– Ты прав, – негромко сказал Доу-Дорк, выходя из-под завесы чащи и присаживаясь рядом со штурманом, – Но здесь тоже существует немало подземных источников, выделяющих в атмосферу углекислый газ. Не столь много, конечно, как на Лиане, и, если бы существовали только они, вряд ли это компенсировало бы жизнедеятельность всей флоры. Меня интересовала эта загадка, но, как ты сам понимаешь, не находясь на планете, какими методами не изучай её особенности, к проблеме всё равно не подойдёшь вплотную. Фауна должна быть здесь, в очень маленьком соотношении с флорой, я почти уверен. Правда, носит она очень скрытый характер. Теряется где-то в глубинах этого цветущего моря. На самом дне…

Впрочем, для меня, хоть я и являюсь по сути биологом это совсем не важно. Мне порою хочется понять какие-то вещи, встречаемые здесь, удивительные вещи, но это желание – ничто, по сравнению с чувством восхищения, что я испытываю, всё больше знакомясь с местной природой, становящейся и нам со временем как-то ближе. Вот скажи мне ты – космотрассер, звёздный скиталец – видишь ли ты красоту всего этого? – Доу-Дорк обвёл рукой стену пестрящего перед ними леса.

– Безусловно, – ответил Итайв искреннее.

– А представь, как её чувствую я, – при этих словах, в лице арволя проскользнуло что-то невыносимо-скорбное, осколок той тоски, в которой он пребывал в самом начале их знакомства, и штурману сделалось грустно и неуютно от проснувшегося вдруг беспомощного чувства.

– Мне тоже показалось, что тут всё слегка изменилось, – сказал он, прищурено глядя в сельву.

– По-моему, стало проще, понятнее, – вторил ему Доу-Дорк. – С виду, кажется, и не поменялось ничего, хотя мы, может, просто не в состоянии определить что именно…

Капитан вернулся в тот момент, когда Итайв заходил в шлюз клипера. Он так и остановился на пороге, услышав звуки приближающейся экспедиции. Баграх прошёл мимо штурмана, не сказав ни слова, лицо его выглядело непривычно озадаченным. Итайв неуверенно направился за ним в рубку управления. Подойдя к панели планетарной навигации, капитан хмуро принялся рассматривать какие-то электронные документы. Штурман встал у штур-блока, делая вид, будто тоже чем-то занят. Прошло немало времени, прежде чем Баграх обратил на него внимание.

– Что делаешь? – спросил он металлическим голосом.

– На самом деле, я не знаю, что мне делать, – ответил тот, криво улыбаясь.

– Доу-Дорк в сельве?

– Да.

Итайву показалось: что-то дрогнуло в этот момент в лице капитана. Скорее всего, просто показалось. Или же он впоследствии вспоминал этот миг так, с чем-то в этом лице дрогнувшем. Хотел вспоминать так.

– Завтра я намерен организовать ещё одну экспедицию, – продолжил капитан тем же голосом.

– Но мы же собирались улетать завтра…

– Ты пойдёшь со мной, – перебил его капитан, как будто и не заметив сказанного штурманом.

Итайв посмотрел внимательно на него, но совершенно ничего не смог прочесть в его профиле. Но странное ощущение озабоченности капитана всё же не покидало его. Внезапно за их спинами возник Доу-Дорк, робкими старческими шагами войдя в каюту. В руках он держал пышный пучок каких-то не то перьев, не то листьев, пестревших всеми красками бушующими за бортом.

– Вы завтра отправляетесь обратно, – начал он застенчиво улыбаясь, – Можно, я оставлю вам в память это. Это опáвшие цветы, они не причинят вреда, не прорастут никуда, и… вам не придётся за ними бегать по кораблю… – он зачем-то неловко погладил букет свободной рукой.

И в этот момент в лице Баграха действительно что-то пронзительно поменялось, словно лопнула какая-то нить – одна из тех, которыми поддерживалась вся эта дикая суровость его лица. Итайв вновь отвернулся к носовому иллюминатору судна, сморщившись от вроде бы ничем не обоснованного чувства вины, смешанного с липким предчувствием чего-то нехорошего. Ему резко захотелось выйти из рубки, но он побоялся, что может обидеть тем самым Доу-Дорка.

– Доу, – услышал он мягкий голос Баграха, – Мы не улетаем завтра.

Чем дальше они углублялись в сельву, тем непонятней и непривычнее она становилась. Всё вокруг менялось. Вырастали новые, невиданные колонии деревьев, обросших сложнейшими конструкциями, отличающимися чётким разграничением форм и цвета, огромные лесные проплешины, почему-то всегда совершенно круглые и поросшие одним и тем же низким кустарником, густота которого увеличивалась к центру. Порой на их пути попадались огромные деревья-башни, представлявшие собой целые многосложные симбиотические сообщества – как предполагал про себя Итайв. Порой встречались и мелкие ручейки, и достаточно широкие реки с прозрачной, кристально-чистой водой. Но и они не были лишены жизни, – всё прибрежное дно обнаруженных водоёмов было переполнено многоцветными водорослями и торчащими из воды разлапистыми кустами.

Теперь Итайв мог сказать наверняка: территория, окружавшая плато, где стоял их клипер, была действительно . Вернее стала, после того, как они совершили посадку. Она казалась более дикой… И одновременно была несравнимо ближе пришельцам, чем эти просторы, на которые ещё не ступала их нога. Но никак невозможно было понять, что именно отличает эти два осколка одной и той же стихии. Проживи Итайв на своей родной планете, никогда не задумываясь о звёздах, подобно большинству своих сородичей, а затем по каким-то стечениям обстоятельств попади в этот мир, он никогда бы не понял в чём тут дело. Скорее всего, он вряд ли смог бы увидеть здесь красоту, столь отличавшуюся от красоты природы его мира. Но, будучи изначально, с самых юных лет охваченным мечтой о невиданных космических путешествиях, а в последствии весьма искушённым в знакомстве с множеством «чужих» миров, молодой штурман невольно залюбовался местностями, открывавшими всё новые прикрасы. Он даже перестал пытливо размышлять о странном изменении обследованного участка, всё изумлённее озираясь по сторонам, как вдруг его осенило. В ней, в красоте-то всё дело и было. Конечно, нельзя было сказать, что то место, которое их роботы и они сами исходили вдоль и поперёк, стало менее красивым, но красота его сделалась . Как будто созданной кем-то с совершенно другой точкой зрения на это понятие. Или же созданной именно и только самой природой, чьи законы на каждой планете, в каждом мире одинаковы. Здесь же улавливался какой-то непонятный привкус, подобный тем, какой чувствовался в центрах цивилизаций знакомых Итайву лично. Любые цивилизованные существа, мироводы понимали красоту несколько по-своему, по-своему они и преобразовывали всё вокруг, а вот природа, расплёскивая, где только ей было дозволено буйство своих красок, всегда действовала пусть и разными кистями, но всё же одними методами. другой другой

– Баграх, – окликнул штурман шедшего впереди капитана.

– Что, – не поворачиваясь отозвался тот.

– А в этом мире точно нет разума?

Баграх быстро остановился. Не то чтобы его, как будто поразили слова Итайва, а так, словно дошёл до чего-то, к чему и стремился, так, словно каждую секунду знал насколько близко цель их пути.

– А что? – повернувшись, сухо спросил он.

– Да я тут подумал… – Итайв начал сбивчиво и неуверенно объяснять, что именно заставило его задать подобный вопрос, но объяснения оказывались сбивчивыми и корявыми, потому как в голове не существовало чёткой логической цепочки, приводящей к конкретным выводам.

Но, тем не менее, Баграх сразу же понял его и, не дав договорить, перебил:

– Вот что значит молодость, – проговорил он, как-то грустно усмехаясь, – Великое преимущество. Я понял, что планета разумна ещё вчера, в первую экспедицию. Но совершенно не мог понять, почему мне это известно. Ты же кое-как это всё-таки объяснил, – он пошёл навстречу Итайву и, поравнявшись с ним, бросил. – Возвращаемся, – и прошагал мимо, не задержав на нём взгляда, но когда штурман мельком увидел его глаза, он впервые испытал к нему жалость.

Как ни хотел Итайв не быть свидетелем разговора Баграха с Доу-Дорком, как ни пытался незаметно выскользнуть из каюты следования, когда капитан со скупым вздохом обратился к пассажиру, ему пришлось остаться и услышать всё от начала до конца. Впоследствии он часто силился вспомнить все слова, произнесённые тогда, но в голову, вновь и вновь полосуя душу, лезли только последние:

– Ты уверен? – тихо-тихо спросил в последний раз Доу-Дорк, невидящими глазами смотря куда-то в сторону. окончательно

– Уверен, Доу, – болезненно скривив губы, ответил Баграх.

– На этот раз ты не станешь нарушать правила? – без всякой надежды спросил Доу-Дорк.

– Дело не только в правилах. Хотя, если бы было только и в них, всё равно рано или поздно все советы узнали бы о существовании разумной деятельности на этой планете – она не долго ещё будет оставаться без внимания учёных. Но больше я боюсь за тебя. Да и вообще разум, негуманоидный, вовсе не этологический с нашей точки… ты же сам понимаешь.

– Я понимаю…

Пусто тогда стало у Итайва на душе. Он ещё, помнится, испугался, что Доу-Дорк умрёт в скором времени, возможно даже в полёте, – арволи единственные известные существа, умеющие умирать по собственному желанию. Но эта мысль, выдавленная всепоглощающими чувствами скорби и жалости, причём жалости больше к капитану, не задерживалась в голове. Ни одной мысли тогда вообще ни стало.

Старый арволь не умер ни в полёте, ни после него, он ушёл из жизни лишь сразу после того, как не стало прославленного капитана, но это Итайв узнал уже много лет спустя.

– Мощность векторного усилителя – тридцать процентов. Усиление – двенадцать долей на секунду, – голос Баграха был обыкновенным, громоподобным, но всё же другим.

– Я уже сделал, – ответил штурман.

– Ну взлетай, чего ждёшь.

Итайв чёткими движениями привёл в действие все механизмы и повернул рукоятку последнего тумблера. Слабый толчок пола ознаменовал начало плавного взлёта. Теперь можно было слегка расслабиться – взлёт производился автоматически. Итайв невольно обернулся к дальнему углу рубки и убедился, что в каюте нет никого кроме них двоих.

2010 г.