Он прошел мимо меня и с улыбкой шепнул:

–Хороший был видок сзади.

Моё оцепенение прошло. Пожелав ему вариться в адовом котле, в мыслях разумеется, подошла к мольберту.

– Что ты тут забыл, Антон, как понимаю, красок у тебя нет за пазухой?

– Я не рассчитывал оставаться, – он пожал плечами. – Заехал увидеться с тобой, – улыбнулся обворожительно.

– Какая честь! Как ты узнал, что я тут? – вздохнула я.

Его улыбка сделалась еще шире. Надежда Дмитриевна увидела всё: что мы знакомы, отсутствие у парня материалов, и любезно предложила:

– Мишель, можешь одолжить другу свои краски, чтоб не сидел просто так.

Захотелось заплакать. Антон закивал. Понимая, что устраивать конфликт перед педагогом не стоит, да и репутация у меня человека тактичного, а от того, что Антона запрягут рисовать, проиграет только он.

Послушно пошла к шкафу, взяла свою, уже видавшую лучшие времена акварель, по пути налила воду и захватила кисть.

С этим добром я вернулась к Антону, почти швырнула всё на подставку, протянула карандаш и, пожелав удачи, устремилась к другим посетителям студии.

На зеленом полотне лежала тыква, позируя побитым боком десятку сконцентрированных людей. Как назло, моя помощь никому не пригодилась, и как бы я не оттягивала момент, шатаясь из угла в угол, пришлось вернуться к Антону, игнорировать его дальше было не прилично.

Заглянув ему за плечо, я с трудом сдержала крик. С листка улыбалась карикатурная тыква, как на открытках к Хэллоуину. Он явно насмехался.

Я достала ластик-клячку и стала удалять каракули, остервенело вспарывая лист, до тонких волокон.

– Так откуда ты узнал, что я тут?

Он чуть подвинулся ко мне, зажав меня в капкан между рисунком и его ногами, наклонился к моему уху:

– У тебя на кухне висит календарь с расписанием дел. А Центр «Яркая Палитра» такой один.

Я кивнула. Действительно, календарь висит на стене в кухне, значит он не только надо мной издевался, еще хорошо мониторил обстановку.

Его бедро было в сантиметрах от моей ноги. Мне стало не по себе от его близости, я стала тщательно стирать остатки начерченного. Необходимо вспомнить зачем я тут.

– Тебе надо начать с построения. Подбор правильного элемента- ключ к успешному рисунку и его основа, – взяв карандаш, нарисовала линию горизонта, кружком наметила левее к центру тыкву. – Затем тебе надо уточнить остальные объекты, такие как драпировка, сегменты тыквы, подравнять одни объекты относительно других.

Сразу вспомнилось как меня учил рисовать Сашка. Он глумился надо мной как мог, по доброму, но колко. Надо отдать ему должное, привил мне любовь к живописи именно он.

Я начала сама делать наброски за Антона. Он не возражал, казалось, ему самому не хотелось ввязываться в эту всю живопись, поэтому я без зазрения совести продолжила рисовать за него.

– Зачем ты приехал? – спросила я, заканчивая набросок и не поворачиваясь к нему.

– Хотел тебя увидеть, я, кажется, так и сказал, – он сдвинул одну ногу, дотронувшись до моей.

Меня обожгло кипятком. Поднять на него глаза я не решалась, дать словесный отпор – тоже, настолько он выводил меня из равновесия. Спешно выбравшись из зоны его близости, пошла по кабинету. Некоторые уже заканчивали работу, кто-то добавил еще от себя детали: помидор, изменил цвет драпировки, кувшин.

Сделав десятый круг по кабинету и обнаружив в руке карандаш, который я, сбегая, забыла оставить, осознала, что надо вернуться к Антону, который ничего не делал, а нагло наблюдал за мной. Сказать, что мне неприятно, будет ложью. Добрых отношений между нами никогда не было, ровно как и теплого взаимопонимания. А скандал в присутствии моего педагога был мне не нужен, а подвох такой я могла от него ожидать.

Молча достала краски. Мокрой кистью начала увлажнять поверхность цветных кюветок. Он внимательно наблюдал за моими действиями.

Кто-то в кабинете уже закончил работу, Надежда Дмитриевна радушно приглашала их на постоянные занятия.

– Ты же продолжишь за меня? Я ничего не понимаю в этом всем.

«Ага, сдался, слабак» – возликовала Внутренняя Богиня.

Антон смотрел на меня с надеждой, мысленно выругавшись, представила себе, что он обычный студент школы искусств, и моя обязанность помогать, как бы действовала с любым другим, собственно, для этого я тут и нахожусь. Вручила ему в руку кисть, сама взяла поверх его руки и качнула, проверяя, подчинился ли он мне. Расслабился. Кисть в наших руках окуналась в краски, танцевала в палитре и нежилась на бумаге, каждый взмах рождал цветные пятна, гибкие влажные линии, набросок оживал. Со стороны наша совместная работа могла напомнить, как первоклашку учительница учит держать перо. Я стояла сбоку от него и руководила его правой рукой, его локоть прижимался к моей груди, двигая рукой, задевал соски, это было очень приятно, хоть я и пыталась гнать такие мысли прочь. Я ощутила через ткань одежды, какой он теплый. Он отклонил голову назад, так что его губы оказались у моей щеки, обжигающее дыхание отдалось внизу живота. Его запах вскружил голову, я прикрыла глаза, концентрируясь, дышать стало тяжело.

– От тебя приятно пахнет, – прошептал он, касаясь лицом моих волос.

– Не нарушай мое пространство, пожалуйста, – разозлилась. – А теперь рисуй сам, раз отвлекаешь.

Я отпустила его руку, но он схватился за мою. На меня смотрели с мольбой.

– Не оставляй меня наедине вот с этим, пожалуйста, – прошептал он.

У него был невинно-испуганный вид, настолько трогательный, что я сдалась, взяла кисть, и уже без его участия закончила заполнять набросок цветом. Он больше не проронил ни слова, просто сидел и наблюдал за моими действиями. А мне было хорошо. Рисование помогало успокоить сердце, его присутствие вдохновляло. Легкий набросок был завершен. Украдкой, я бросала взгляды на его руки, спокойно лежащие на крупных бедрах, на то как бросают тень на мужские скулы пушистые ресницы.

– Готово! – прошептала я. – Ты умеешь быть тихим.

– Такие подвиги мне тяжело даются, – засмеялся он. – Ты свободна?

– Нет, мне надо помочь убраться преподавателю, а к чему вопрос? – ощетинилась я, на всякий случай.

– Ну я же не просто так приехал, тем более ты меня выручила, предлагаю поехать в ресторанчик и выпить вина. Надо кое-что обсудить.

Я закатила глаза. Ну как же. Главное вывести его отсюда, чтоб он не выкинул какую-то гадость.

– На большее, чем прогулка, не рассчитывай, но можешь угостить меня мороженым.

Разум орал о необходимости послать его, остановить этот флирт, но любопытство подогревала моя внутренняя Богиня, кошечкой мурлыкая в аромате его туалетной воды.

Он демонстративно погладил свой подбородок и нахмурился:

– Подходит!

Я стала убирать мольберты, но Антон властно подвинул меня в сторону и взялся за эту работу сам, поэтому я пошла протирать кисти и тару под воду, демонстративно игнорируя его, но незаметно подглядывая. Прополоскала тканевые кусочки и развесила на батарее.

Надежда Дмитриевна смотрела на Антона, закусив в руках кончик кисти, в глазах читался интерес.

– Симпатичный молодой человек. Чувствуется – достойный тебя самец.

Я поперхнулась смехом, но не стала комментировать. Не знаю, чего ради она решила, что этот похабный мальчишка достоин меня. Внешность у Антона яркая, а еще в нем есть какая-то энергия, мужская, животная, притягательная- этого не отнимешь.

Когда зал был прибран, мы попрощались с педагогом и стали спускаться по лестнице, Антон взял меня за руку. Я довольно резко дернула свою руку от него. Кожа покрылась мурашками и пылала, такая реакция явно забавляла Антона.

–Ты много себе позволяешь! – вспылила я.

– Ой ли! Да ладно быть такой зазнайкой.

– Просто не распускай руки, пожалуйста, а то прогулки не выйдет, ок? – обхватила себя руками.

Он встал на ступеньку ниже меня, его густые брови взлетели в недоверии, испещрив лоб морщинками, наши лица оказались почти на одном уровне.

– Я больше не прикоснусь к тебе первый, малышка. И не скажу ни одного дурного слова, обещаю. Ок? – поддразнил он.

Я сглотнула слюну и еле заметно кивнула. Мне нравился его магнетизм, и его «малышка». Понятно почему девушки липли на него как мухи на мед, или на другое, более подходящее образу его характера.

Он развернулся, и мы спокойно вышли из здания. Я ощутила некую досаду. Неужели он больше ко мне не прикоснется. За эти мысли хотелось себя стукнуть.

Не смогу никогда ответить на вопрос, ради чего пошла с ним. Оглохла, ослепла или отупела в секунду. Он для меня всегда являлся врагом, несносным мальчишкой, который регулярно портил кровь. Но реакция моего тела на него меня очень удивила. Может это банальное одиночество, а может что-то в нем. Мне хотелось разобраться с этим. Тем более, он обещал меня не трогать. «А ты ему веришь?» – уточнила Внутренняя Богиня.

Мы подошли к тележке с мороженным, под ярким полосатым летним зонтом. Всегда волновало, как продавцы с такими зонтами переживают ветра Петербурга. Я взяла трубочку с карамелью, он- шоколадный стаканчик, и пошли по набережной.

Он попросил рассказать, что я делала после школы. Я немного напряглась, но так как ничего сверхъестественного в моей жизни не случалось, то затянула скучное повествование про университет и жизнь после, увлекшись, начала распевать про своё Кафе, пока не очень прибыльное, но уютнейшее место на земле.

– Не знал, что у тебя что-то может вызывать такие теплые чувства.

Да, так и было. Наверное, даже глаза мои горели.

– А как же муж и детишки? Я думал, ты семейная натура. Ожидал, что быстро обзаведешься семьей.

– Ну вот видишь, мое Кафе – это мой муж и мое детище. Пока вся моя семейность реализуется в них. Семья дается свыше. Никто такое не загадывает.

Он остановился и очень странно на меня посмотрел.

Потом стал рассказывать Антон, о том, как родители развелись, и он кочевал между ними, в итоге, остался жить один. После школы он решил пойти в армию. Там подружился с одним парнем, который остался по контракту, попал в горячую точку и больше не вернулся. Не понимаю, зачем он мне рассказывал такие личные вещи и почему решил поделиться со мной, но выглядел он человеком раненым, с огромным клубком боли и проблем, совсем не такой, каким я его знала. А знала ли?

– Ненавижу эти чужие игры, стоящие жизни обычным смертным. Война. Ненавижу ее.

Я могла бы предположить, что это хитрый ход, надавить на жалость, но так не сыграешь. Скулы Антона сжались до багровых пятен, а глаза остекленели, как у шарнирной куклы, казалось, именно в этот миг, он был где-то в другом месте. Его пальцы крепко впивались в гранитное ограждение набережной. Я не успела побороть свой порыв, положила свою руку на его сжатую кисть, тяжело не поддержать человека, который потерял душевное равновесие, именно таким он мне сейчас показался. Антон тот же момент раздвинул свои пальцы, и наши кисти рук переплелись. Кажется, это смутило нас обоих. Его ладонь такая горячая. Почему он весь горит огнем? Я аккуратно забрала свою руку и промямлила что-то вроде:

– Мне очень жаль.

– Не жалей, это было приятно, – он продемонстрировал свою руку, как доказательство.

Я улыбнулась и смутилась еще сильнее. Все же прикоснулась первая я.

Поежившись, я вдруг поняла, как замерзла на продуваемой набережной, поэтому, мы свернули в парк, а неловкий момент был забыт. По крайней мере он сменил тему на непринужденную, казалось, только что произошедшее его ничуть не беспокоит. Я расслабилась, но зря.

Впереди показалось «Чертово колесо».

– Прокатимся, малышка? – он кивнул на аттракцион.

«Разбежался» – подсказала Внутренняя Богиня.

– Конечно, – озвучила я.

Обрадовавшись, чуть не застучала в ладони. Это же парк аттракционов, настоящая радость десятилетнего ребенка, кажется, в таком возрасте я и была там в последний раз. Потом умер папа, и мы с мамой не имели возможности развлекаться.

Несмотря на то, что я была с врагом, праздничное ощущение искрилось в груди, и я решилась на временное перемирие. Невозможно взлететь, если в руках булыжник многолетней ненависти.

Он галантно помог мне запрыгнуть в кабинку, мы сели рядом. Я точно с ним? Неужели он может вести себя не как скотина, видимо, ему что-то от меня нужно, но вот что, пока не ясно.

Как только мы сели, Антон начал обзорную экскурсию, показал очертания места, где он в детстве сломал ногу, переползая через забор. Указал, где с приятелями ловил рыбу, гулял свое первое свидание. Все это были такие мелочи, но забавные.

– Ты сейчас встречаешься с кем-то?

Антон едва заметно подвинулся ближе. Ох уж мне эти разговоры по душам. Я обхватила шею двумя руками и отвернулась.

– Нет, и давай не будем трогать тему личных отношений? – отрезала я.

– Неужели ты модного направления феминисток? – удивился.

– И тут мимо, просто пока не встретила своего человека, да и я говорила, я замужем за работой, – улыбнувшись, отклонившись на сиденье, и глубоко вдохнула, мысленно молясь, чтоб допрос закончился.

Он не отставал.

– Не верю, что до сих пор тебе не встретился хороший парень! Ты же вся положительная, к тебе должны притягиваться толпы отличных ребят.

Я засмеялась в голос:

– Ах, так вот почему ты меня чурался все эти годы!

– Ты ошибаешься, малышка, – стал говорить тише. – Ты мне с детства нравилась, раздражала прилично, особенно когда настучала моим родителям, что мы бегаем по гаражам, – высказал он с обидой в голосе.

Я захохотала. Помнит же. А мы были совсем детьми.

– Но, определенно, ты мне нравилась.

– Ты никогда не давал этого понять, – я старательно искала пылинки на своих коленях.

– Ты была зазнайкой, холодной, неприступной, – он развернулся всем телом ко мне и продолжил:

– Сегодня ты очень меня удивила, с тобой так просто, так легко.

– Разочарован? – смущенно поинтересовалась я и тоже развернулась к нему. Наши колени соприкоснулись.

– Очарован!

Он медленно наклонился, не прерывая со мной зрительного контакта, завораживал словно заклинатель змею. Его губы приближались к моим медленно, поддразнивая. Меня окутало запахом шоколада. Антон замер в тот момент, когда я наполненная его дыханием, ощутила физическую потребность в совершении главной ошибки моей жизни. Я прикрыла глаза и подалась вперед, смыкая крохотное расстояние между нашими губами и огромное между нашим прошлым. Я продала душу, разум, за наслаждение, где тепло чужих губ, обогревает мои. Влажный язык скользнул по моему, легонько, угощая вкусом шоколада, погружая в поцелуй.

У меня пропеллером закружилась голова, и я полетела в пропасть, без дна, морали и других людей, где есть только вкус шоколада…

Ощутила прохладные пальцы на подбородке, всё осознала и, оперевшись ладонями Антону в грудь, с чмокающим звуком оторвалась от его губ. Смутилась.

Он улыбался, глаза светились теплом зелени. Я думала, они у него серые, странно.

– Ты хорошо целуешься, малышка, я даже не подозревал.

– Взаимно, – проговорила я отвернувшись.

Если бы можно было сейчас спрыгнуть с кабины, при этом, удрать на целых конечностях, я обязательно совершила этот безумный ход, и это нормальнее поцелуев с Антоном. Это не поддавалось логике.

Он обнял меня и поцеловал макушку. Я попыталась отстраниться, но он лишь крепче прижал меня к себе. Поскольку большего Антон себе не позволял, я сдалась романтике момента, и решила, что сбежать всё равно отсюда некуда, расслабилась, жадно вдыхая аромат его туалетной воды. Мне было не надышаться им.

Мы просто сидели, смотрели на то, как сокращается наш угол обзора, колесо спускалось вниз. Он все играл с моими пальцами, гладил их, я молчала и смотрела в сторону, он тоже не нарушал тишину. Наша кабина закончила свое движение. Он спрыгнул первый и, приподняв, спустил меня.

– Мишель, только не говори, что тебе пора домой, вот на самом интересном, – прочитал он мою нервозность.

– Если честно, то мне пора, надо немного поработать, завтра рано вставать, – сказала я, стараясь придать голосу уверенность.

Очень хотелось послать все принципы к черту, и опять ощутить его губы на своих. Но, я понимала, что и так позволила ему лишнее, а себе недопустимое, надо было скорее свернуть с этой опасной дорожки. Он театрально громко вздохнул, несколько секунд словно прикидывал что-то в уме и согласился:

– Ладно, я отвезу тебя, моя машина осталась у центра искусств, а твою я видел рядом с домом.

Ну уж нет. Неправильно это все, я и так слишком в нем растворилась, было очень неловко. У него все по отработанной схеме. Антон считал всю гамму моих чувств и поспешил купировать моё отступление.

– Я тебя не съем, просто довезу до дома. Ты боишься меня? – он заглянул мне в глаза, чуть пригнувшись.

Я покачала головой. На его лице проскользнуло облегчение. Он взял меня за руку, и мы пошли к Центру Искусств.

Мимо спешили редкие прохожие, с интересом провожая нашу пару. Я остановилась и потянула его за руку.

– А тебя никто не заревнует из твоих поклонниц, если увидят со мной?

– Мы только что целовались на вершине города, наверно, это о чем-то говорит?

Мне понравился его ответ, хоть и не понравилось упоминание об этом чертовом поцелуе. И я пошла дальше, не отпуская его руку, вернее не вырывая свою руку из его.

Мы подошли к черному мерседесу. Огромных размеров майбах был отполирован так, что я могла рассматривать себя в отражении.

Антон открыл передо мной дверь и помог сесть в салон автомобиля. Я огляделась: салон из кремовой кожи, большие кожаные кресла с огромными подлокотниками-разделителями. Всё кричало дороговизной.

И запах. Пахло кофе, самым любимым моим напитком.

– Фантастический запах, – не удержалась, сообщила.

Он засмеялся.

– Ты любишь кофе, малышка? Какой ты пьешь? – его вновь серые глаза задорно сверкнули.

– Только капучино.

– Постараюсь не забыть, а то эта болезнь, – он не договорил и завел машину.

– Что за болезнь? – насторожилась я.

– Раннее Альцгеймера.

Его полный страдания вид откликнулся тяжелым комком в моем горле. Глаза защипало. Я взяла Антона за руку, чуть сжала.

– Антон, это, наверно, тяжело, но можно что-то сделать?

– Да, Мишель… – прервался на полуслове, губы сжались в ниточку, а потом он расхохотался.

У него шок? Или это психическое расстройство?

Прищуриваясь, через хриплый смех, Антон сообщил:

– Мишель, нельзя быть настолько наивной и верить каждому сказанному слову.

Мне словно льда за ворот сыпанули. Я отдернула от него руку. Дернула ручку авто в попытке выбраться, чтобы больше не находиться рядом с этим придурком.

– Ну малышка, я пошутил, кончай дуться.

– Плохой у тебя юмор, Красавин, выпусти меня.

Он поднял ладони вверх.

– Намек понял, больше не буду, – он заговорщицки мне подмигнул.

Мы тронулись. Машина тронулась. Мир тронулся.

– Малышка, а ты нервничаешь, – заметил он, когда гнев мой испарился, оставив меня с неясным набором эмоций.

Само собой я нервничаю. Антон весь обходительный, я сижу в его автомобиле. Такие кадры из параллельной реальности, но не про мою жизнь. Моя ладонь утопает в его руке, а ощущение, что так и надо.

– Немного. Но мне было приятно, – щеки опять обдало жаром.

– И мне, – сообщил без промедления.

Я старалась не смотреть в его сторону, потому что взгляд каждый раз падал на губы. Стало тяжело дышать. Казалось, в машине перетопили печку.

До дома мы ехали, почти не разговаривая, улыбаясь каждый своим мыслям. А возможно, что мысли у нас были об одном. На фоне играла разная романтическая музыка, возможно, у него отдельный плейлист для «ДАМ»? В груди бешено стучало сердце, кожу кололи разные импульсы, в голове был сплошной кавардак. Кажется, так люди сходят с ума. Разум бился с Внутренней Богиней, которая молила расслабиться и кайфовать от его прикосновений. А я молилась не поплыть от этих самых прикосновений.

– Ты уверена, что тебе уже пора? – спросил Антон, припарковав машину у моего подъезда.

– Да, – грустно ответила я и разозлилась на себя, добавила тверже. – Спасибо за прогулку.

– Жаль.

Он вышел из авто открыть для меня дверь, подал мне руку и помог вылезти из салона.