Новые фонтаны разрывов покрыли густой пеленой все поле перед немецкими окопами. Минометный огонь был страшен: он разрывал тела увязших в глубоком снегу русских солдат на куски, осколки беспощадно секли живую плоть. Но те из них, кто пока еще выжил, продолжали наступление! Любой другой противник повернул бы к своим позициям и оставил бы смертоносное поле боя – но не русские! Это действительно был какой-то необъяснимый фанатизм!

Дитрих Шталльманн снова схватил бинокль, увиденное потрясло его.

– Och mein Gott! – произнес гауптман, рассматривая поле боя в мощную цейссовскую оптику.

Перед немецкими позициями уже горело несколько русских танков. Их пехота тем не менее продолжала фанатично идти на приступ. Пробирались по глубокому снегу, по дымящимся трупам своих товарищей, изредка вскидывали винтовки и стреляли, почти не целясь. Из последних сил русские рвались к окопам тактической «кампфгруппы» гауптмана Шталльманна.

И тут в полный голос «заговорили» пулеметы. Боевые порядки пехотных частей Вермахта группировались вокруг «Maschinengewehr». Пулеметчика прикрывали солдаты с карабинами Маузера Kar.98(k), а с некоторых пор и автоматчики – в ближнем бою. В наступлении пулемет буквально прорубал раскаленным свинцом дорогу войскам, а в обороне становился «косой смерти» для неприятельской живой силы и легкобронированной техники.

Машина смерти под названием MG-34 выдавала более полутысячи пуль в минуту, пулеметный расчет едва успевал заменять израсходованные патронные ленты. Нередко солдаты Вермахта сходили с ума, видя, сколько людей они буквально покрошили перед своими позициями!

Вот и сейчас немецкие пулеметы, установленные на треножных станках, били исключительно точно и мощно. Бледно-огненные нити трассеров тускло светились в утреннем сумраке. Расчеты у пулеметов суетились, словно черти у адских печей, – меняли ленты и снова начинали свою смертоносную рапсодию. Сыпались непрерывным потоком горячей меди стреляные гильзы. Гитлеровские пулеметчики устроили здесь настоящий Верден!

Вместе с ними били надежные винтовки «Маузер-98К» пехотинцев, заливались трескотней немногочисленные пистолеты-пулеметы. MP-40 были только у командиров взводов и рот.

Надо сказать, что пулеметные расчеты Вермахта и СС были вооружены не только штатными MG-34, на вооружении немецких стрелков были и реквизированные трофейные образцы: французские «Мадсен», «Брен», «Чешска Зброевка», советские ДП-27 – «Дегтярев-пехотные» и даже пулеметы «максим».

И сейчас вся эта смертоносная машинерия плевалась огнем и свинцом, из затворов, плавя снег, летели сплошным медным потоком дымящиеся стреляные гильзы. Плотность огня была просто чудовищной.

Feuer und Tod! – Огонь и смерть! – царили сейчас на этом поле. Просто кошмар… Но это была его работа, черт дери! Zum Teufel! И он здесь – по приказу!!!

«Так, Дитрих, остынь», – сказал сам себе гауптман. Да, война на Восточном фронте далека от понятий о рыцарстве и чести. Более того, он недаром вспомнил Верден: ведь и четверть века назад, в 1916-м, когда графы и бароны «голубых кровей» сходились на поле боя во главе «окопной черни», тоже было не до соблюдений табели о рангах, титулов и званий. Ведь химические атаки горчичным газом у Ипра уж никак не назовешь благородным способом ведения боевых действий. Война – убийство по приказу, превращенное в конвейер, всегда отвратительно.

Но тут уж или ты – или тебя! Вот и вся философия…

– Achtung! Feuer! Halten die Linie! – Внимание! Огонь! Держать линию обороны!

Теперь уже по пехоте ударили замаскированные «панцеры» Дитриха Шталльманна. Короткоствольные 75-миллиметровые пушки и спаренные башенные пулеметы били по подошедшей уже вплотную к позициям русской пехоте. Это было страшно.

Во все стороны полетели ошметки тел, пули полосовали людей, а красноармейцы все напирали и напирали… Уже и раскалились докрасна стволы пулеметов от непрерывной стрельбы – несмотря на сорокаградусный мороз! Огонь и смерть уже не вызывали никаких чувств, только какое-то обреченное исступление. Стрелять… Стрелять… Стрелять…

Поле перед позициями «кампфгруппы» Шталльманна было сплошь усеяно телами красноармейцев. В некоторых местах мертвые лежали в два слоя – друг на друге! Над трупами в изодранных пулями полушубках и шинелях поднимался туман, пар – это остывала на морозе кровь русских. Снег из белого стал розовым. Черная земля в воронках от артиллерийских выстрелов превращалась в грязь, но не вода ее напитывала, а русская кровь!..

Тем не менее остаткам русской пехоты удалось прорваться к передовой линии траншей. Завязалась ужасная в своей жестокости рукопашная схватка.

– Achtung! Achtung! Не могу удержать позиции!!! – раздался в трубке полевого телефона захлебывающийся голос обер-лейтенанта Кольманна, командира пехотной роты.

– Отставить! Держать позиции! – рыкнул в трубку полевого телефона Шталльманн.

В трубке раздался какой-то невнятный хрип и звук удара.

– Кольманн! Кольманн! Verdammt! – Проклятье!

Гауптман бросил трубку полевого телефона и поднес к глазам бинокль. Над передовыми траншеями низко стлался дым, разглядеть что-либо за его завесой в мешанине тел было практически невозможно. Но вот он увидел, как фигурки в серых шинелях выскакивают из траншей и бегут в направлении второй линии обороны. Не выстояли…

Это было невероятно, но хваленая прусская стойкость уступила яростному напору русских, которые гибли здесь сотнями, но продолжали атаковать!

Ну что ж… Выбор был невелик.

Гауптман Шталльманн снова взял в руки полевой телефон:

– Минометная батарея, прием! Наводка по ориентирам «два», «пять» и «одиннадцать». Беглым, огонь!

– Яволь! – Голос связиста перекрыли отрывистые звуки команд минометного расчета.

А вскоре из-за обратного ската небольшой высотки послышались гулкие, отрывистые хлопки. В воздухе раздался протяжный вой и свист, а через секунду – грохнуло! Высокие фонтаны разрывов ложились плотно – как раз за передовой линией окопов немецкой оборонительной позиции.

За обратным скатом высотки минометные расчеты деловито, как муравьи, суетились у своих «адских труб».

– Oder 30 nach links! – 30 влево! – скомандовал наводчик у своей буссоли.

– Laden! – Заряжай!

Открыты ящики с боекомплектом, продолговатые оперенные мины перебрасываются с рук на руки минометного расчета, уходят в жерла труб.

– Werfer geladen! – Миномет заряжен!

– Feurbereit! – Готов к открытию огня!

Минометчики прикрывают уши ладонями.

– Feuer frei! – Огонь!

С гулким хлопком мина вылетает из гладкостенной трубы. Эти первые выстрелы – пристрелочные.

– Abgefeuert! – Выстрел произведен! – кричит один из минометчиков.

По разрывам пристрелочных выстрелов пошла и основная серия мин.

– 3 Schuss feurbereit! – К трем выстрелам готов!

– Feuer frei! – Огонь!

– 3 Schüsse Abgefeuert! – Произведены три выстрела!

– Feuer frei!

Минометчики бросали в жерла стволов один снаряд за другим. Мины не щадили ни своих, ни противника. Под огонь попали и бегущие немецкие солдаты, и преследующие их русские. Мясорубка. По-другому и не скажешь. Но все же снова ценой потерь, ценой огня по своим удалось остановить русских. После минометных залпов в дело снова вступили пулеметы. «Машингеверы» раскаленными потоками свинца косили тех, кто выжил после артналета.

Русские орудия и немногие уцелевшие танки тоже открыли разрозненный огонь. Они запоздало стремились поддержать жалкие ошметья пехоты в ее самоубийственном наступательном порыве. Но у русских не было должным образом налажено взаимодействие между родами войск. А потому и скоординировать огонь артиллерии они должным образом не смогли.

Когда рядом со штабным броневиком снаряд русских попал в стрелковую ячейку, Дитрих Шталльманн даже не пригнулся и не дрогнул. Вместо этого он выбрался из броневика и бросился к пулемету. Его расчет был убит осколками русского снаряда. Но сам Maschinengewehr-34 не пострадал. Рядом с оружием в лужах крови валялись располосованные тела, но гауптман даже не обратил на них внимания. Вместо этого он проверил пулемет, передернул затвор, установил прицельную планку и упер приклад MG-34 в плечо.

Дитрих Шталльманн выжал спусковой крючок, ощущая, как забилось стальное тело оружия. Темные силуэты в прицеле метались под ливнем раскаленного свинца. И падали, скошенные его стрельбой. Очень скоро пулеметная лента закончилась.

– Verfluchtische swein! – Проклятые свиньи! Тащите патроны!!! – На Дитриха было страшно смотреть: его лицо исказила жуткая гримаса, глаза чуть ли не выскакивали из орбит.

– Яволь, герр гауптман! – Сразу двое солдат бросились исполнять его приказание.

Вскоре смертоносная машина заработала снова. Дитрих Шталльманн стрелял и стрелял, водя раскалившимся стволом пулемета из стороны в сторону… Гауптман Шталльманн буквально сросся с ревущей машиной смерти. И на мгновение он даже почувствовал себя только лишь придатком к пулемету, маленькой деталью во всем этом гигантском механизме уничтожения. Маленьким винтиком, передающей шестеренкой между патроном и ударно-спусковым механизмом пулемета. И выпадет он по какой-либо вполне мелкой причине – например, чиркнет по горлу шальной осколок, и заменят его, Дитриха Шталльманна… Заменят другой такой же шестеренкой, другим винтиком, другим оловянным солдатиком… Как ни странно, сейчас он понял всю тщетность каких-либо усилий. Да, воевали люди, но что мог сделать одиночка в отношении этого механизма? Только беспрекословно выполнять чужую волю. Или – умереть.

Пока война была молниеносной, Дитрих Шталльманн не задумывался об этом. Поляки проявили упрямство на дипломатических переговорах по поводу Данцигского коридора. И в итоге Войско Польское было уничтожено за две недели, а страна – покорена. Французы, главные заводилы разграбления Германии по Версальскому договору, тоже поплатились. Ну, а потом машина войны стала перемалывать все новые и новые народы: Англия, Северная Африка, Балканы, Греция, Советский Союз…

И только здесь, под Москвой, когда «блицкриг» обратился в прах и деградировал до «мясорубки» Вердена, Дитрих Шталльманн задумался о смысле войны. Он так и не нашел ответов на свои вопросы и просто продолжал воевать. Прусская дисциплина, Устав Вермахта, личная доблесть «Der Helden an der Panzerwaffe» – героев танковых войск – вели его из боя в бой. И многие его сослуживцы, солдаты и офицеры Вермахта и СС, Люфтваффе и Кригсмарине, стали сражаться на огромной войне в соответствии с личными понятиями о чести, долге и достоинстве.

А вот русские сражались все вместе, ради единой цели – против самых безжалостных завоевателей. Красноармейцы воевали за свою Родину. И это был не пропагандистский лозунг, а суровая и вполне объективная реальность. Они умирали здесь сотнями, но все же продолжали атаковать!

Дитрих Шталльманн продолжал стрелять. До него не сразу дошло, что русские уже не наступают. Жалкие остатки их пехоты оставили передовую линию немецких траншей и откатились на исходные позиции.

– Feuerpause! – Огневая пауза!

– Яволь, герр гауптман!

В наступившей тишине слышались только стоны раненых на перепаханном снарядами и минами грязно-буром поле. Бедолаги, которых смерть немилосердно обошла, теперь мучились от ран и лютого мороза. Их тела коченели от ледяного дыхания сурового января и кровопотери. Люди умирали быстро.

Снег почти полностью растаял от взрывов и горячей человеческой крови. Целые ее ручьи текли по сырой земле и вязкими черно-бурыми лужами скапливались во все тех же воронках. И это не было преувеличением.

Везде, сколько хватало взгляда, только окровавленные коченеющие трупы. Och mein Gott! – О Боже! Что же за ад тут творится?!!

Вслед за первой последовало и еще несколько яростных атак. Русские уже шли в бой даже без поддержки танков. Их пехота перла на подготовленные позиции с упорством фанатиков. В этот раз солдаты гауптмана Шталльманна устояли, хоть и потеряли довольно много людей от ответного огня большевиков. Убитых и раненых вынесли из окопов санитарные команды. Погибших у пулеметов и орудий сменили другие солдаты.

Русские прорвались восточнее, на правом фланге. Оборонявший там позиции второй батальон Силезского полка был полностью смят и раздавлен. Войска Красной Армии сосредоточенным ударом взломали передовые укрепления Вермахта, но за сутки смогли пройти только четыре километра.

Jetzt ist alles aus! – Теперь все кончено! Ржевско-Вяземская «мясорубка» перемолола еще одну порцию пушечного мяса с обеих сторон…