11.10.1918. Погода резко изменилась, и опять стало значительно теплее, хотя конечно, не так как было раньше, до грозы. Ветер по-прежнему сильный, но так можно хотя немного прийти в себя от этих холодов. Мы уже было совсем отчаялись в том, что хорошая теплая погода может вернуться. С этого дня начались занятия в нашей батарее. Юнкер, вольно определяющийся и добровольцы по утрам занимаются пешим строем, затем теорией. Пешим строем командует шт.-кап. Дзиковицкий, и ему в помощники даются поочередно младшие офицеры. Для офицеров тоже с этого дня установлены занятия по теории. С нами занимается капитан Слесаревский⁴³. Занятия продолжаются с 11–12 через день, и особой пользы от них я не жду. Мы с Андреем несколько дней тому назад сами начали почитывать артиллерию, но здесь беда с руководством; почти никаких нет ни у кого книг. О регулярных занятиях, кажется, и думать не приходится.

Дни здесь удивительно короткие, в 4 часа уже темно, а керосина у жителей станицы почти нет. У наших хозяев хотя и есть и лампа и керосин, но все-таки вследствие общего недостатка этих предметов приходится лампой пользоваться по возможности меньшее количество часов. Днем же постоянно заходит то один, то другой, так что, с одной стороны, делать совершенно нечего, а с другой, для чего-либо серьезного нельзя найти в течение всего дня даже пары часов, в которые можно было бы спокойно позаниматься.

12.10.1918. После продолжительных боев на Армавирском направлении наши части сегодня в третий раз заняли город Армавир. В этом направлении нам определенно не везет. Армавир и Невинномысская – это два таких пункта, которые всё время берут и отдают. На этот раз большевики обошлись довольно мягко с оставшимися в городе жителями. Говорят, что за всё время их последнего пребывания в Армавире не было особых расстрелов и безобразий. Пострадали только дома и имущества тех армавирцев, которые ушли вместе с Добровольческой армией перед сдачей города. В таких домах они разграбили и переломали решительно всю обстановку.

Поговаривают о том, что союзники в качестве представителя от России на мирных переговорах решили признать представителя от Добровольческой армии. Если это действительно так, то нужно считать, что с этого момента наша армия получает общегосударственное значение; отсюда понятно, почему Украина уже начинает заигрывать с нами. Всё время ждем появления союзников в Черном море, но пока определенного ничего не слышно.

Относительно Могилева я узнал, что там пока что находятся немцы. Это до некоторой степени меня немного успокаивает, хотя все-таки положение Могилева остается неопределенным. Очень жаль, что ни оттуда, ни из Москвы нет никаких известий.

13.10.1918. Здесь у жителей станицы какая-то особая страсть снимать покойников в гробу. В редком доме не встретишь фотографию с покойником, висящую на стене. Сегодня в первый раз как хоронили молодого молоканина. Впереди несли крышку от гроба, затем в толпе гроб на высоте пояса, без священника, конечно, и пели что-то такое протяжное и заунывное, но что – разобрать было совершенно невозможно. Это пение великолепно воспроизводил Василий Сергеевич Неручев⁴⁴, делопроизводитель нашей батареи. Он говорил, что если бы это были не похороны, то он обязательно присоединился к этой компании и подтягивал бы им. Вообще, нужно сказать, что он очень веселый и остроумный комик, и вообще очень симпатичный человек, хотя сначала совсем и не кажется таким. Все в станице его знают под именем «Васенька», и он тоже успел во время своих вечерних похождений, со всеми перезнакомиться, и как он сам выражается, «со всеми тут любовь крутил».

14.10.1918. Появились слухи, что большевики совершенно разгромили Астраханскую армию. По некоторым сведениям, отряд Жлобы, который оперировал против нас на Ставропольском направлении, зашел им в тыл, сбил их к какому-то болоту, окружил и чуть ли не всех перебил. Передают, что Астраханцы мужественно защищались и умирали c криком: «Да здравствует император». Не знаю, насколько это всё верно, но все-таки то, что Астраханцев, если не совcем разбили, то во всяком случае очень сильно потрепали, кажется, придется принять за достоверный факт. Таким образом, армия, которая формировалась с согласия немцев и на немецкие средства, потерпела, тоже по расчету тех же немцев и с их помощью, крупное поражение. В этом и состоит их политика в русских делах: бей друг друга и истекай своею кровью. Я понимаю, что можно помогать формироваться армии, поставившей себе целью борьбу с большевиками. Но помогать этой армии и одновременно с этим помогать большевикам разбивать эту армию – это уж совсем гнусно. Даже в международной политике нельзя преследовать только свою личную выгоду, не сообразуясь ни с чем.

15.10.1918. Несколько дней тому назад начались довольно серьезные бои под Ставрополем. Большевики очевидно получили подкрепление из России и начали довольно сильно нажимать на нас. Здесь они впервые провели ночную атаку. Говорят, что ракет у них появилось громадное количество, и они пускали их всё время. Сначала они было близко подошли к Ставрополю, потом наши отогнали их сразу на 18 верст, но потом все-таки должны были отойти и очистить Ставрополь. Там остались склады обмундирования: 25 тысяч полушубков, 20 тысяч пар сапог, сукно и многое другое. Волей-неволей будешь возмущаться. Все сидят без теплой одежды, ходят черт знает в чем, сапоги у большинства совсем без подметки, а тут держат в Ставрополе для чего-то такие склады, да еще не успевают ничего вывезти – и всё остается большевикам. Денег тоже ни у кого из нас нет. За всё это время ни разу не получали, если не считать аванса в 60 руб. в начале сентября, и когда получишь, еще ничего не известно. По всем признакам, эти интендантства, как и чиновники, работают точно также, как и в германскую войну, не считаясь ни с чем.

Опять потянулись беженцы из Ставрополя, а беженцы из Армавира начали возвращаться туда. Несчастный народ эти мирные жители, всё время им приходится уезжать, когда напирают большевики. Мало того, что им приходится испытывать волнения и лишения во время таких переездов, так они в большинстве случаев при возвращении находят всё свое покинутое имущество совершенно разграбленным. Но, спасая свою жизнь, волей-неволей приходится бросать все свои вещи.

16.10.1918. От нечего делать играли небольшую пульку в преферанс. Многие офицеры – от скуки или от чего другого – довольно часто ездят в хутор Романовский. Я же всё время сижу довольно плотно на месте. Не знаю, почему-то совсем не хочется никуда ездить: с одной стороны, совершенно нет денег, а с другой, не вижу в этих поездках ровно никакого удовольствия. Интересно то, что для поездок в Романовский большею частью пользуются случайными посторонними подводами, которые направляются туда. Днем таких подвод туда и обратно довольно много, и они получили у нас название «трамвай», которое стало почти официальным термином в нашей батарее.

Михаил Петрович Пользинский всё время скулил, надоел уже порядком, теперь получил отпуск домой и пристает ко всем за деньгами. В таком положении он мне кажется смешон, потому что у него нет никаких важных причин, заставляющих его ехать. Но вообразите себе человека, которому необходимо спешно съездить хотя бы домой и он не может выехать и поехать из-за отсутствия каких-то 50–100 рублей. Такое положение действительно ужасно, и в нашей батарее его нельзя никак поправить, потому что ни у кого нет денег. Михаил Петрович достал у прапорщика 25 рублей, и больше нигде не смог, и так как ему, чтобы доехать до Геническа, нужно было бы, по меньшей мере 50–60, то он принужден пока не ехать.

17.10.1918. Сегодня наконец получил жалованье за сентябрь. Все и мы с Андреем прямо воспрянули духом. Просидеть столько времени совершенно без гроша не совсем приятно. Андрей лечил себе зубы в хуторе Романовском, но так как ему нечем было платить, то перед концом он должен был временно прекратить это занятие и, пока не получили жалованья, не показываться зубодерше. Заболела в этот день испанкой наша хозяйка, и нам предстоит не очень интересное время, так как кроме нее никто в доме готовить не умеет, и вся стряпня и варка моментально остановились. Андрей с большим стараньем и вниманием начал ее лечить с целью скорее поставить на ноги.

18.10.1918. Уехал наконец в отпуск Михаил Петрович и, судя по его последним разговорам, можно ожидать, что он больше не вернется. Он жил у той же хозяйки, у которой раньше помещался Тимченко, и сам больше всех возмущался, что тот ничего не заплатил ей за 6 дней, а теперь сам почти за месяц предложил ей 12 рублей 50 копеек (купон) и говорил еще, что она осталась довольна. Нет ничего удивительного, что в некоторых местах жители остаются недовольными Добровольческой армией. Что можно ожидать от солдат, когда сами офицеры выкидывают такие штуки. Кроме этого номера поручик Пользинский вывернул еще другой, не менее некрасивый. Несмотря на то, что он получил деньги, он, располагая целыми 24 часами времени, не мог отдать те 25 рублей, которые за 2 дня перед этим одолжил на поездку у поручика Щелкунова. Забыть об этом он не мог, потому что об этом обстоятельстве ему несколько раз напоминали. В общем, народ пошел аховый, так что даже в компании своих офицеров волей-неволей приходится держать ухо востро. Ну и времена… Буквально все распустились и разболтались.

19.10.1918. Несколько дней тому назад нам пришла в голову мысль воспользоваться временно теми охотничьими ружьями, которые отобрали у иногороднего населения и хранятся здесь на складе в крепости, и немного поохотиться. Мы в этом отношении сразу же предприняли шаги и после целого ряда хождений по разным управлениям из-за обычной российской канцелярщины получили наконец сегодня разрешение взять на время для охоты по ружью. Но после того как мы явились в крепость с соответствующей бумажкой и осмотрели все эти ружья, то оказалось, что буквально ни одного из них нельзя выбрать, так как все они были лишь сплошной хлам. При всём желании нельзя было найти даже ни одной целой шомпольной одностволки.

На дворе в крепости стояли две довольно новые походные кухни; соответствующей заменой частей и винтов Андрей из этих двух кухонь составил одну, вполне исправную, и обменял ее на нашу старую. Таким путем наша батарея стала обладать вполне приличной кухней.

20.10.1918. Еще в то время, когда у нас не было денег, Андрей всё время говорил о том, что хорошо было бы хотя бы раз как следует поесть чего-либо мясного и сытного. Мучная пища его, как и меня, не совсем и не всегда удовлетворяла. Он в выборе блюда почему-то остановился на гусе и всё время мечтал о нем. Теперь, получивши деньги, мы могли превратить эту мечту в действительность. Хозяин наш поехал в хутор Романовский, и мы просили его купить гуся, а если гуси будут на базаре неважные и дороги, то поросенка. Он привез нам поросенка, довольно жирного и плотного, за 15 рублей. Зарезать этого поросенка мы просили хозяина, но он эту операцию проделал очень неудачно: во-первых, несколько раз дорезал его, а во-вторых, когда он его принес в кухню, по-видимому, уже совсем мертвого и положил в лоханку, чтобы обдать его кипятком, то поросенок выскочил из лоханки. Пришлось еще раз дорезать. Тем не менее, мы в этот день очень плотно пообедали и поужинали этим самым поросенком, причем оба раза ели его в кухне, а не в своей комнате, чтобы кто-нибудь из случайных посетителей во время обеда не мог бы к нам присоединиться.

21.10.1918. От нечего делать и от других непонятных причин почти все офицеры начали грызть эти несносные семечки. Здесь кроме наших обычных и белых тыквенных, очень сильно распространены сушеные арбузные семечки. Буквально все ходят и сидят и щелкают эту дрянь, от которой довольно-таки трудно отвязаться. Гуляя сегодня, я невольно обратил внимание на то, что несмотря на глубокую осень, холод и очень сильные ветры, здесь до сих пор на всех деревьях еще очень много листьев. Удивительнее же всего то, что эти листья сохраняют еще до сих пор вполне зеленую окраску и только кое-где слегка начинают светлеть. Кстати скажу, что здесь растут исключительно только одна акация и фруктовые деревья, других же пород в станицах мне пока еще не приходилось видеть. Мы с Андреем и прапорщиком Лукиным ходили сегодня в крепость пострелять в тире и испробовать наши винтовки. Результаты этой пробы были не особенно важные, так как теперь почти все винтовки запущены и расстреляны. У меня в винтовке во время стрельбы разорвался патрон, и прорвавшимися газами мне обожгло лоб, причем довольно много порошинок застряло в коже на лбу. Одно счастье, что глаза не пострадали.

22.10.1918. Утром Андрей раздобыл карабин австрийской работы. Его нашел какой-то мальчишка в канаве во дворе против нас и собирался уже нести его в станичное управление, а тут Андрей и перехватил этот карабин, который в настоящее время достать довольно затруднительно. Карабин совсем новый, только слегка заржавлен, и он принялся его сейчас же чистить.

У меня собралась небольшая компания, и мы сочинили пульку в преферанс. Вечером зашел к нам полковник Шеин⁴⁵, и мы устроили с ним вторую пульку. Вообще нужно сказать, что у нас в доме, почти каждый день, собирается компания; иногда играем в преферанс, а то так сидим и разговариваем, и нужно сказать, что в большинстве случаев, всегда ведется собеседование на научные и серьезные темы. Сами же мы редко к кому ходим.

23.10.1918. Газеты принесли известия о перемирии между Турцией и союзниками. Участь Болгарии постигла и Оттоманскую империю. Условия, которые предложили ей союзники, отнюдь не являются для нее почетными и говорят о полной ее капитуляции. Дарданеллы открываются для прохода союзнической эскадры, и наша армия в недалеком будущем получит самую действенную поддержку от наших союзников. Только одна Добровольческая армия имеет право называть Державы Согласия своими союзниками, потому что за всё это время грозных и переменчивых мировых событий оставалась верна им и не переменила своей ориентации. Теперь, когда Германия стоит на пороге своего разгрома и находится накануне своего собственного «Бреста», не мудрено всем другим начать говорить о союзнической ориентации. Но вправе ли все они будут назвать Державы Согласия своими союзниками, если они во время успехов Германии устремили на нее свой взор. Этого нельзя сказать только про Добровольческую армию, и поэтому естественно, что она ждет от своих союзников самой широкой и действительной помощи.

В Австрии и Болгарии развивается революция, и эти государства начинают идти по знакомой нам дороге советов и прочих революционных комитетов.

24.10.1918. Наконец уехала Людмила Васильевна в Армавир; она почему-то боялась ехать, ей его положение казалось непрочным. Два дня тому назад она пришла к нам со слезами на глазах и жаловалась, что ее выгоняет хозяйка. С одной стороны, было ее жалко, как беззащитное существо, а с другой стороны, если подумать, то ей здесь совсем-таки незачем сидеть. Андрей прикрикнул на ее хозяйку и порекомендовал ей во избежание неприятностей несколько осторожнее обращаться с барышней. Тем не менее, Людмила Васильевна решила, к нашему общему удовольствию, уехать, потому что никому нет особого интереса брать на себя заботу об этой барышне. За это время, как мы услышали, умерла ее мать. Сестры, привезенные Ивановым, тоже уехали несколько раньше, и таким путем наш взвод освободился от не совсем желательного постоянного дамского общества, которое всех стесняло.

25.10.1918. Прочел сегодня в «Приазовском Крае», что 17 октября состоялась передача г. Могилева-губернского советской власти по какому-то дополнительному договору. В газете «Россия» было даже сказано, что большевики вошли в Могилев церемониальным маршем с музыкой. Таким образом, мое волнение хоть и было преждевременным, но оказалось не напрасным.

Как тяжело и печально знать, что судьба и жизнь твоих близких, как в Могилеве, так и в Москве, находятся в руках этих извергов, которых я при всем желании не могу назвать даже людьми. Положение их, безусловно, отчаянное, но помочь ничем и никак нельзя, остается только желать, верить и надеяться, что всё может обойтись благополучно – конечно, до известной степени. Когда же больше вдумаешься в это положение, то прямо страшно становится.

26.10.1918. Среди германских солдат, расквартированных на Украине, происходят довольно сильные волнения, начинает пахнуть от всех этих сообщений чем-то революционным. Последние сообщения с французского фронта говорят о полном разгроме австро-германских армий, и это обстоятельство еще более усиливает волнения и беспорядки внутри Германии. Близится и для нее час расплаты за русский большевизм и страдания сотен тысяч русских интеллигентных людей. Они производили у нас на Украине запись в красную гвардию и церемонились всё время с большевиками, теперь это можно порекомендовать им самим. С одной стороны, мне бы самому хотелось, чтобы они немного поближе и поосновательнее познакомились с этой прелестью, которую они без всякой совести разводили и поддерживали у нас, а с другой, – все-таки неприятно видеть власть темной массы где бы то ни было. С некоторых пор у меня каждый день сильно увеличивается и растет против большевиков такого сорта озлобление, которого я раньше не замечал. Раньше я готов был бороться и просто уничтожать их, так как людям такого сорта нет места на земле, теперь же по отношению к ним я замечаю в себе некоторые признаки кровожадности, под влиянием чего я способен на самое дикое обращение с ними.

27.10.1918. У большевиков появилась целая серия новых комиссаров, так например, они додумались до «комиссара паники» и «комиссара дезертиров». Прапорщик Отченашев ездил в имение Мяснянкина, расположенное недалеко от станции Овечка. Отец его служил там управляющим. Он рассказывал, что там везде – в доме, на огороде и в разных сараях и на стройках – валяются трупы большевиков, умерших от ран. В нашей армии санитарная и медицинская помощь налажена очень слабо, так как почти нет перевязочного материала и медикаментов, а у большевиков совсем абсолютно ничего нет, и раненые довольно редко выживают, в особенности теперь, когда благодаря холодам они застуживают свои раны; таким образом самые легкие раны влекут у них за собой в большинстве случаев смертельный исход. Страшно много гибнет их, но еще много больше их остается, и по своей численности они превышают нас в этом районе. Но, несмотря на это успех в военных операциях всё время склоняется на нашу сторону, хотя и у нас бывают временные неудачи. За последнее время их усиленно выпирает Добровольческая армия из пределов Кубанской области; это очищение идет довольно успешно; жаль только, что нам не повезло под Ставрополем в боях 15–16 числа. Но что же делать, если у нас не хватает сил; если мы сильно нажимаем в одном месте, то волей-неволей приходится ослаблять фронт в другом. Говорят, на этих днях, когда генерал Деникин объезжал фронт на Ставропольском и Армавирском направлениях, то он сказал: «Я вам натяну кожу, а то она больно коротка стала; натяните в одном месте, так она рвется в другом, натяните во втором, тогда она порвется в первом».

28.10.1918. Сегодня уехала компания из 7 офицеров из нашей батареи. Они перевелись на бронированный поезд к полковнику Гонорскому⁴⁶. Среди них уехали Влад. Влад. Булгаков, Сапежко, «прощелыга» Шульман, пор. Выдренко, капитан Головач⁴⁷; с остальными же двумя, подпор. Шпаковым и пор. Гросбергом⁴⁸