У входа одной из них на коленях в песке сидела маленькая чернокожая девочка и играла в куклу. Рядом стояла искусственная елочка, украшенная вместо новогодних игрушек и мишуры фотографиями и вырезками из журналов собак разных пород. На ветру все шевелилось и шуршало, словно вызывая к себе повышенное внимание, и женщина даже спросила Диего шепотом.

– Разве этот наступивший год собаки?

– Нет, что Вы! – улыбнулся он. – Просто малышка мечтает о псине.

Девочка тоже улыбнулась, показывая свои беззубые десна. Диего ласково поздоровался с ней и попросил на испанском, чтобы кто-то из взрослых присмотрел за велосипедами. Та кивнула и продолжила играть со своей куклой, а велосипедисты спешились. К пляжу нужно было спускаться только пешком, перебираться через черные камни. Диего щелкнул пальцами, показывая своей охотницей за тишиной, что нужно немного отблагодарить ребенка, и она порылась в шортах и достала несколько смятых купюр.

– Тут сдачи не дают, – заметил он, когда она протянула девочке деньги.

Та сразу прекратила играть и, взяв их, побежала в пещеру. Оттуда скоро вышел худющий, длинноволосый белый мужчина, в каких-то рваных одеждах, который поднял приветливо руку, и Диего махнул в ответ, перекинувшись несколькими фразами о погоде.

– Чем они тут живут? – спросила она немного спустя у своего гида.

– У них можно купить травку.

– Вы хорошо знаете их? Он что ее отец?

– Не то, что хорошо. Но остров небольшой, сеньора. Тут все друг друга знают, – как-то уклонился он от дальнейших расспросов.

Она еще какое-то время с любопытством оглядывалась по сторонам, исследуя быт живущих здесь людей. Внимание ее привлек самодельный стол с книгами под открытым небом. Книги были старые, с засаленными страницами, и она даже остановилась и пролистала несколько из них.

– Как видите, они еще продают литературу, в основном веганскую и на английском, – ухмыльнулся Диего.

Они прошли еще немного вниз, когда заметили, что чернокожая девочка следует за ними по пятам, и останавливается, когда и они останавливаются.

– Ей скоро в школу, – заметила женщина.

– Тут с этим проблем нет, – сказал он. – Мой племянник в этом году тоже собирается в школу. Принимают всех одинаково, включая детей мигрантов.

– Откуда они все берутся?

– Африка рядом. В плохую погоду с Марокко часто прибивает плоты и лодки. Для них мы своего рода перевалочный пункт в Европу.

Прежде чем идти на свой тихий пляж, путешественники решили смочить ноги в океане перед пещерами. Здесь тоже была прибрежная полоска, метров в сто, не более, с врастающими в него редкими пальмами, и грязный, вулканический песок рассыпался в руках словно порох. Отлив еще не закончился, и на образовавшейся отмели две молодые девушки хиппи в длинных свободных платьях собирали мусор в мешки. Всякий хлам, бычки, пластиковые и стеклянные бутылки, остатки фейерверков и новогодних салютов прибило волной от проходящих мимо круизных кораблей предыдущим приливом. Девушки, как только увидели Диего, бросились к нему с многократными поцелуями, совсем не обращая внимания на его смущенную спутницу, будто все это для них было привычное дело.

«Может, он слишком часто водит сюда женщин?», – предположила она, чувствуя укол ревности, пока они бегло и звучно трепались о чем-то своем.

Она вслушивалась, но никак не могла понять их беглый испанский, и, разувшись, еще долго ходила по мокрому песку в каком-то дискомфорте, а они все время трепались и смеялись, искоса поглядывая на нее. «У нее хорошая грудь», – только услышала она сквозь свист ветра и еще больше разозлилась. Все это принудило действовать ее самостоятельно, и она не стала ждать Диего и демонстративно двинулась к черным камням одна.

– Что он вообще о себе возомнил, дерзкий мальчишка?! – говорила она себе, выискивая удобный переход между камнями…

Уже через какое-то время они лежали довольно близко друг к другу и разговаривали, делясь впечатлениями. Тихий пляж казался обоим заслуженной сказкой после долгой утомительной дороги, сказочным местом, красивым и безлюдным, и им никто не мешал, кроме порывистого ветра, но и он был деликатен с ними, и нападал на них, словно прося разрешения.

– Здесь хочется остаться навсегда и смотреть, смотреть вдаль, на океан, каждый раз ожидая большую волну, – призналась она, доставая пачку Esse и зажигалку.

Он не курил, но в этот раз потянулся за предложенной ему сигареткой.

«Мучительная смерть», – задумчиво прочитала она устрашающую надпись на пачке. Раньше она скептически относилась ко всему этому, курильщиков вокруг нее меньше не становилось, и она относила подобные вещи к маркетинговому ходу табачного лобби. «Дайте мне слепоту… А рак горла у Вас есть?» – шутила она с продавцами, и они по ужасным картинкам быстро находили то, что ей нужно. Теперь же надпись кричащими большими буквами заставляла невольно задуматься о том, что жизнь конечна, и что любого, даже самого счастливого существа на свете ждет один финал…

– Ты же не куришь, – улыбнулась она печально, когда Диего закашлял с непривычки.

Он развел руками, пытаясь подавить кашель, и снова затянулся. В этот раз уверенно и с прищуром.

– Не одной же тебе мучиться, – сказал он задумчиво.

Это была та самая сакральная минута примирения, когда они непроизвольно перешли на ты, а все прошлые обиды были оставлены за черными камнями. Им повезло. Пляж был безлюден, только они двое лежали на нем, созерцая перед собой голубое полотно океана. Правда, она всегда чувствовала, что кто-то наблюдает за ними из-за камней и догадывалась, что это могла быть та самая маленькая девочка-африканочка. Несколько раз она ловила на себе этот зоркий невидимый взгляд, но с каждым разом привыкала к нему, и скоро ее уже это не волновало. Завтра она улетает в Париж, навсегда покидая этот «собачий» остров и такое необычное прощание с ним ее вполне устраивало.

Диего, как и обещал, постелил на черном песке широкое белое покрывало. Погода была чудесная. Ярко светило солнце, заливая все пространство золотым теплым светом. Свежий соленый ветер, предчувствуя скорую весну, свистел над ними, срывая одежды и теребя волосы, а от избытка непередаваемых словом эмоций кружилась голова. Но о чем сейчас мечтала она, и о чем мечтал он, оказавшись в уеденном месте тет-а-тет с океаном? Большая пенистая волна, сверкая на солнце, точно бриллиантовая россыпь, только-только ударилась о берег, не дойдя до них пару шагов. Они уже сняли верхнюю одежду и подставили свои жаждущие любовной ласки тела этой великой стихии. Мужчине захотелось дотронуться до женщины, и он нежно провел пальцем по ее шее, затем по плечу. Она не отстранилась, давно ожидая от него нежности, он дотронулся до ее груди, по верху купальника. Ей нравились его никуда не спешащие прикосновения, и она начала легонько постанывать, помогая и подсказывая ему, что он все делает правильно. Тогда он провел своей рукой под ее бюстгальтером, и она застонала громче.

«И все-таки Жуль себе такого не позволял…», – пронеслось у нее в голове, когда она откинулась навзничь, положив свои руки за голову.

Она, не зная почему, улыбалась небу, смотря на него сквозь темные стекла очков, и вскоре закрыла глаза, когда рука ее молодого любовника опустилась по ее животу и вошла под трусики. Последние границы приличия сдул ветер, тщетно остужая их горячие от возбуждения тела, разница в возрасте и социальном положении мгновенно была смыта новой волной. Его музыкальные пальцы словно музицировали, высекая огонь страсти на клавишах ее расстроенной души, и она аккомпанировала ему сладким стоном и учащенным дыханием. Потом он овладел ею, закрыв своим могучим торсом все полотно океана, и она извивалась под ним, ощущая всей кожей его губительную силу и одновременно свою обреченность, точно пораженная метким копьем змея. Их губы больно соприкасались, он целовал ее всюду, словно, сошедший с ума, а она царапала ему спину, пыталась удушить, обвивая его торс ногами… Он что-то говорил ей, грубое, непотребное, иногда шептал свои испанские напевы, и она признавала его бесспорный талант соблазнителя и, вопреки здравому рассудку, влюблялась, как полная дура, с каждым полного неистовства толчком его широких бедер. В какой-то момент ей вдруг захотелось спеть Марсельезу, но она не помнила слов, и в этом забытьи забыла даже свое имя. Теперь ее ладони легли на его накаченные ягодицы, и она, с закрытыми глазами, покорилась судьбе.

Вдруг она вспомнила о маленькой девочке, возможно подглядывающей сейчас за ними, и сказала Диего об этом. Он рассмеялся, приняв ее догадки за излишнюю мнительность, но все же отстранился и попробовал закрыться краем свободного покрывала. Она же стала ласкать его там руками и ртом, и он тоже продолжил ласкать ее руками, и она буквально сразу задрожала и кончила. Затем он откинулся победителем, предоставляя ей творить теперь с ним все, что она хочет. И все, что она делала потом, накрывшись с головой покрывалом, еще долго оставалось тайной для постороннего взгляда.

Ей нравилось делать это, все больше дивясь и поражаясь, какая у него хорошая выдержка. Потом, ощущая вкус его семени, она снова почувствовала на себе мелодию его трепетных пальцев, и испытывала оргазм за оргазмом, громко постанывая и крича, пока, наконец, утомленная, не пала ему на грудь и долго слушала, как бешено стучит его сердце. Сильный порыв ветра все же сорвал с них край покрывала, и они остались обнаженные на ладони их счастливого бога.

– У меня никогда прежде не было такого горячего любовника, – прошептала она под шум прибрежной волны.

– А муж? – спросил он, обнимая ее за плечи и любуясь сверху ее грудью с ярко выраженными, крупными сосками. – Ты говорила, что была долгое время замужем…

– Бедный жалкий Жуль… Он не мог себе такое позволить…. Я всегда искала нечто подобное на стороне. Две взрослых дочери уже не вмешивались в мои романы, а муж не обращал на это никакого внимания…

– Интересно, как тебе удается в таком возрасте иметь такую соблазнительную грудь? – вдруг спросил он, тронув легонько пальчиком, точно позвякивающий колокольчик, ее левый сосок.

– Все просто, – была приятно польщена она его нескрываемым восхищением. – Никогда не снимала бюстгальтер и даже спала в нем с юных лет…