Российские эмиссары в Пелопоннесе накануне Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг.

18 февраля (1 марта) 1770 г. небольшая русская эскадра впервые появилась у берегов Греции, в порте Витуло (Итило), в области Мани. В период османского господства область эта фактически была неподвластна туркам, и маньяты встретили русских моряков с большой радостью. Они целый день палили из ружей и пистолетов и произвели салют русскому флагу из нескольких старых орудий. Прибытие русской эскадры стало сигналом к освободительному восстанию, охватившему вскоре всю Морею^[4] и распространившемуся и на другие области Греции. Восстание это, поддержанное русскими силами, потерпело поражение. Но вслед за ним последовала блестящая победа русского флота в Чесменской битве. Успешные операции русского флота в эгейских водах, естественно, получили гораздо большее освещение, чем предшествовавшие им неудачные операции греко-русских сил на земле Греции. Но операции эти достойны внимания не только как неотъемлемая часть Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг., но и как важная страница в истории Греции.

В этой связи заслуживает специального рассмотрения вопрос о связях, установленных правительством России с политическими силами Греции накануне 1770 г. Нельзя сказать, что этот вопрос остался совершенно вне поля зрения исследователей. Большое внимание Архипелагской экспедиции уделил выдающийся русский историк С. М. Соловьев. В своем труде «История России с древнейших времен» он упоминает о миссии российских эмиссаров Г. Папазоли и М. Саро, посланных Г. Г. Орловым в Грецию в 1763 г. Называется здесь и некто И. И. Петушин, посланный Екатериной II в Грецию в 1769 г. для подготовки здесь антитурецкого восстания^[5]. Все историки, писавшие об Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг., ограничивались в этом контексте повторением сведений, приведенных С. М. Соловьевым. Это относится и к работе академика Е. В. Тарле, впервые опубликованной в 1945 г. и до сих пор являвшейся наиболее авторитетным исследованием о дальней экспедиции российского флота^[6]. Между тем документы, обнаруженные недавно в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ), позволяют дополнить и скорректировать имеющиеся сведения о деятельности российских эмиссаров в Пелопоннесе накануне Архипелагской экспедиции А. Г. Орлова. Важнейшим из этих новых документов является записка, представленная, по-видимому, в конце 1768 г. греком Иоанном Палатино первоприсутствующему в Коллегии иностранных дел Н. И. Панину по его требованию.

Эта записка опубликована в приложении к недавно вышедшему капитальному труду об Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг.^[7] Опираясь на этот и другие документы, авторы весьма основательно исследовали и деятельность российских эмиссаров в Греции по подготовке экспедиции. Ранее и нами была опубликована статья, где была использована указанная записка^[8]. Однако тема эта требует дальнейшего исследования с привлечением дополнительных источников.

Как уже говорилось, в 1763 г. фаворит Екатерины II генерал-фельдцейхмейстер (главнокомандующий артиллерией) Г. Г. Орлов послал в Грецию двух эмиссаров – греческого купца из Петербурга М. Саро и артиллерийского поручика Г. Папазоли. В своем отчете, представленном в мае 1765 г., Саро писал, что они были посланы в Грецию «к спартанскому народу». Здесь следует пояснить, что «спартанцами» с гордостью называли себя жители горной области Мани (Майна) на юге Пелопоннеса, расположенной недалеко от тех мест, где находилась древняя Спарта. Они, как писал Саро, «хотя и живут в турецком владении, но совсем им не покорны». Посланцы России должны были «пригласить их, дабы они в случае с турками войны были против их»^[9].

В конце 1763 г. Папазоли и Саро прибыли в Венецию. Папазоли решил найти здесь надежного человека, который помог бы им в осуществлении возложенной на них миссии. Он нашел его в лице греческого купца Иоанна Палатино, уроженца Кефаллинии – одного из греческих островов, подвластных тогда Венеции.

Предоставим теперь слово самому Палатино. В уже упоминавшейся его записке Панину он сообщил, что Папазоли предъявил ему грамоту, якобы за подписью Екатерины II, на греческом языке, обращенную к жителям горных краев Балкан – Мани, Химары и Черногории. В изложении Палатино в грамоте говорилось, что «Ея Императорское Величество, ревнуя о благочестии, желает стенящий под игом варварским православной народ избавить, посылает от себя ево, Папазола, чтоб уверил о всевысочайшей к ним милости и покровительстве, а притом изведал бы о желании и состоянии сих народов». Высочайший манифест произвел на Палатино большое впечатление, и он решил оказать поддержку Папазоли в осуществлении его миссии, о чем русский эмиссар очень его просил. Палатино весьма эмоционально описывает принятое им решение и его мотивы: «Имевшие, хотя малое с греками обхождение, довольно ведают, с какою ревностию, усердием и любовью сей народ стремится к Всероссийской империи. Следовательно, и ему, Палатину, слыша толь приятные выражения, не оставалось другого, как токмо пренебречь все, которыя только можно было вообразить опасности, и приступить к тому всеохотно».

Опасности же Палатино и его новых товарищей ожидали немалые. В Средиземном море свирепствовали тогда пираты, и судно Палатино на пути в Грецию подверглось нападению двух триполитанских пиратских кораблей. По совету Палатино, Папазоли выбросил тогда в море все имевшиеся в него бумаги. Папазоли также попросил Палатино отдать ему свой австрийский паспорт, который обеспечил бы его безопасность. «Жалость и предстоящая погибель, в которую Папазол бы себя ввергнул, – вспоминал Палатино, – убедили исполнить плачевную его прозьбу тем паче, что естьли бы варвары дознались, что он – российский офицер и намерение поездки его открыли, произвело б не токмо великое смятение, но нанесло б неповинно, многим из его Палатина одноземцов, пагубу».

Отдав свой паспорт, Палатино совершил подлинно героический поступок: он таким образом спас жизнь Папазоли и Саро, представлявшемуся его слугой, и дал им возможность приступить к своей миссии. Сам же Палатино, сделавшись, по его словам, «пленником безчеловечных варваров, лишился всего до последней рубахи и, заключенный в оковы, увезен в Триполи»^[10].

Ксеромеро и другие горные области на западе Греции были одним из первых мест, которые посетили российские эмиссары. Здесь властью в значительной мере пользовалась, по выражению М. Саро, «старшая капитания»: Стафа, Буку ва ло, Макрипулио, Жудро. Российские эмиссары без труда нашли общий язык с этими предводителями клефтоарматолов, как они называются в греческой историографии^[11]. «Оные, – как писал Саро, – никогда в подданстве турок по своему православию быть не хотят, и против их с великою радостию пойдут и к себе могут пригласить великое множество и других греков, тамо живущих».

Папазоли и Саро совместно посетили также и горный край Южной Албании – Химару. Отношения химариотов с турецкой властью были аналогичны отношениям с ней греческих горцев. «Турку они никогда не покорялись, – говорилось в записке Саро, – закону православного греческого, и они также против турка воевать в состоянии с немалою силою»^[12].

О пребывании Папазоли в Химаре и в соседнем Эпире в 1764 г. имеется документальное свидетельство, принадлежащее Джике Бицилли. Этот представитель видной семьи Химары, капитан венецианской службы, пользовался большим влиянием в Южной Албании и Эпире, и Папазоли постарался завербовать его на российскую службу. Для этого, как позднее вспоминал сам Бицилли в прошении Екатерине II, российский эмиссар излагал «некоторые из своих политических взглядов и поручения, касающиеся большого проекта диверсии против Оттоманской Порты. Среди различных имевшихся перспектив он умело рисовал идею распространения Святой Христианской религии, августейшее покровительство Вашего Императорского Величества и прекраснейшие ожидания постоянного благополучия для всякого, кто пошел бы за русским знаменем и взял бы в руки оружие, когда это будет необходимо»^[13].

После завершения своей миссии на западе Балкан Папазоли вернулся в Венецию, Саро же направился в Мани, важнейшую цель поездки российских эмиссаров, с задачей подготовить здесь восстание в случае войны России с Турцией. Задача эта затруднялась тем, что у Саро отсутствовали какие-либо документы, подтверждающие его статус, так как, напомним, они были выброшены в море – во время захвата корабля, на котором плыли российские эмиссары, триполитанскими пиратами.

Тем не менее, как утверждает Саро, ему удалось собрать наиболее видных капитанов Мани на «великое собрание», и те заверили его, что «они против турок, яко православной христианской вере неприятелей, с немалою силою стоять рады». Он сообщает существенную деталь: во встрече принял участие и крупнейший землевладелец Пелопоннеса, важная политическая фигура, Панайотис Бенакис. По словам Саро, «в том собрании один грек Бинакий, весьма богатый и почтенный дворянин, так собъяснялся, что он и самих подданных туркам греков лакедемонов^[14], всех против турок подымет; только б были под покровительством Всемилостивейшей Государыни».

В конце 1764 г. М. Саро покинул Мани и в мае 1765 г. вернулся в Петербург. Тогда же он представил и свой отчет, ставший для нас одним из двух главных источников для освещения миссии Папазоли – Саро. В заключении отчета было высказано важное предположение о том, как можно поднять греков на восстание против Оттоманской Порты.

«По моему усердию, смею представить и о том, чтоб отправить в Средиземное море (Архипелоус тоже) против турок десять российских военных кораблей, и на них нагрузить и пушек довольное число. Где, коль скоро бы завидели греки толь великое множество, сообщились с российскими греческия немалые суда. Только б удовольствованы были пушками, ибо они теми недостаточны. Об них же можно сказать, что они народ смелой и храброй»^[15]. Любопытно, что предложение М. Саро стало как бы сценарием предпринятой через четыре года Архипелагской экспедиции.

Вернемся теперь к записке Палатино – наиболее достоверному, с нашей точки зрения, рассказу о деятельности российских эмиссаров в Пелопоннесе в 1764–1765 гг. Этот добровольный агент России, пройдя через мытарства плена в логове триполитанских пиратов, был через три месяца выкуплен своими земляками и вернулся в Венецию. Здесь он снова встретился с Папазоли, и тот попросил его отправиться в Мани, так как, по утверждению Палатино, он не был уверен, что Саро справится со своей миссией. Палатино принял это предложение и начал тщательно готовиться к поездке в далекий и беспокойный греческий край. По его собственным словам, зная, «какие по сему делу от неосторожности Папазола и товарища его разсеялись в тамошних народах опасные слухи», он предпринял все меры для того, чтобы скрыть подлинные цели своей поездки. В Венеции он, накупив различных товаров, отправился с ними (по-видимому, в конце 1764 г.) в Морею и распродал их в различных городах. Здесь он сумел подружиться с некоторыми знатными турками, заверив их, что направляется в Мани для закупки шелка и оливкового масла. Один из этих турок, воевода Каламаты (Каламе) Мемиси-ага, дал ему для охраны четырех турок, а также письмо к видному капитану Мани Г. Мавромихалису, которого он назвал своим «другом и приятелем».

Как далее повествует Палатино, по прибытии в Мани и после того, как были отправлены обратно сопровождавшие его турки, «повел он капитана Мавромихайла в церковь и, обязав его там присягою, открыл ему намерение и причины путешествия своего, которой при ответствовании похвалял его поступок и поведение…». В то же время Мавромихалис, «старший из тамошних капитанов», как называет его Палатино, сетовал на конфликты между капитанами Мани, что мешало дать согласованный ответ правительству России. Тогда этот добровольный российский эмиссар решил во что бы то ни стало восстановить согласие между видными маньятами^[16].

«Достигнув сего с великим трудом, – писал Палатино, – открыл в собрании тамошних начальников или капитанов намерение свое, для которого к ним приехал. Что услыша, обрадовались и единогласно объявили: что они, по единоверию и отличной к Ея Императорскому Величеству ревности, готовы жертвовать кровию и животом для славы Ея империи и спасения правовернаго народа от ига варварского, обещаясь при том послать от себя поверенных ко всероссийскому императорскому двору для принесения всеподданическаго повиновения и преданности».

Как видно из свидетельства, данного Палатино митрополитом Монемвасийским и Каламатским Анфимом, тот находился в Каламате и в Мани по крайней мере с августа 1764 по январь 1765 г. Затем Палатино перебрался в местечко вблизи Мани, где намеревался ждать прибытия оттуда делегации, которая должна была отправиться в Россию. Но вскоре его известили, что маньяты отложили посылку своих представителей, по крайней мере до того момента, когда умолкнут распространившиеся по всей Морее толки о том, что Мани приняла подданство Российской империи. Возможно, что подлинной причиной отказа маньятов от посылки делегации было желание подождать до того момента, пока прояснятся намерения самой России. После этого Палатино вернулся в Венецию и сообщил Папазоли о решении маньятов. Тот же, по утверждению Палатино, предложил ему самому поехать в Россию вместе с некоторыми другими лицами под видом представителей Мани и даже дал ему подложные письма якобы от имени жителей этой горской общины к руководству России, где говорилось, что «все общество Мании предает себя в высочайшее благоволение и милость Ея Императорского Величества, как верные рабы и подданные».

Однако Палатино, по его словам, не захотел участвовать в этом обмане и, прибыв в Петербург в 1766 г., передал сочиненные артиллерийским поручиком письма маньятов статс-секретарю Екатерины II А. В. Олсуфьеву. Но, судя по всему, в Петербурге не стали разбираться с обвинениями своего добровольного эмиссара. Здесь считали (и считали правильно), что надо использовать энергию, знания, энтузиазм всех греков – добровольных помощников России^[17].

Одним из важных результатов поездки Палатино в Мани было то, что видные люди этого полунезависимого горного края начали устанавливать прямые контакты с руководством России. Контакты эти были очень непростыми, и не только из-за сложности сообщений того времени. Необходимость сохранять строжайшую тайну при сношениях петербургского двора с греческими подданными султана привела к тому, что документы эти либо не сохранились, либо их подлинность вызывает сомнение. Но в данном случае мы будем говорить о документе, подлинность которого каких-либо сомнений не вызывает. Речь идет о письме Георгиоса Мавромихалиса Екатерине II от 26 декабря 1765 г. (6 января 1766 г.), русский перевод которого, современный оригиналу, сохранился в архиве^[18].

Как сообщалось в письме, «прошлаго года приехали сюда два ваши человека, имянуемыя из которых один Джиован, а другой Манолаки, и нам сказали, что они присланы от Вашего Самодержавства и что они имели к нам писма, токмо на дороге пойманы были морскими разбойниками и ограблены и, что они при себе не имели, все то у них взято, как письма и все прочее». Таким образом, в письме Мавромихалиса мы находим полное подтверждение рассказа И. Палатино о его миссии^[19]