Когда два добра встречаются, они и по-доброму расходятся. Эта мысль пришла ко мне внезапно. Не знаю, может она и не совсем верная и какой-нибудь кропотливый читатель высмеет меня и даже докажет обратное, но мне следует описать недавнее происшествие, приключившееся со мной на Кубани.
Я ехал довольно быстро по станице, у меня были московские номера, сама машина была дорогой, резко выделяющейся на фоне обычных заезженных колхозных. Я был одет в красивую рубашку, на мне были брюки, ботинки, я чувствовал себя неким мессией в этих краях. Мелькали какие-то утки, гуси, шли неспешно сельские жители.
Передо мной остановилась машина и прижалась к обочине, и я уже собирался пролететь ее, как с другой стороны дороги к этой машине выскочила бабушка, и только чудо, в которое я буду верить всегда, спасло меня от неприятностей. Я затормозил плавно, бабушка вовремя отскочила назад и стала пропускать меня, извиняясь. Эта была очень добрая бабушка, в каком-то платке, в старом халате и поношенных тапочках, чья-то мать, чья-то дочь, но по ее ласковому лицу, жестам, поведению я чувствовал ее обычную человеческую любовь ко мне. Я невольно сделал жест рукой, чтобы она перешла передо мной, хотя там не было пешеходного перехода, ну кто в станице соблюдает эти правила? А бабушка отнекивалась и пропускала меня, и я поехал дальше даже немного пристыженный. И вот эта мысль пришла мне тогда в голову.
Интересно, а чем бы все закончилось, будь то мне встретился злой человек?
Было это так давно, что никто уже не помнит, как все было, если бы не дошла до нас эта история в виде бокала вина и кусочка сыра.
У подножия высокой горы далеко за лесами жили два брата. Жили они в маленькой хате и довольствовались малым. Все радости и невзгоды делили по-братски, пополам. Но была у каждого брата своя мечта. Один мечтал о винограднике с красивыми черными ягодами и о прекрасном вине, которое должно получиться. Другой хотел заниматься производством нежнейшего козьего сыра. Но средств на это у них не было, пока однажды осенью не выдался небывалый урожай грецких орехов, и братья повезли его в город и выгодно реализовали. А на вырученные деньги купили сто саженцев винограда да козу с козлом. И с тех пор казалось стали они счастливее, ибо каждый нашел в новом деле отраду. Один брат разбил на склоне горы виноградник, а другой сделал небольшой загон и построил сарайчик для животных в ожидании козленочка. И все было бы прекрасно, когда весной брата, который занимался виноградником, не призвали в армию, так как шла война. Погоревали братья, но делать нечего. Брат, который занимался козами, обещал следить за виноградом и отпраздновать скорое возвращение не только вкусным сыром, но и прекрасным вином.
На счастье война быстро закончилась, брат вернулся домой, но на столе его ждала тарелка одного сыра. И хотя сыр был необыкновенно вкусным, без вина не было веселья, и опечаленный брат спросил справедливо:
– А где же молодое вино? По моим подсчетам должно быть не менее трехсот литров прекрасного вина. Мы бы могли гулять целый месяц!
И услышал печальный ответ, что виноградник объели козы, которые расплодились, и за которыми стало сложнее следить.
Но следующей весной опять началась война и в армию призвали послужить уже другого брата.
– Что же делать мне с козами? – опечалился он. – Кто будет их доить и лелеять?
Оставшийся брат успокоил его и обещал отметить его возвращение не только прекрасным вином, потому что непременно собирался отрастить новые лозы, но и козьим сыром.
Прошло время, война закончилась, и в хату весело постучали. Но каково было огорчение вернувшегося, когда на столе стоял кувшин прекрасного вина, но не было ни ломтика вкусного сыра. Оказалось, что оставшийся брат так увлекся виноделием, что козы у него паслись за лесом без присмотра и их подрал волк, оставив лишь в живых только козочку да козлика.
– Что же ты наделал, брат! – воскликнул в сердцах вернувшийся, – И хотя твое вино бесспорно прекрасно, и мы могли бы отмечать мое возвращение месяц, но ведь каждому известно, что жизнь – это вечная свадьба, где вино – невеста, а сыр – жених. Так какая же свадьба без жениха?
И поняли вдруг братья, что нельзя быть счастливым за счет ущемления мечты другого. И заплакали и обнялись, простив друг другу малодушие, и решили вместе и возделывать виноград, и выращивать коз, и каждое застолье отмечать вином и сыром.
– Да будет так всегда! – пожали они друг другу руки. – Лишь бы не было войны.
– Бабушка, я лечу к тебе, – раздавался голос ребенка в телефонную трубку, и никто не знал, что этот детский радостный голос уже неминуемо мчится сквозь грозовой фронт в самое страшное пекло стихии.
– Все… Съезжаем… Конец.. – простонал обреченно пилот, вцепившись в штурвал самолета.
– Не убивайте нас, не убивайте! – раздалось на дальнем фоне, и связь прервалась.
Пожилая женщина вышла на крыльцо. Было раннее утро, и только дворник Матвей печально мел во дворе опавшие листья, словно косил в поле траву, и женщина вспомнила своего мужа, который с первыми лучами солнца каждое утро уходил на сенокос. А она ждала его к обеду, с любовью накрывала на стол белую скатерть, ставила кастрюлю с вареным картофелем в сливочном масле, посыпала его обязательно зеленым укропчиком, доставала из погреба кувшин с прохладным молоком и разделывала селедочку. Деревню снесли, и на том месте давно выросли многоэтажные дома разрастающегося как раковая опухоль мегаполиса. Вместо проселочных, вязких дорожек проложили проспекты, по которым спешили куда-то машины, и жизнь изменилась. Люди стали другими, и она, Антонина Павловна, наверно, тоже стала другой. Прошло пять лет, как она овдовела. Врачи говорили, что это был инсульт, но кто кроме Антонины Павловны мог лучше знать, что причина смерти ее мужа была в тоске по внукам. Она сама каким-то чудом пережила эту трагедию, и раз в год в день той ужасной авиакатастрофы под Донецком отправлялась на место крушения авиалайнера, словно собиралась в гости к дочери. Женщина покупала детские игрушки, обычно куклу Вале и робота Коле, зятю перцовку, а дочери пекла пирожки с капустой, которая та при жизни обожала, но так и не научилась печь.
На этот раз подвело здоровье, ноги совсем не слушались, и Антонина Павловна, повздыхав и поохав, решила никуда не ехать, а встретить годовщину дома в своей маленькой квартирке с котом Васькой. Конечно, в ее жизни были потом мужчины, но ей так и не удалось полюбить кого-то из них. Наверно, Антонина Павловна об этом жалела, потому когда, как не сейчас ей требовалась поддержка, но, не находив ее, женщина выходила на крыльцо, садилась на влажную от росы лавочку и долго, долго смотрела на пустую детскую площадку.
В это утро к ее ногам спустился белый голубь. Птица стала клевать разбросанную у лавочки шелуху от семечек, и, казалось, вовсе не замечает женщину, словно это был не живой человек, а памятник, и Антонина Павловна даже согласилась с такой мыслью.
«Я живой памятник, и с моим уходом останется лишь забвение, и некому будет помнить о Валечке и Колечке. Может, на том свете мне разрешат повидать моих внуков, ведь священник сказал, что они попадут в рай, и эта трагедия – всего лишь напоминание, что все мы временно пребываем на этой земле, на этом воздушном шаре, который рано или поздно все равно лопнет, не выдержав накопившуюся боль человеческих страданий. Господи, а куда попаду я?».
У голубя были ярко-оранжевые глаза, и Антонина Павловна вспомнила, как учила рисовать Валюшку красками, и внучка все время забывала споласкивать кисточки, от чего цвета перемешивались: апельсины получались красно-синими, а крокодилы зелено-фиолетовыми с черными и голубыми разводами.
– Пять лет прошло как один день! – подумала женщина вслух, и, словно соглашаясь с ней, голубь начал ворковать. Дворник Матвей подбирался к подъезду, и птица, напуганная шумом метлы, взлетела в нахмуренное небо и растворилась в скрученных его облаках, а Антонина Павловна подумала, что белый голубь – это к хорошему и, наверно, вскоре она услышит какую-нибудь радостную весть.
– Тоня, слыхала, что пенсии с 1 декабря повышают на пять процентов, а инвалидам труда аж на десять! – сказал вдруг дворник Матвей. Он прекратил мести и присел перекурить на ту же лавочку, где сидела Антонина Павловна.
– А что толку, если цены в магазинах растут как на дрожжах, издевательство какое-то! – поддержала разговор женщина и уже собиралась уходить домой, как вдруг увидела на детской площадке девочку. Она была одна и играла в песочнице.
– Гляди, совсем родители с ума сошли! Оставлять одного ребенка, да и в наше то время. Когда кругом органами торгуют и людей воруют, – возмутилась женщина.
– Да! – согласился дворник, – помню раньше коляски с детьми во дворе стояли и никого. Идешь мимо, ребенок заплакал, покачаешь и дальше идешь. А сейчас эх!
И мужчина махнул рукой.
– Я, Тоня, уже весь двор перемел, хочешь, пойдем ко мне чаю попьем! Я тебя тут в такую рань каждый раз вижу и уж привык к тебе, а сегодня почему-то решил угостить тебя чаем.
О проекте
О подписке