– Это восковая фигура Петра Первого, которую горожане иронично называют чучелом царя. Окутана ореолом загадок. По одной из версий он оживает только по ночам, но многие утверждают, что, свели знакомство с императором днём. Как и мы, только что, – добавила она и продолжила пояснение: – По их словам, восковой правитель вставал, кланялся и указывал на дверь, видимо, хотел сказать, что пора бы и честь знать. Внутри фигуры действительно спрятаны шарниры, которые позволяют сажать её в кресло и ставить на ноги. Но никаких механизмов, которые приводили бы её в движение, реставраторы не нашли. И ещё, все эти посетители были необычными людьми, как Распутин или Вольф Мессинг, например. Я простой человек, значит кто-то из Вас. Ты Василиса, наверное. Признал тебя за ровню Пётр, – добавила она и посмотрела на Лису восхищённо.

Я про свою необычность, конечно же скромно промолчал.

Когда мы вышли, то перед дверьми скопилась приличная толпа народу. Но никто ничего нам не сказал. Видимо наш вид «полного изумления» говорил всем, что мы удостоились внимания Императора, а значит мы люди не простые, раз он нас отметил.

Музейные служки, две бабушки «божьи одуванчики», светясь, смотрели пытливо на Марию Фёдоровну. Та им только кивнула, мол «было». Те тоже с важным пониманием ответили кивками.

– Значит, копилка слухов пополнилась ещё одним случаем, – подумал я.

Переполненные эмоциями от соприкосновения с красотой и вечностью, мы покидали этот Храм искусств и истории, в надежде ещё когда ни будь снова сюда вернуться. Ведь ещё столько загадок хранит он в себе.

В машине, по дороге в гостиницу, Мария Фёдоровна обещала нам в следующий раз показать египетскую женщину-сфинкса, переносящую души в прошлое и назад, гробницу самого Гомера и даже таинственный подземный ход из Зимнего в особняк самой Кшесинской.

Женщина-сфинкс меня заинтересовала, а вот Гомер с подземным ходом не очень. О Гомере я знал мало, в основном о его исторических-легендах, про Кшесинскую вообще впервые слышал. Но сил спрашивать уже не было, ни у меня, ни у Лисы. Поэтому, мимо Петра Iна коне, прозванного «Медным», мы проехали молча, просто констатировав, что он на указанном гидшей месте.

Тепло распрощавшись с Марией Фёдоровной и заверив ту, что если нам захочется ещё куда то сходить, то мы ей непременно позвоним, мы с Василисой направились в ресторан гостиницы Астории.

Там у нас был оплачен обед. Надо сказать совершенно не дорого. Да оно и понятно. В такие шикарные рестораны обычно ходят вечером. Вот для привлечения дневных клиентов тут и ввели «дневное меню».

Нас встречал швейцар в ливрее на входе, затем гардеробщик в форменном сюртуке, выйдя из-за своей стойки, поприветствовал нас и помог нам снять верхнюю одежду и обменял нам её на номерки и на два гривенника «чаевых». Внутри зала ресторана нас встречал метрдотель. Тоже одет в форму.

Так как талоны на посещение ресторана мы предъявили при входе, то никаких лишних вопросов не последовало, и он нас провёл в одну из кабинок, из которых состояла вся правая сторона зала. Они были закрыты портьерами из бордового панбархата

К стандартному комплексному обеду я дозаказал бутылочку сухого вина.

Пока ждали заказ, сидели с Лисой и рассматривали интерьер ресторана. Он впечатлял своей вычурностью, стенами покрытыми полированным красным деревом, удивлял лепниной и херувимчиками или ангелочками, а скорее всего это были амурчики.

– Молодые люди, как Вам у нас?, – спросил нас седой усач в красной ливрее, подошедший незаметно.

– Да нормально, дедушка, – ответила равнодушным тоном Василиса.

– А Вы знаете, что оснащение «Астории» в момент её открытия в 1912 году было настолько добротное и современное, что ремонт зданию не требовался в течение десятков лет? Даже революция и блокада Ленинграда, хоть и ранили, но не убили крепкую «Асторию». Кухня ресторана оборудована по последнему слову техники. Есть даже лифты для блюд и посуды. Имеются погреба: малый – для вин на «каждый день» – и большой для хранения вина в бочках и бутылках. Сделанная на заказ посуда служит, как и стены здания, многие десятилетия. Это касается не только серебряных столовых приборов и ведерок для шампанского, но и фарфора, и хрусталя. Нашу посуду можно увидеть в фильмах о Шерлоке Холмсе, – поведал дедуля важным тоном.

Фильм о сыщике был моим одним из любимых, особенно сцены с завтраками и обедами, «…Ваша овсянка, сэр !».

Василиса с заметно большим интересом стала рассматривать ресторан, а наш добровольный гид продолжил:

– Наш ресторан был и есть одним из самых модных мест Петербурга и Ленинграда. В «Астории» встречался и обедал бомонд и довольно одиозные личности. Такие как Григорий Распутин, который вообще был частым гостем ресторана, провел как-то здесь ночь с княгиней Долгорукой, женой камер-юнкера высочайшего двора. И об этом, к несчастью для последнего, стало известно всему свету. Кстати, официанты, которые обслуживали Распутина, продержались на своей работе удивительно долго. Я один из них, – сообщил потрясающую новость этот мастодонт ресторанной истории, чем вызвал у нас к его рассказу неподдельный интерес.

– А, что ещё интересного тут происходило?, – спросила Василиса с искренним любопытством, понимая, что снова прикоснулась к истории.

Старик приосанился от внимания к нему юной нимфы и как бы скинул со своих плеч ещё с десяток лет, в добавок к тем, от которых его бережёт оберег таинственного Распутина и начал свой рассказ:

– Благополучный период «первой жизни» ресторана и отеля, неотъемлемой частью которого он является, длился всего четыре года, да и то был омрачен первой Мировой войной. Тогда «Астория» стала военной гостиницей и принимала только высших офицеров. В Февральскую революцию здание было расстреляно пьяными солдатами. Собственно, на весь 1917 год, взрывы, выстрелы и солдатня стали обычным явлением для «Астории». Летом, например, здесь разместился штаб Корнилова, и большевики предприняли кровавый штурм гостиницы. После Революции страсти поутихли. Вожди «нового мира» превратили «Асторию» в респектабельный «Первый Дом Петросовета» и зажили здесь в комфорте со своими семьями. В 1926 году «Астория» снова стала гостиницей, перешла под управление общества «Интурист». Здесь тогда останавливался фантаст Герберт Уэллс. Своим повышенным интересом к дамам Уэллс был известен не меньше, чем «Войной миров». Так что его проживание в «Астории» не обошлось без амурных историй и даже любовных треугольников. Одним из их участников угораздило стать даже пламенного Буревестника и меня. Но это отдельная история, – хмыкнул в свои усы рассказчик.

– Ну пожалуйста, хоть немножечко, – заканючила слезливо Василиса.

Семёныч, как он представился, нехотя согласился и продолжил:

– Мурка её звали, дворянка по происхождению и разрушительница мужских сердец по призванию, была секретаршей и любовницей нашего Буревестника. Она изменила ему с Уэллсом еще в первый его приезд в Россию в 1920 году. Причем случилось это прямо в доме великого пролетарского писателя. Многоугольники Мурки, Буревестника и Уэллса продолжалась 16 лет, до смерти писателя. За это время она успела завести еще несколько романов…, тут снова дедушка хмыкнул, – и затем она вышла замуж за одного эстляндского барона и уехала в Америку.

Рассказ на время прервался, а мы смотрели на человека в ливрее, как будто в саму историю.

Он для вежливости кашлянул, чтобы вывести нас из ступора и продолжил:

– Во время блокады Ленинграда в отеле устроили госпиталь для писателей, художников и музыкантов. Откармливали у нас в ресторане, чтобы сберечь от гибели цвет нации, как тогда говорили. Направление сюда можно было получить только у заведующего Ленгорздравотделом. Одна из самых известных историй про «Асторию» такова: Гитлер собирался устроить здесь банкет по случаю своей победы. Даже распорядился напечатать пригласительные билеты. Так или иначе, но «Асторию» немцы во время своих авианалетов на Ленинград не бомбили. После войны, в наспех отремонтированном здании, снова начали принимать постояльцев. «Астория» стала престижной советской гостиницей и рестораном с соответствующим набором обитателей: фарцовщиками, интердевочками, номенклатурными командировочными и секретарями всяческих творческих союзов. Но и по-настоящему интересные люди хранили верность «Астории». Например, Александр Вертинский…

Тут Семёныч прервался и говорит:

– Вам уже несут обед, а мне пора…

Мы непроизвольно посмотрели в сторону кухни через просветы в шторах, а когда взглянули на старика … то на том месте, где он стоял, только бархатная шторка колыхалась.

– Да, шустрый старик… Это ж сколько ему лет то должно быть?, – задумчиво спросила Василиса.

– Должно быть не меньше девяноста, а по виду больше шестидесяти не дашь, – с сомнением я ей ответил.

Тут нам и действительно принесли наш обед и вино, и мы принялись отдавать должное кухне знаменитого ресторана.

Я с удовольствием констатировал, что под таким непрезентабельным названием, как «комплексный обед», скрывались настоящие шедевры кулинарного искусства. Вроде бы и названия обыденные: салат «Витаминный», мясная солянка, шницель «по – министерски», жаренная картошка. Но это были «произведения искусств и с виду, и по вкусу. Салат был из свежих огурцов и помидоров с зеленью, но так вычурно нарезан и разукрашен, что просился на холст, в виде натюрморта. Не говоря о запахе тмина и кукурузного масла. Солянка была настоящей, то есть на мясном бульоне, с обжаренными кусочками почек, копчёностей и дольками сосисок, с маслинами и лимончиком, с ложечкой сметаны. Шницель ни чем не напоминал столовскую котлету, а наоборот, сам собой в мозгу вызывал это кулинарное название – шницель. Даже приставка «по – министерски» его не испортила, вернее, он в ней просто не нуждался. Жаренная картошка, была по настоящему картошкой и по правильному пожаренной. Вроде ничего сложного. Но вот в других местах у них выходит такая себе пригорелая мягкая субстанция. А здесь с хрустящей корочкой каждая её соломка и внутри рассыпчатая сладкая мякоть. Даже хлеб был свой, то есть, вот только с пода печки. А соус к шницелю можно было подавать отдельно, и свободно съесть с ним хоть газету.

По общему согласию с Василисой, обед был оценён нами на пять с плюсом. Но десерт мы решили заказать у себя в Англетере, тоже не менее легендарном ресторане нашей гостиницы.

Уходя, я спросил у гардеробщика, который помогал нам облачиться в наши одежды:

– А, куда поделся пожилой официант в красной ливрее?

– Какой пожилой, да ещё и в красной ливрее? Нет у нас таких, Вашбродие, – удивился тот.

– Да мы с ним разговаривали. Разве Вы не видели? Он стоял возле нашего кабинета. От сюда вон видно, – не унимался я.

– В ливрее красной?, – уточнил метрдотель, который слышал наш разговор.

– Да. А Вы его видели? Возле нас стоял, – обрадовался я.

– Нет, мил человек. Не видел. Но знаю его, – ухмыльнулся тот.

– А, как так. Видеть не видели, а знаете?, – удивился я.

– Дааа, повезло значит Вам товарищ-барин и Вам мадмуазель, с самим Семёнычем знакомство свести, – закрутил себе усы метрдотель, от чего очень стал походить на Чапая из фильма.

– А, что тут такого?, – с лёгким пренебрежением спросила Василиса.

– Так это ж привидение !, – с ходу нас огорошил уже швейцар, который подошёл к нам и прислушивался к разговору.

– Как привидение? Мы с ним минут десять говорили, как вот с Вами. Он нам разные истории рассказывал про «Асторию», – с недоверием и подозрением на розыгрыш я переспросил.

– Дааа, давно он не являлся, – протянул метрдотель. – Последнему этому, как его. Шахматисту, чемпиону нашему. Даже в шахматы с ним играл, – продолжил удивлять нас он.

– Потом тот прибегал и его искал. Всё повторял, что старик ему «габит» какой то показал, как разыграть, и он поэтому выиграл. И не верил, что с приведением играл, – добавил швейцар.

– Да, даже директора пришлось звать, чтобы тот подтвердил про приведение, – вспомнил подробность метрдотель.

Потрясённые ещё одной встречей с духами Питера мы пришли к себе в номер. Там всё было убрано за исключением одной мелочи. На прикроватном столике лежала салфетка. На салфетке была строка:

«Василиса, Василиса, ты искусная актриса

И Волконской ты под стать…

Император Всероссийский соизволил даже встать…»

Ни я, ни Василиса не обратили ни неё внимание. Внимание на неё обратил официант, который принёс нам кофе, десерт и фрукты.

– Оооо, давно Серёжка никому стихов у нас не посвящал, – сказал он, подмигнул нам и вышел, улыбаясь.

На его слова мы тоже не обратили внимание. Я лично подумал, – что каком то местному ловеласу Серёже понравилась моя Василиса и он через горничную оказал ей внимание таким вот престарелым образом.

После сытного позднего обеда, мы решили немного вздремнуть перед походом в театр.

Проснувшись в шесть вечера, мы заторопились в следующий пункт нашей программы «Мариинку» или «Кировский».

Чтобы не бродить по сумеркам и не заблудиться, мы вызвали, через дежурного гостиницы, такси. Хотя тут идти, если знаешь куда, десять минут. О чём нам сообщил недовольный таксист. В Ленинграде действовала европейская система службы такси. То есть, ты сообщал при заказе только адрес, от куда тебя нужно забрать, а место назначения сообщал уже при посадке непосредственно воителю. Таксист не имел права отказать, если он не хотел лишиться разрешения на работу. Его можно было лишиться и за меньшее. Например, если набирал мало балов, которые зависели от оценок, что выставляли тебе пассажиры.

Так вот, через три минуты мы выходили перед знаменитым Питерским театром. Я понятия не имел чем он так знаменит и что сегодня тут будут для нас демонстрировать. Но толпы людей вокруг него и тут же посыпавшиеся на нас с Василисой вопросы «нет ли у нас лишнего билетика?» говорили сами за себя. То есть и театр высший сорт и дают тут сегодня не туфту.

Наш путь лежал к служебному входу, где нас ожидали и должны были провести небольшую экскурсию и затем в наше ложе. Для этого мы обошли толпу у центрального входа и с правой стороны обошли сам театр. Ну так мне представилось, где этот служебный вход должен быть.

Стоило нам завернуть за угол обратной его стороны, как мы оказались на пустынной улице, а на обратном фасаде театра призывно для нас горел довольно тусклый светильник над служебным входом. Куда я и Василиса быстро направились. Так как время поджимало. Вошли с улицы в предбанник, тоже довольно тускло освещенный. Вернее, свет там давала только настольная лампа на столике при входе, за которым сидела благообразная старушка-билетёрша, – так по крайней мере у меня всплыло в голове от её вида.

– Опаздываем молодые люди, опаздываем, – удручённо она нас по доброму пожурила, рассматривая внимательно своими чуть озорными глазками.

– Добрый вечер, – почти одновременно с Василисой мы с ней поздоровались.

– Добрый, добрый. Вот, возьмите программки, – и протянула нам яркие буклетики.

– Бинокли не желаете? Не дорого, по пятаку за штуку. Но с возвратом. Тут оставите. Если меня не будет, – предложила нам билетёрша.

– Конечно, – я согласился и протянул ей гривенник за два бинокля.

– Приятного просмотра, – проговорила она нам в след и как будто из колодца, долетел её голос. Но мы внимания не обратили, так как уже быстрым шагом шли в фойе очередного Храма искусств, помятую, что театр начинается с вешалки, а продолжается в буфете, ха-ха.

Уже почти у гардероба нас нагнал лысоватый мужичок в несколько потёртом фраке.

– Вы из Англии?, – спросил он нас, запыхавшись.

– Из Аглетера, – поправил я его, удивлённо.

– Ну да, ну да. Добрый вечер ! Рад приветствовать дорогих гостей. А, как Вы прошли?, – спросил он озадаченно.

– Добрый вечер, – хором мы с ним поздоровались и я ответил:

– Так через служебный вход, – и кивнул в сторону, от куда мы пришли.

Он удивлённо тоже туда глянул и говорит:

– Вы что-то путаете, молодые люди. Тот давно уже не работает. У нас есть прекрасный, светлый, новый служебный вход, слева от главного, – и кивнул в противоположную сторону.

– Да ничего мы не путаем, – начал я насторожено.

– Вот и программки с биноклями, – подключилась ко мне Василиса и протянула их нашему новому знакомому.

Он посмотрел на них и взял одну программку и бинокль в руки и усмехнувшись сказал загадочно:

– Опять бабка Соня шутит. Вот гляньте на год.

И протянул мне программку назад. Сейчас она не выглядела так ярко, как там. И было видно, что ей место в музее или архиве. Надпись на ней вообще бросила в дрожь: «изд. Ленпечать ноябрь 1941г.».

– А, кто такая бабка Соня? И что это у неё за шутки такие?, – спросила вполне резонно Василиса.

При этих словах наш новый знакомый спохватился, принял ровную осанку и молвил хорошо поставленным голосом конферансье:

– Извините. Разрешите для начала представиться, заворг «Кировского театра» Леопольд Казимирович…

– Ха-ха-ха, – рассмеялась совершенно некстати Василиса и ещё и добавила, – как кот из мультика.

Я тоже не смог удержать улыбку, так как ко всему ещё и разглядел довольно внушительных размеров повязанный у того на шее театральны бант. – Ну вылитый Леопольд, – подумал я.

А Василиса не остановилась и продолжая хохотать, произнесла известную фразу:

«Ребята, давайте жить дружно !».

От задорного смеха Лисы наш Леопольд тоже улыбнулся и неудобный момент был пройден.