсем понимая, что произошло.

– С вами все в порядке? – отрывисто спросил Ручьёв… и осекся. Всякий, кто в этот момент мог за ним наблюдать, заметил бы, как страшно побледнел "Ржевский". И что лицо его исказилось то ли от страха, то ли от изумления.

– Юра? – выдохнул Ручьёв, – Юра? "Кузнец"? Ты?

В свою очередь во взгляде мужчины мелькнуло нечто, похожее на панику.

– Вы чего, ошиблись… все нормально, – невнятно пробормотал он и, похоже, собрался прошмыгнуть в ближайший переулок, когда "Ржевский", опомнившись, схватил его за предплечье.

– Это же ты, – негромко сказал он, – Кузнецов Юрий Никитович, 19__ года рождения, лейтенант гос…

– Не нужно, – совершенно другим – не трусливым, а усталым голосом прервал Ручьёва тот, кого он (да и не только он) уже на протяжении десятка лет считал погибшим,– Я тебя, "Ржевский", тоже узнал.

Ручьёв несколько секунд, не отрываясь, смотрел на лицо того, кого некогда считал едва ли не лучшим своим другом и, узнав о его мнимой гибели, тяжело переживал.

– Погоди, ты… в порядке? Ушибы? Я серьезно тебя задел?

"Кузнец" криво усмехнулся.

– Пара синяков от силы. Не беспокойся. Я сам, знаешь, после контузии… – неопределенно покрутил ладонью у виска, – Короче, даже инвалидность дали. С головой нелады.

Ну, а ты? – он несколько искусственно изобразил оживление, – Похоже, бизнес процветает? Ездишь не на "консервной банке", как денди Лондонский одет… Из Конторы ушел? Занялся… чем? Торговлей? Финансами?

Ручьёв тоже не слишком натурально улыбнулся.

– То, что ушел из Конторы и давно, это ты угадал. А занимаюсь… да чем я могу заниматься? Торговец из меня вышел бы никудышный, поэтому открыли вместе с Кравченкой охранное агентство. Качков готовим для охраны. Кадры на месте, можно сказать, куем…

Отчего он умолчал о том, что его агентство занимается и сыском (причем, высокопрофессиональным сыском), Ручьёв и сам толком объяснить бы не мог. Вероятно, пресловутая интуиция.

Его бывший коллега (и бывший друг), считавшийся погибшим на Ближем Востоке, выглядел действительно жалко. Едва ли не как бродяга. Грязные, давно не стриженые волосы, старый, застиранный камуфляж… ботинки, едва ли знакомые с обувной щеткой…

Лишь пара деталей в облике "Кузнеца" не вязалась с образом опустившегося человека: отличные (крепкие, белые) зубы (ни малейшего признака дурного запаха изо-рта), да цепкий, острый и напряженный взгляд.

Внезапно Ручьёва словно ударило током – разве у "Кузнеца" глаза орехового оттенка? Разве не темно-серые?

…Дальше "Ржевский" действовал уверенно, напрочь заглушив в себе все эмоции.

Он улыбнулся бывшему товарищу как можно приветливее и располагающе и пригласил его к себе в гости. Причем, сей момент.

– Да ты че, – снова заканючил бродяга, исправно разыгрывая юродивого, – У тебя, небось, жена там красавица, ребенок… и нате. Является дядя с помойки…

– Перестань, – Ручьёв приобнял "Кузнеца" за плечи и стал мягко подталкивать к машине, – Ни жены, ни детей у меня нет. Один живу, не считая псины. К слову, породы сенбернар, а сенбернары, будет тебе известно, сторожа абсолютно никудышные. Лентяи и флегматики.

Вдобавок, Малыш вообще старик по собачьим меркам, – Ручьёв вздохнул, – Нет, здорово однако, что я именно сейчас тебя встретил, иначе одному пришлось бы горе "Смирновкой" заливать…

– Какое горе? – видимо, просто машинально спросил "Кузнец".

– А! – махнул рукой "Ржевский", – Все бабы стервы, а моя так стерва в кубе… да еще и ревнивая как черт знает кто…

– Так брось ее, – посоветовал "Кузнец", похоже чуть расслабившись, – Такому красавцу как ты несложно подыскать и девочку-модель…

– Все так, – вздохнул Ручьёв, мечтательно глядя на дорогу и заводя мотор, – Только вот люблю я ее, гадюку… Люблю и все тут. Ну, тебе ли не знать? Как же Галка твоя убивалась…

– Не нужно, – глухо сказал "Кузнец", – Не береди душу, "Ржевский".

Ручьёв кашлянул.

– Да, извини. Вырвалось так… ненароком. Но ты расскажешь, что же все-таки случилось-то с тобой?

"Кузнец" поморщился.

– Да что… обычное дело. Попал в плен, пытался бежать, был контужен, память частично потерял…

Ну, а когда вернулся… Та, о которой ты говорил, будто сильно убивалась по мне, снова замуж выскочила, ребенка родила… Ну, и к чему мне было ей жизнь-то ломать, сваливаясь, как снег на голову?

А старики… те померли давно. Закурить у тебя не найдется?

Ручьёв молча протянул "Кузнецу" пачку "Данхилла".

Тот опять вздохнул.

– Красиво, Серега, живешь… Вот из-за какой-то курвы паришься, а представь, когда ни кола, ни двора и не всегда даже на хлеб хватает…

"А на цветные контактные линзы и услуги дантистов? – холодно подумал Ручьёв, – Фальшивишь, братец… хоть песенка недурна, не спорю."

…В свое время Ручьёву неспроста опасался, что Лера может добраться до его аптечки – названия некоторых, находящихся в ней препаратов были известны далеко не каждому провизору, а у кого-то (более осведомленного) могли вызвать и легкий озноб…

Впрочем, то вещество, которое Ручьёв подмешал в бренди, являлось относительно безобидным. Оно всего-навсего ослабляло самоконтроль человека, ввиду чего даже самые молчаливые становились слишком разговорчивыми, самые подозрительные расслаблялись, самые скрытные откровенничами о сокровенном.

Ручьёв предполагал, что "Кузнец" будет настороже, и максимально постарался ослабить его бдительность – прикинулся опьяневшим (успев предварительно принять препарат, нейтрализующий действие алкоголя на мозг, болтал о своей "курве", на подарки которой якобы истратил целое состояние, "а ей все мало, стерве", признался, что работает "стерва" в агентстве моделей и собственно он-то ревнует ее куда сильнее, чем она его… и прочее, прочее, прочее, что на молодежном сленге зовется просто шняга. Или пурга.

Даже, поднатужившись, пустил скупую мужскую слезу.

А когда "Кузнец", похоже, и впрямь успокоившись, беспечно проглотил наживку, Ручьёв включил звукозаписывающую аппаратуру и начал задавать вопросы.

Он предполагал, что бывший коллега до сих пор работает в интересах госбезопасности родной страны.

Предполагал также, что тот теперь работает в интересах госбезопасности чужой страны.

Не исключал даже, что "Кузнец" мог являться двойным агентом…

Но то, что услышал, повергло его (отнюдь не слабонервного) в дрожь.

Тем не менее он задал "Кузнецу" максимум вопросов, получив ответы, некоторые из которых шокировали, дал выпить "поплывшему" кофейку (с подмешенным в кофе сильным снотворным),

и начал действовать.

Для начала он снял копии с пленки, на которую были записаны откровения члена террористической группировки "Аль-Агаззи" (одной из самых экстремистских), затем приказал Малышу "Сторожи" (этот "никудышный" сторож был отлично натаскан и отнюдь не являлся стариком по собачьим меркам), взял подлинник записи и поехал в агентство, дабы положить его в специальный сейф, имеющий двойную стенку (и этот секрет был известен лишь еще одному человеку – его компаньону Кравченке, который, впрочем, без разрешения Ручьёва влезть в этот тайник мог только после отхода (насильственного или естественного) компаньона в мир иной).

"Что дальше?" – напряженно размышлял Ручьёв.

Связаться с бывшими коллегами из "органов"?

Отлично. Его поблагодарят, крепко пожмут руку… после чего Ручьёву останется только ждать. Сначала гибели близких (а у него по-настоящему близким человеком (не считая младшего брата, проживающего в Канаде), была Анна, что не являлось секретом ни для его подчиненных, ни для бывших коллег, в том числе тех, кто Ручьёву покровительствовал и кому он регулярно сливал добытую не совсем законным путем информацию).

Следовательно, вначале убьют ее (разумеется, сделав это наиболее изощренно, зверски), потом очередь дойдет… возможно, до кого-то из друзей Ручьёва (того же Кравченки) и наконец, ему самому начнут отрубать пальцы. Медленно и с наслаждением.

Ибо ребята из "Аль-Агаззи" шутить не любят. И их штаб-квартира находится в славном городе Л. – излюбленном прибежище мафиози, террористов, олигархов-ворюг и прочей шушеры со всего мира.

Так что и скрываться нет смысла – достанут.

Значит…

"Значит, идем на разумный компромисс", – решил Ручьёв.

Ясно, что сатану не приручишь… но порой сатана исполняет желания. В обмен на душу? А что такое душа? Нематериальная субстанция, не более. Чье существование вдобавок не доказано.

…Когда на следующее утро "Кузнец" проснулся со страшной головной болью и ощущением совершенной вчера ужасной ошибки, то увидел рядом с уютной постелью улыбающегося, гладко выбритого, молодого мужчину в идеально чистой сорочке и безупречно отглаженных брюках.

Мужчина протягивал ему "Алка-Зельцер" и стакан воды.

– С пробуждением, Юрик. Кстати, контактные линзы тебе не мешают спать? Или ты их регулярно снимаешь на ночь?

"Кузнец" медленно, не сводя глаз с Ручьёва, потянулся к своему затрапезному рюкзачку.

"Ржевский" рассмеялся и продемонстрировал бывшему коллеге обычную автоматическую ручку (правда, лишь с виду обычную).

– Не эту ли игрушку ищешь, дружок? Ладно, – добавил он снисходительно, – Не дергайся, – и тихонько свистнув, подозвал Малыша, приказав ему "Сторожи!"

Тот немедленно уселся рядом с постелью.

– Я бы мог тебя связать, но ты, Юра, все же когда-то вместе со мной ходил в разведку…

Правда, сейчас я с тобой в разведку бы не пошел, – жестко добавил Ручьёв.

"Кузнец" вскочил с кровати… точнее, лишь попытался вскочить.

Лапы Малыша немедленно ударили его в грудь, собака размером с теленка навалилась на него, тихо рыча и не давая двинуться.

– Как видишь, не зря я его натаскивал, – заметил "Ржевский" холодно, – А теперь, пока ты лихорадочно изобретаешь себе "легенду", послушай-ка то, за что тебя твои же товарищи по оружию сначала оскопят, затем четвертуют.

И нажал клавишу воспроизведения на диктофоне.

По мере прослушивания записи лицо "Кузнеца" серело. На лбу крупными каплями выступил пот (впрочем, и на висках волосы взмокли).

– Как же ты меня недооценил, а? – Ручьёв уселся в кресло и непринужденно закурил, – Я настолько грубо вчера перед тобой ваньку валял… Мент тупой, и тот догадался бы, что дело нечисто!

– Мы были друзьями, "Ржевский", – прохрипел наконец Юрий.

– Да, – спокойно согласился Ручьёв, – И впрямь дружил я когда-то со славным парнем Юркой… но, боюсь, паренек тот давно погиб.

– Когда они приедут? Ваша жандармерия – ОМОН, спецназ, группа "Альфа"… кто там еще? – глухо спросил "Кузнец".

– А они не приедут, – мягко ответил Ручьёв, – Пока ты не наделаешь глупостей.

Впрочем, я неправильно выразился. Глупостей ты наделал еще вчера, а сейчас только от тебя зависит не наделать больших.

– Шантаж? – пробормотал "Кузнец".

Ручьёв вскинул брови.

– Я очень на идиота похож, да? Хотя вчера, может, и был похож… – добавил он задумчиво. Затем скомандовал "Малышу" "отрыщь!" и сенбернар тут же отошел от того, кого добросовестно сторожил.

– Я понимаю, чем для меня чревато это знание, – сказал Ручьёв негромко, – Несет оно не скорбь, а смерть. Поэтому я, извини, подстраховался. Подлинник и еще пара копий этой записи находятся в весьма надежных местах. Но пока я жив и живы те, кого я люблю (тут на его лицо набежала тень), этих записей не услышит никто.

Я умею хранить тайны, "Кузнец". Наведи обо мне справки и убедишься в этом.

Посему нам с тобой выгоднее всего ударить по рукам – ты не выдаешь меня своим, я не выдаю тебя и твоих соратников по борьбе с империализмом агентам Интерпола и Моссада.

…Кстати, один мальчонка, вместе с которым мы провели счастливое детство, сейчас служит в этом ведомстве шустрых ребят. Папа у него в посольстве служил, а мама была евреечкой… по крови. С фамилией Степанова. В те времена, сам знаешь, предпочитали не рисковать…

А потом оказалось – Рабинович она, а не Степанова! – Ручьёв рассмеялся, – Вот ведь превратности жизни и судьбы, правда?

– Правда,– медленно ответил "Кузнец" и вдруг со скоростью пантеры бросился на бывшего сослуживца.

Ручьёв сделал мгновенное, почти неуловимое движение, и экстремист-террорист растянулся на полу, хватая воздух ртом и не сводя с "Ржевского" ненавидящих глаз.

– Ну и глупо, – скучающим тоном сказал Ручьёв, – Знаю, все вы – наркоманы, психи и смертники… но зачем еще больше усложнять свою и так нелегкую жизнь?

Договоримся так, Юра, – теперь в руке Ручьёва оказался ТТ, дуло которого смотрело аккурат между глаз (серых в прошлом, а ныне ореховых) "Кузнеца", – Ты сейчас преспокойно уедешь отсюда на такси. И на вопросы, которые тебе зададут, ответишь – да, увы, забухал со старым другом.

Меня "прощупают", узнают, что я всего лишь скромный бизнесмен, порой промышляющий сбором "компры" – впрочем, вполне невинной относительно твоих нынешних друзей по оружию, конечно, – Ручьёв сверкнул короткой улыбкой, – Что я даже утаиваю некоторую долю доходов…

И сии мелкие прегрешения (к слову, обо мне еще ходят слухи как о прожженном бабнике) будут мне лишь на руку.

Твои боссы решат, что я подонок в сущности… отчасти… а для них подонки, видишь ли, менее опасны, нежели добропорядочные, законопослушные граждане. За мной какое-то время понаблюдают, а я сделаю вид, что ничего не замечаю…

Словом, у меня свой бизнес, у вас – свой, и пересекаться они не должны.

Тогда как если ты разоткровенничаешься о случившемся вчера… что ж, я смело могу считать себя трупом, но первым трупом в этом случае будет, Юра, твой. Причем, его здорово осквернят…

Ну так как? Взаимовыгодное сотрудничество или объявление войны?

– Первое, – пробормотал "Кузнец", вставая с пола, – У тебя черный пояс по карате, что ли?

Ручьёв рассмеялся.

– В самую точку.

– Недооценили тебя, "Ржевский", в свое время, – Юрий подал руку и владелец "Феникса" без колебаний ее пожал.

– Может, оценят еще, – сказал Ручьёв немного отстраненно. Будто говорил… сам с собой.

* * *